— Да ладно тебе, — Туман притянул ее снова. — Пошли, — встал и настойчиво потянул ее в закуток, маленькую комнатенку, скрытую от глаз и использовавшуюся для интима.
Она пожала плечами и отправилась за ним.
Ценность наводки, которую дал Тюрьма, была даже не в информации о том, где живет барыга и когда у него должны быть деньги. Важнее всего было знание волшебного слова, которое послужит ключиком к хитроумному замку этой массивной металлической двери, а так за нее без динамита смешно даже пытаться проникнуть.
Барыга проживал в трущобного вида пятиэтажке, затерявшейся среди вознесшихся ввысь новостроек в Западном Чертанове Туман, увидев этот серый, в цементных заплатах и швах дом, сперва даже усомнился:
— В этом клоповнике барыга живет?
— А чего ему, в Кремле жить? — возмутился куда более искушенный в жизни Тюрьма.
Туману почему-то представлялось, что крупный барыга обязан проживать в роскошных двухуровневых апартаментах с зимним садом и фонтаном и ездить на серебряном «мерее», но эти представления были почерпнуты из боевиков о буднях наркомафии. Личные его соприкосновения с торговцами наркотиками ограничивались общением с самым низом, мелкими распространителями, обычно такими же, как он, пацанами, чаще так же сидящими на игле и мечтающими не о серебряных шестисотых «Мерседесах», а о том, чтобы вечером была доза — спасение от ломки и депрухи.
Дверь, перед которой остановилась бравая четверка, вышедшая на охоту, была солидная, металлическая, с бронзовыми ручками, и стоила не меньше тысячи баксов.
— Звони, — велел Туман Кикиморе.
Та встала перед глазком и с силой вжала кнопку звонка.
Никто не отзывался.
Кикимора вдавила еще раз кнопку и держала ее на сей раз куда дольше, так что если в квартире кто-то был, его этот звонок давно должен был достать.
— Кто? — наконец послышалось из-за двери.
— От Вовы Дуги, — произнесла она. — Он договаривался с вами.
— Договаривался, — прозвучало из-за двери. Если бы дверь была на цепочке и барыга сначала бы лучше присмотрелся, кто за ней стоит, или просто попросил показать деньги, с которыми дама пришла за товаром, все сложилось бы иначе, и жизни многих людей мирно потекли бы по другому руслу. Но все произошло так, как произошло.
Звякнули запоры. Дверь тяжело отворилась. На пороге стоял невысокий, широкоплечий, с массивной головой и низким лбом кавказец неопределенного возраста — от тридцати до пятидесяти, под его глазами залегли мешки, щеки были небритые. Из-под майки выбивались курчавые черные волосы. Вообще, он весь был волосатый, мясистый, мускулистый, и своим видом наглядно напоминал, что человек, скорее всего, произошел-таки от обезьяны. Его плотно облегали спортивные брюки «адидас», а на босых ногах были пушистые тапочки. Он мутно поглядел, на Кикимору и спросил почти без акцента:
— Бабки с собой? И учти, девочка, тут продают не меньше десяти граммов.
И получил по голове кастетом. Отступил на два шага. Схлопотал еще раз кастетом, после чего мешком рухнул в прихожей на пол.
Азербайджанец был здоровый, череп имел толстый, но и Шварц был не маленький и бить умел. Особенно когда руку оттягивал увесистый кастет.
Туман запер дверь, когда его приятели очутились в квартире.
— Гнида черножопая! — он пнул поверженного барыгу с размаху в ребра ногой, и сладостное ощущение вседозволенности волной прокатило по его телу. Потом пнул еще. И еще раз.
— Хва, — Тюрьма оттащил его от потерявшего сознание барыги.
Кожа на голове у поверженного хозяина квартиры была рассечена, кровь текла на серый палас и впитывалась в него.
Квартира была двухкомнатная, малогабаритная, стандартная — таких в Москве бесчисленное множество. В ней были обычные стенка из ДСП, диван. На столе в углу столовой стояла видеодвойка «Шарп» и двадцатидевятидюймовый цифровой «Филипс».
— Богатый, падла, — осуждающе произнес Тюрьма.
— Берем, — кивнул Туман на телевизор и видеодвойку.
— Ты чего? Не утащим, — возразил горячо Тюрьма. — Берем только деньги. И «белый».
Они наспех обшарили квартиру. Ни денег, ни героина не нашли. Проверили все более тщательно, вытряхивая на пол содержимое ящиков, выбрасывая постельное белье и одежду из шкафов. Вскоре аккуратная квартира выглядела будто после землетрясения. На пользу такой обыск не пошел. Теперь тут вообще ничего невозможно было обнаружить при всем желании, да еще по квартире стало невозможно пройти. У Кикиморы нога попала в брошенный посреди комнаты чемодан, и она растянулась, приложившись лбом о ножку стула.
Поверженный кавказец заворочался, и Туман озадаченно посмотрел на него.
— Надо связать.
Туман и Шварц с трудом перетащили тяжелого барыгу в комнату и крепко связали руки женскими нейлоновыми чулками, которые нашлись в шкафу, потом поверх еще несколько раз обернули руки и ноги телефонным проводом. В рот запихали чистый носок из шкафа, обернув для надежности вафельным грязным полотенцем.
— Где «белый»? Где лавы? Говори, падла черножопая! — Туман нашел на кухне угрожающего вида нож для разделки мяса и подвел лезвие к горлу.
Кавказец, дико выпучив глаза, уставился на лезвие и замычал.
— Говори!
