Но призвание свое Ранси открыл, лишь нанявшись конюхом в цирк Бутора. Кое-какое знакомство с конным искусством, приобретенное здесь, впоследствии дало ему возможность выдать себя за учителя верховой езды; сделать это Ранси было нетрудно, так как он имел дело с людьми не слишком искушенными; сам «учитель» тем временем неустанно совершенствовал свою довольно слабую технику. Представители конного общества Сент-Этьенна, предложившие Ранси давать уроки местным аристократам и богатым буржуа, посоветовали ему отправиться в Париж и поучиться у Боше. Он в самом деле нанялся на несколько месяцев к великому наезднику служителем при лошадях и все это время внимательно присматривался к манере мастера. Это пошло ему на пользу, потому что вскоре после возвращения в Сент-Этьенн он заключил контракт с цирком Бастьена Франкони. Так началась его карьера наездника. В 1850 году в Цирке на Елисейских полях он показал неоседланных и невзнузданных «Лошадей пустыни», и это новшество полюбилось зрителям, а вскоре директор императорских театров Москвы и Санкт-Петербурга Гедеонов предложил Ранси заняться выездкой лошадей в манеже царя Николая I. К сожалению, Крымская война помешала юному Теодору пробыть в России три года, указанные в контракте. Вернувшись на родину, он поступил в Цирк Луаяля, но вскоре покинул его вместе со старшей дочерью директора, Оливией Луаяль. Впрочем, это похищение не затронуло ничьей чести, поскольку девица Луаяль стала госпожой Ранси.

И снова гастроли. В 1856 году Ранси по следам Дежана отправляется в ливерпульский Королевский амфитеатр, а возвратившись во Францию, открывает свой первый цирк — маленькое передвижное одномачтовое шапито диаметром двадцать четыре метра; весь реквизит, а также артисты и обслуживающий персонал умещались на четырех запряженных лошадьми подводах. Цирку Ранси было далеко до роскошных караванов современных шапито, но тем не менее программу он показывал вполне достойную, и касса вскоре начала наполняться. Так было положено начало крупному состоянию, позволившему впоследствии Теодору Ранси открыть по всей стране около двухсот временных цирковых зданий, а в 1882 году построить в Лионе, на Саксонской улице, рядом с Кур де Бросс, стационар на три тысячи пятьсот мест. А Ранси открыл еще один — в Женеве.

Теодор Ранси скончался 4 июня 1892 года на семьдесят четвертом году жизни, оставив нескольких детей, причем у двоих сыновей, Альфонса и Наполеона, были собственные шапито. Оба они умерли в 1933 году, но славе имени Ранси не дали поблекнуть Альбер Ранси, старший сын Альфонса, и Анри Ранси[30], сын Наполеона, который продолжал управлять отцовским цирком до тех пор, пока не передал бразды правления своей дочери Сабине, последней представительнице рода, еще и сегодня возглавляющей Цирк Ранси.

Жан, Люсьен и Ипполит Хуки.

«Бум-Бум» Медрано.

Во французской героической эпопее цирковых странствий есть еще несколько славных имен. Самым древним из них является, пожалуй, имя Турниер. Основатель династии, Жак, родился в 1772 году в Гренобле; он был артистом парижской труппы Филипа Астлея, а затем выступал у Франкони. Жак Турниер взял в жены наездницу Филипину Редиже и в начале XX века встал во главе цирковой труппы, впервые включившей в свой гастрольный маршрут Россию. В 1829 году, после смерти Жака, цирк перешел в руки его сыновей Бенуа и Франсуа, которые вместе с труппой пересекли сначала Ла-Манш, а затем Атлантический океан и окончили свои дни в Соединенных Штатах Америки.

Их брат Эрнест Турниер выступал в основном в Германии, а Луи и Фердинанд, дети Филипины Турниер от первого брака, обосновались в России.

