Всю ночь бушевал шторм, шквальный ветер гнал тучи снега, вздымал крутые валы, волны захлестывали палубу.

Накануне экспедиция впервые пересекла Южный полярный круг и теперь приближалась к 69-й параллели. Никому, кроме Кука, не удавалось проникнуть так далеко на юг, а в этой области Ледовитого океана русские оказались первыми. Со скоростью восемь узлов «Восток» стремился к югу. Его спутник то взлетал на белёсом гребне, то скрывался между волнами.

— Гляди в оба! — крикнул рулевому капитан-лейтенант Завадовский.

— Есть глядеть в оба! — привычно откликнулся тамбовчанин Семен Трофимов, лучший рулевой экспедиции.

Завадовский до боли в глазах вглядывался в мутную даль. Море было свободно ото льдов, но в любой миг могла вынырнуть чудовищная белая гора, вроде той, которую посчастливилось обойти «Мирному»…

Вой ветра заглушил шаги Беллинсгаузена, поднявшегося на бак.

— Что ж вы не спите, Фаддей Фаддеевич? — укоризненно произнес Завадовский.

На широком лице начальника экспедиции промелькнула улыбка.

— Кто на фок-салинге? — спросил он.

— Матрос первой статьи Егор Киселев.

— А-а, сочинитель, — усмехнулся Беллинсгаузен. — Глазастый! Не замерз бы на ветру, под снегом…

— Ежечасно сменяю, Фаддей Фаддеевич.

Егор Киселев, забравшись высоко на площадку передней мачты, окидывал глазами бушующее море, даже в этот поздний час озаренное блеклым светом полярного солнца. Страшенная вьюга!.. Вот куда флотская служба занесла его, крепостного крестьянина Владимирской губернии!.. Почитай, восемь лет не видел он своей деревни, и бог знает, доведется ли ему ещё побывать в родном краю… Эх, родина, Россия!.. А тут — самые опасные места: и престрашные горы ледяные, и холод престрашный, и штормы… Зверь и птица непуганые… Припомнилось. Киселеву, как наловили матросы на ледяном острове этих самых «пендвинов» штук семьдесят, а господа и служители их в пищу употребляли. Земляк Давыдов Андрей с «Мирного» потчевал его пендвиньим мясом, а он брезговал споначалу, потом, глаза зажмурив, отведал. Ничего, кушать можно, а господа говорят, что оно вроде гусятины…

— Егор! А, Егор! — послышался голос снизу.

Ага, Елизар Максимов пришел на смену… Киселев спустился вниз, стряхнул снег с шинели и кожаной шапки, отрапортовал, как положено, вахтенному начальнику — и бегом в матросский кубрик. «Ну и штормяга!..»

Путь русской антарктической экспедиции на кораблях «Восток» и «Мирный»

Беллинсгаузен поглядел ему вслед. Удивительные люди! Простой матрос, из мужиков, обучился грамоте и вот, видите ли, мемуары пишет — «Памитник»… Час целый на салинге простоял, под леденящим ветром, в снегу. Орел! Такие вот и добывали победу Ушакову, Сенявину, Суворову, Кутузову…

— Глядите, альбатрос! — воскликнул Завадовский.

Широко распластав дымчатые крылья, птица парила низко над шлюпом.

— Вчера — три голубые бурные птицы, нынче альбатрос, — будто размышляя вслух, проговорил Беллинсгаузен.

— Не мыслите ли вы, что берег близко? — спросил капитан-лейтенант.

Фаддей Фаддеевич следил за огромной птицей, на секунды исчезавшей в тучах снега. Откуда появился крылатый гость, с каких берегов? Ничего не поведает безмолвный вестник… Никто и никогда не забирался в сии широты, и ни одному человеку неведомо: что там — южнее? Всё те же бескрайные океанские просторы с ледяными громадами?.. Или искомая земля, загадочный Южный материк?..

Взглянув на колыхаемый волнами «Мирный», начальник экспедиции обратился к Завадовскому:

— Я на вас, Иван Иванович, пуще, нежели на самого себя, надеюсь.

— Отдыхайте спокойно!

