– Запомните мужики, в бою самое страшное не обстрел или бомбёжка. Самое страшное – паника. Для её возникновения достаточно одного перетрусившего засранца. Увидит такой «"герой"» ползущий на него танк, взвоет от страха, и давай по окопам бегать и орать от ужаса, что мол обошли, предали, бросили. А от него зараза и к нормальным бойцам передаётся, глядишь, а вокруг уже не боевое подразделение, а стадо ополоумевших баранов. Так вот, приказываю: трусов и паникёров немедленно успокаивать прикладом по затылку, когда очухаются нормальными людьми станут. Если не получится прикладом, можно и пристрелить, война спишет. Самое главное, чтобы особист не увидел, а то обидится, что его клиентуру убираем. Следующее, на что обратить внимание – расход боеприпасов. Неопытный боец начинает лупить со всей скоростью, не успевая прицеливаться, лишь бы выстрелить. Так вот, автоматические и самозарядные винтовки таким не давать. Пусть у трёхлинейки затвор подергает, пока обойму выпустит, успокаиваться начнёт. Теперь о тех, у кого зуд геройства в заднице горит. Кидать гранаты по танкам разрешаю только из окопа. Бежать на них с геройскими криками запрещаю, по своему опыту знаю – ещё ни один не добежал.

– Для вас, лейтенанты. – Продолжил он, обращаясь к командирам взводов. – Поднимать людей в штыковые атаки по собственной инициативе запрещаю. Рукопашная – крайнее средство, и только в том случае, если враг подошёл вплотную. Вы мне нужны живыми, по возможности, до конца войны. Я не хочу вашим матерям похоронки писать. Слушайте своих помкомвзвода, они все с боевым опытом, дурного не посоветуют. – Он помолчал и добавил. – Ну вот, пожалуй, и всё. Всему остальному только на собственном опыте научиться можно.

Командиры стали расходится по позициям своих подразделений. На НП остались только Казаков с политруком. Комроты убрал с импровизированного стола из патронных ящиков, разложенные там, бумаги, выставил на него буханку ржаного хлеба и три кружки.

– Давай, «"бог войны"», помянем нашу мирную жизнь.

Политрук в это время открывал ножевым штыком от СВТ банку с мясными консервами, пластал хлеб. Комроты, подмигнув глазом, достал флягу, встряхнул её, довольно улыбнулся. Налил в кружки на треть, взял свою, поглядел на Казаченко с политруком и сказал:

– Давайте, мужики, за победу. Не знаю, доживём ли, война штука долгая.

Командиры выцедили свои кружки, зажевали коркой хлеба. Комбат спросил Казакова:

– А не боишься, что содержание твоего инструктажа особисту перескажут.

– Не боюсь, – отмахнулся комроты, – он у нас нормальный мужик. Вместе с нами под финскими дотами лежал, не брезговал.

– Повезло. – Сделал вывод артиллерист. – А наш бригадный, пока в городке были, таким героем ходил, а как на «"учения"» отправились, так он сразу в санчасть. Мы ещё удивлялись – чего это он? А как приказ о войне зачитали, сразу всё понятно стало.

– Тоже повезло, – вмешался в разговор политрук, – а если бы он сейчас под соседним кустом трусился и требовал себе блиндаж в три наката копать? Казаков налил ещё по одной:

– Давай мужики ещё по одной за то, чтобы мы живыми из боя вышли. Не успели командиры выпить чарку, как на НП вбежал боец:

– Товарищ старший лейтенант, кажется, подходят, по шоссе грузовики на всей скорости бегут.

– Вот же сволочи, – высказался политрук, – даже выпить спокойно не дают.

– Прощевайте, мужики, – подскочил Казаченко, – живы будем, свидимся!

Он быстро взбежал на холм, вдоль гребня проскочил на позицию своей батареи. У орудий уже царила лёгкая суета, бойцы убирали лишние вещи, наводчики прокручивали маховики наведения. Заряжающие с подносчиками вскрывали орудийные ящики, чтобы не тратить время на них во время боя. Комбат занял место на своём НП, осмотрел в бинокль дорогу. По шоссе в беспорядке бежали машины, легковые отчаянно сигналя обгоняли грузовики. Наконец, их поток схлынул. Но вот на шоссе из–за поворота выехали мотоциклы. На них, что–то горланя, сидела и лежала немецкая пехота. Мотоциклы, не соблюдая никакого порядка, беспорядочным стадом катились по дороге. Передний выписывал по всей ширине зигзаги, остальные пытались его обойти, когда это удавалось, всё начиналось заново уже с новым лидером. «"Веселятся"», – удивился Казаченко, – «"вот бы снаряд в эту кучу положить"». Но стрелять до взрыва моста категорически запретили, а мост, конечно, будут рвать только под танком.