Но самым удивительным из путешественников был, без сомнения, Луи Сулье. Он родился в 1813 году; известность пришла к нему после исполнения «Татарской скачки» — номера, построенного по образцу «Гонца из Санкт-Петербурга» Эндрю Дьюкроу. Директором цирка Сулье стал, женившись на красавице Лауре де Бах, вдове и наследнице создателя венского Гимнастического цирка. Лаура де Бах взяла управление цирком в свои руки, а Луи Сулье, будучи образцовым супругом, помогал жене, пока не почувствовал себя в силах управлять заведением самостоятельно. В Вене его труппа играла лишь по полгода, а в остальное время выезжала на гастроли. Обычно путь ее пролегал через Германию и Россию, но Сулье решил, что неплохо было бы расширить радиус действия. Он отправился в Париж, где давал представления на Ипподроме Звезды, затем в Югославию и Болгарию; он побывал даже в Турции, где султан Абд Уль Меджид удостоил его звания своего главного берейтора. Именно путешествие в Турцию определило стиль цирка Сулье. Шапито стало называться Великим Караван-сараем, директор его облачился в турецкую парадную военную форму, а на груди у него красовался орден Нишан Ифтикар, пожалованный ему султаном, — этот орден еще и поныне считается одной из самых почетных наград. У Имперского цирка, как назвал Сулье свое детище, вместо администратора был «канцлер», а почву для его гастролей подготавливал «посол»!

Въезд Имперского цирка в город заставлял вспомнить о роскошных процессиях из «Тысячи и одной ночи» — по улицам следовал кортеж пышно украшенных колесниц с красноречивыми названиями: «Легкая, как Зефир», «Колесница святой Цецилии», «Фортуна»… а открывал парад сам директор на «Золотой колеснице»; программа гласила, что колесница эта изготовлена в Америке и столь невесома, что получила золотую медаль на лондонской Всемирной выставке!

В 1854 году Луи Сулье со своим «Великим Караван-сараем» начал удивительное кругосветное путешествие, которое через Россию и Китай привело его в Японию. Не так уж плохо для того времени — еще и сегодня далеко не всякий директор цирка отважился бы на такую поездку.

Сулье вернулся с Востока в 1866 году, привезя с собой японских и китайских акробатов, которые внесли новую струю в европейское искусство.

К сожалению, дети этого «французского Барнума» не сумели поддержать честь отцовского имени: трое из них кончили свои дни в лечебнице для умалишенных, а четвертый, Леон, который в пятнадцать лет выполнял сальто-мортале без трамплина через четырех лошадей, стал убийцей и был гильотинирован.

От Франции решающая роль в развитии конного цирка перешла к Германии; а благодаря немецким мастерам цирковое искусство пережило расцвет во всех странах Северной Европы.

Вначале цирковое искусство, созданное Филипом Астлеем, пустило глубокие корни в Англии и Франции. Затем французы стали знакомить с ним другие страны; однако общеевропейским достоянием его сделали австрийские и немецкие цирковые артисты, чьи имена, впрочем, далеко не всегда звучат на немецкий лад.

Ведь и сами основатели немецкого цирка были родом из Испании. По всей видимости, цирк, как искусство зрелищное и не ведающее языковых барьеров, очень рано стал космополитичным; поэтому династии, составляющие гордость того или иного национального цирка, часто оказываются родом из другой страны. У каждого артиста две родины: во-первых, цирк — та родина, которая всегда с ним, где бы он ни находился, а во-вторых, страна, с которой он и его семья сроднились в странствиях. Так Франкони стали французскими наездниками, а Чарли Кайроли, сын француза, родившегося в Италии, сделался английским клоуном.

Петер Майе и Хуан Порте были, как мы уже сказали, испанцами, и более того, «испанскими всадниками» — ведь в то время, как труппы английских наездников, возглавляемые Джэкобом Бейтсом, Гиамом, Бапом и Астлеем блистали в Европе, в Испании существовала своя школа верховой езды. Несмотря на то, что империя Карла V распалась, между Испанией и государствами по ту сторону Рейна сохранились тесные связи, так что «испанские всадники» пользовались у немцев большим уважением.