— Попробую, — неопределенным тоном сказал Фаддей Фаддеевич. — Небось, Михаил Петрович тоже не спит, мается…

У себя в каюте Беллинсгаузен открыл шкаф, где хранились важнейшие документы, извлек трубчатый сверток. Чуть ли не наизусть знал он содержание инструкций, врученных ему высшим начальством, а все же развернул сверток и в который раз перечитал: «Спуститься к югу и, продолжая свои изыскания до отдаленнейшей широты, какой только можно достигнуть… употребить всевозможное старание и величайшее усилие для достижения сколько можно ближе к полюсу, отыскивая неизвестные земли и не оставляя сего предприятия иначе, как при непреодолимых препятствиях…»

Фаддей Фаддеевич снял нагар с фонарного фитиля, провел рукой по вьющимся бакенбардам и продолжал: «Ежели под первыми меридианами, под коими он спустится к югу, усилия его останутся бесплодными, то он должен возобновить свои покушения под другими… и повторять сии покушения ежечасно как для открытия земель, так и для приближения к Южному полюсу…»

Великая ответственность пала на его плечи… Да, будем искать неизвестные земли и не оставим предприятие сие! Но он, Фаддей Беллинсгаузен, а равно и Лазарев Михаил Петрович отвечают перед отечеством и своей совестью за жизнь почти двухсот моряков русских…

Он достал плотную переплетенную тетрадь, в которой ежедневно делал записи, аккуратно вытер перо, подумал и четким почерком вывел: «16 генваря. Пасмурность со снегом, при крепком ветре, продолжалась во всю ночь. В 4 часа утра увидели дымчатого альбатроса…»

Начальник экспедиции опустил голову на стол и мгновенно уснул.

Этот день 16/28 января 1820 года принес бессмертную славу русским морякам-исследователям и вошел в историю датой открытия шестой части Света.

— Солнце появилось, солнце, — будто издалека услышал Фаддей Фаддеевич знакомый голос лейтенанта Лескова.

Через пять минут начальник экспедиции поднялся наверх. Шел снег, было пасмурно.

— Погода меняется поминутно: то солнце, то снег, а бывает, что и оба вместе, — объяснил смущенный Лесков.

После обеда Беллинсгаузен вернулся к дневнику и дописал: «Продолжая путь на юг, в полдень, в широте 69°21 28", з. д. 2°14 50", мы встретили льды, которые представились нам сквозь шедший тогда снег в виде белых облаков… Путь наш вел прямо в сие ледяное поле, усеянное буграми… Видели летающих снежных и бурных птиц и слышали крик пингвинов».

Это действительно были крылатые посланцы Антарктиды. Экспедиция достигла широты 69°25 . Не более 20 миль отделяло русских моряков от побережья Южного материка. Бугристые льды представляли собою окраину шестой части Света…

Пройдет ещё сто десять лет, пока сюда снова проникнут люди и назовут эту территорию Берегом принцессы Марты.

Новосильский сидел в кают-компании «Мирного», перечитывая книгу Джемса Кука. При всём уважении к авторитету английского мореплавателя мичман не мог согласиться с некоторыми его категорическими высказываниями. Как можно утверждать, что никто и никогда не решится проникнуть далее его экспедиции! Ведь то, что вчера не удалось одному, завтра может посчастливиться иному. Кук вот не нашел суши за Полярным кругом, а почему бы Фаддею Фаддеевичу с Михаилом Петровичем не быть удачливее!..

Молодой офицер не заметил, как вошел Лазарев, по обыкновению приветливый, доброжелательный.

— Что, мичман, Кука штудируете?

Новосильский поднялся из-за стола.

— Сидите, сидите! — сказал Михаил Петрович.

— Дозвольте спросить… Ежели Куку во всём верить, так и не к чему искать сию землю обетованную — шестой континент…

— Самонадеян был сей знатный мореход, — серьезно сказал Лазарев, усаживаясь за стол. — Умен, смел до дерзости, но самонадеян. И вперед не глядел. Будто после него, Кука, никому в сии ледовые моря и нос совать не следует. За открытия куковские — благодарение наше и почет ему, а что касаемо пределов возможностей человеческих, им якобы исчерпанных, — ещё поспорим и крепко поспорим! Мы своим умом не обижены, и смелости нам занимать не приходится.

— Вот верно! Справедливо! — с воодушевлением воскликнул Новосильский.

— Кук пишет: ежели кто обнаружит решимость и упорство проникнуть далее его на юг, он, мол, не будет завидовать славе его открытий, потому что миру никакой пользы от сего не будет… Читали?