– Батарея к бою, – дал приказ Казаченко, хотя необходимости в нём не было, все бойцы и командиры давно были у орудий. Оставалось ждать приказа на открытие огня.

Сержант Федулин посмотрел на часы, до смены оставалось двадцать минут, но судя по суете на дороге, сменить их уже не успеют. Действительно, вскоре на шоссе показалось стадо немецких мотоциклистов. Они весело горланили какую–то песню, что–то выкрикивали, некоторые на ходу перепрыгивали с одного мотоцикла на другой. Доехав до моста передний остановился, затормозили и другие. Сержант махнул рукой, бойцы его отделения взяли немцев на прицел, ожидая приказа на открытие огня. Федулин ждал, приказ требовал взрывать мост под танком, мотоциклистов же пропустить. Если только они не станут проверять мост. В случае опасности обнаружения взрывчатки, мост следовало подрывать не дожидаясь подхода танков.

Немцы достали из багажника одного из мотоциклов какой–то ящик, окружили его, быстренько разобрали содержимое. Вот один из них откинулся назад, запрокидывая над головой бутылку. «"Да они же пьяные!"» – вдруг понял Федулин. Немцы, действительно, были изрядно навеселе. Изъятые в одном из продовольственных магазинов, два ящика с водкой сделали своё дело. Русская водка оказалась намного коварнее немецкого шнапса, быстро дурманила головы, толкала на странные поступки. Но солдатам было весело. Эта кампания напоминала им прошлогоднюю. Тогда они вот также весело катились по Франции, снимая пробу со всех винных погребков, которые попадались им по дороге. Солдаты дружно помочились на перила моста, и уселись на обочину ждать подхода передовых танковых батальонов.

Сержант Федулин успокоился, кажется, проверять мост немцы не собирались. Он перевёл взгляд на дорогу, над ней начинал подниматься шлейф пыли, это рвались на восток передовые танковые батальоны немцев. Немцы сели на мотоциклы и тронулись на другую сторону моста, оставив для охраны один. Вот показался передний танк. На башне, свесив ноги в люк, сидел командир танка, увидев мотоциклистов, он радостно закричал и замахал им руками. Танк не сбавляя скорости устремился на мост. Федулин взялся за ручку магнето, дождался когда весь корпус танка оказался на мосту, и крутанул её. Взрывчатки под мост заложили не жалея, но даже бойцы его отделения, лично участвовавшие в минировании, не ожидали взрыва такой силы. Мост буквально подлетел в воздух вместе с танком, которому не повезло на нём оказаться, развалился на части и рухнул вниз кучей металлического лома. Вслед за мостом рухнул в воду и танк. В полете с него сорвало башню и она упала в речку в нескольких метрах от корпуса. Тут же по всей длине засады ударили орудия, взметнулись на шоссе султаны земли, вспыхнули первые танки от более удачных попаданий. Растерявшиеся немецкие танкисты начали останавливать танки, хотя один рухнул в реку, вслед за первым. Из него выпрыгнули танкисты и попытались плыть к берегу. Ударили выстрелы, и они, один за одним, ушли под воду, это отделение Федулина принялось за работу. Застрочил пулемёт, пулемётчик принялся за танкистов, которые пытались покидать танки. Первый из оставшихся на шоссе уже горел, у второго разорвало гусеницу и оторвало два передних катка. Он безуспешно пытался сдать назад, но его только развернуло кормой к засаде, наконец, в него попал ещё один снаряд и он вспыхнул. Поняв откуда ведётся огонь, немецкие танки начали разворачиваться к засаде лобовой бронёй. Они попытались сойти с шоссе. Несколько из них рывком спрыгнули с шоссе в кювет и всей массой ушли в грязь, в которую превратилась земля за два дня обильного полива. Попытки выбраться приводили к тому, что они только глубже погружались. Наконец немцы прекратили попытки выехать и решили открыть огонь с места. Но косо погрузившиеся танки не способствовали меткости стрельбы, а затем артиллеристы, занятые поначалу более опасными целями, перевели огонь на них.