— У него пасть замотана, — заметила Кикимора.
— А ты молчи, соска! — окрысился Туман, но вынул изо рта кавказца носок.
— Нет бабок! Нет геры! Куда пришел? Зачем пришел? — затараторил кавказец, у которого от волнения появился акцент. И тут же получил по плечу отломанной в ходе осмотра ножкой стула.
— Тут тебя и положим, макака!
— Нет ничего. Клянусь хлебом, — загундосил кавказец.
— Ну да, — Туман с размаху полоснул по предплечью хозяина квартиры ножиком, а Тюрьма ударил отломанной ножкой стула по голове, когда барыга взвыл.
— Сейчас тебя буду резать, чернозадый, — Туман надавил на горло кончиком лезвия ножа.
— Я честно говорю.
— Твоя беда.
— Отдам все — отпустишь? — переведя дыхание, дрожащим голосом произнес кавказец.
— Гадом буду, отпущу, — кивнул Туман.
— Там, — барыга показал на угол.
— Ты чего грузишь?! Где там?
— Паркет там. Подними. Увидишь.
Туман сходил в прихожую, залез в ящик, где видел будто специально оставленные столярные инструменты, взял долото и начал выбивать паркет в указанном месте. Под паркетом оказалось достаточно большое пространство, чтобы хранить множество нужных вещей.
— Так его, — одну за другой вышибая паркетины, приговаривал Туман. Наконец, он сунул руку в пространство под полом, пошарил, извлек целлофановый пакет. — Ха!
Он развернул пакет и кинул на софу. Рассыпались, укрыв опавшими листьями затейливо разрисованное покрывало с тиграми, сторублевки и тройка стодолларовых купюр.
— Где «герыч»? — обернулся Туман к кавказцу.
— Все продал, — жалостливо забормотал тот.
— Ты, урюк, ты кого грузишь? Нам такой шелест не по кайфу. Где?
— Правду сказал.
Тюрьма внимательно поглядел на него, потом взял долото и начал раскурочивать паркет по всей комнате.
Через несколько минут он набрел на то, что искали. С другой стороны комнаты, в подполе, был пакет с героином. Там его было граммов пятьдесят — не слишком много для оптового торговца. Правда, сразу видно, что «герыч» чистый, розовый, еще не разбадяженный.
— Отпад, — покачал головой Туман. — От такого улетишь — можно и не приземлиться.
Кавказец, которому опять натянули на лицо полотенце, молчал, но в глазах его было страдание. Он только тихо постанывал, когда на его глазах извлекали героин.
Тюрьма, воодушевленный находками своего друга, начал дальше выковыривать паркетины. Сунул руку под пол. Нащупал что-то большое и гладкое.
— Есть что-то, — он отодрал еще две паркетины и извлек на свет потертый толстый «дипломат» с кодовыми замками.
— Оставь! — испугался азербайджанец. — Это не мое!
— Ага, — загоготал Тюрьма. — Это мое.
— Чего там, «герыч»? — подался вперед возбужденный Туман.
— Не. Что-то тяжеленькое.
— Золото, да? — заволновался Туман.
— Поглядим. — Тюрьма потянулся за долотом, но потом попробовал просто нажать на замок, и тот с щелчком открылся. Еще щелчок. Крышка приподнялась сама, изнутри дипломат распирало что-то мягкое.
Внутри были какие-то разноцветные тряпки. Туман сдернул их.
Тюрьма присвистнул.
В тряпки были завернуты пять пистолетов. Потертых, явно старых, но в густой смазке, по виду вполне годных к работе.
Тюрьма взял один из них. Рукоятка была не очень удобная. Но ощущение смерти, которую держишь в руке, наполнило душу сосущей и радостной тревогой.
— Падай! — хохотнул Тюрьма, направляя ствол на Тумана, который испуганно отпрянул. — Зассал?
— Да пшел ты! — выпятил по-шпански подбородок Туман и растопырил пальцы.
— Пацаны, это вещь дорогая, — воскликнул азербайджанец, которому опять развязали полотенце. — За нее точно найдут.
Туман почесал короткостриженный череп и кивнул:
— Хачик по делу базарит. Найдут.
— И чего? — посмотрел на него Тюрьма.
Туман подскочил к азербайджанцу и ударил его ногой по почкам. Несчастный взвыл. Туман нагнулся и снова засунул ему в рот носок, обернул полотенцем.
— Мочить падлу, — злобно скривился Туман. — И все дела.
— А кто мочить будет? — насупился Шварц.
— Все будут. — Туман взял мясорезный нож. Азербайджанец завращал глазами и заорал. Голос едва пробивался сквозь тряпку, но звучал все равно достаточно громко.
— Шварц! — завизжал Туман.
Шварц понял все правильно, и кастет треснул о череп азербайджанца. Тот затих. Туман уселся ему на грудь, зажмурился, обхватил рукоять ножа двумя руками, набрал в легкие побольше воздуха, задержал дыхание и вонзил лезвие в грудь. Нож угодил в кость и пропорол кожу, ушел в сторону.. Туман нанес еще один удар. Еще… Он улетел, как от хорошего «герыча», куда-то в другое пространство. И вернулся из него на восьмом ударе.
— Сука черножопая! — тонко крикнул он. Поднялся. Он был весь в крови. И поймал на себе взгляды своих подельников. Тюрьма смотрел на него сосредоточенно и как-то жадно. Шварц — ошарашенно и испуганно, было видно, что он перетрусил и ему уже ничего не надо — ни денег, ни мотоцикла. В Кикиморе испуг мешался с восхищением.