Одним не хватает южного тепла, а другим — северного сияния.

— Почему ты светишь, Солнце? — спросила Осень. — Разве ты не видишь, что лето прошло? Впереди зима, тут уж не до света. Смотри, Солнце, отморозишь лучи, с чем Весне покажешься?

И что же ответило Осени Солнце?

— Зимой, — сказало Солнце, — светить трудно, но зимой особенно важно светить. Потому что зимой каждый лучик земле дорог.

— Тебе всегда важно светить, — сказала Осень, кутаясь в тучу. — Весной тебе важно светить, летом тебе важно светить, зимой тебе важно светить… Почему тебе всегда так важно светить?

Солнце могло бы ответить так:

— Потому что я — Солнце.

Но оно так не сказало.

Оно не могло так сказать.

Солнце помолчало и тихо ответило:

— Может быть, потому, что я больше ничего не умею.

Мы видим солнце и тогда, когда оно скрыто за горизонтом. Еще не взошло или уже зашло.

Закон рефракции, преломление светового луча: солнца нет, но мы видим его изображение. Его изображение, которое почти что наше воображение.

Утром, когда настоящее солнце еще не взошло, нам светит воображаемое солнце.

И вечером, когда настоящее солнце уже зашло…

Много нам светит воображаемых солнц — и от них в нашей жизни светлее.

У Северного Ледовитого океана были неледовитые времена, когда он свободно плескался, ничем не скованный. И все у него было хорошо, и ни о чем бы ему не думать, ни о чем не заботиться — только плескаться.

Но неледовитые времена Ледовитого океана были для земли самыми ледовитыми. Эпоха Великого оледениния, льды, как реки, текут по земле, а реки не текут, питому что они скованы льдами.

Казалось бы: хорошо. В целом мире оледенение, а у тебя все нормально, температура выше нуля. Плещись на здоровье, благословляй судьбу, что у тебя все так удачно складывается, что ты не в таком положении, как другие. Так нет же.

— Могу ли я спокойно плескаться? — спросил себя Ледовитый, а в то время Неледовтый океан. — Могу ли я беззаботно плескаться, когда на земле эпоха Великого оледенения?

На такой вопрос можно ответить по-разному. Можно ответить просто:

— Оледенение? Какое оледенение? Лично я не вижу никакого оледенения…

Можно ответить иначе:

— Эпоха эпохой, но ведь один раз живем. И почему б не пожить, когда тебе созданы все условия?

А можно и так ответить:

— Великое оледенение? Ну и пусть о нем думают великие океаны. А я океан маленький: в шесть раз меньше Индийского, в семь раз меньше Атлантического, в четырнадцать раз меньше Тихого, какой с меня спрос?

Можно было ответить… Но он ответил не так.

— Нет, — сказал он себе, — раз на земле такое оледенение, я не имею права плескаться, хотя и имею возможность плескаться. Возможность — это одно, а право — это другое.

И он заковал себя во льды.

Он, самый маленький океан, принял на себя льды всей земли, хотя его, казалось бы, дело маленькое…

С тех пор на земле прекрасная погода: плещутся океаны, зеленеют материки.

Но не плещется Ледовитый океан. Он стоит, закованный в ледяные латы, у Северного Полюса, на своем неизменном посту… И пока он так стоит, земле не страшны ледники, ей не страшны никакие оледенения.

Есть среди молний чудаки.

Здраво рассуждая, что нужно молнии на земле?

Ей нужен какой-нибудь домик, какой-нибудь садик, ну, на крайний случай, хотя бы одно какое-нибудь деревце — чтобы за что-то зацепиться, как-то обосноваться и продлить свою молниеносную жизнь.

Потом она, конечно, погаснет, но все же оставит какой-то след и будет знать, что вспыхнула не напрасно. Что она оставила след. Пусть не очень большой — обычный след, какой оставляют на земле молнии.

Но есть среди молний чудаки. Они летят не к земле, а в противоположную сторону. Что ждет их там, в противоположной стороне? Там нет ничего, за что можно зацепиться, там нет ничего, что дорого молнии на земле.

Но они летят, чудаки, в противоположную сторону.

Сорвавшись с облака, они устремляются вверх, в неземные миры. Им никогда не долететь до этих миров, потому что жизнь коротка, у молний жизнь коротка и рассчитана на земную дорогу. Молния не комета, она порожденье земли — земных гроз, земной атмосферы. И путь у нее короткий, веками проторенный путь — к земле.

А они летят. Чудаки.

Летят и гаснут, не успев далеко улететь, не сумев продлить своей молниеносной жизни. Для чего они вспыхнули? Что оставят после себя?

Что оставят?

Они оставят деревья, сады и дома… Они оставят землю…

Несожженную землю, которая давно превратилась бы в прах, если б не было на ней вот таких чудаков…

У вулканов много тепла, которое они спешат поскорей отдать и потому извергают его, обжигая, но не согревая…

Теплоту ведь тоже нужно уметь отдать. Чтобы благие порывы не стали стихийными бедствиями.

Когда-то Антарктида была такой же, как все, землей, теплой и открытой. Ее согревало солнце и орошали дожди, и она цвела не хуже других земель, добрая земля Антарктида. А потом…

Неизвестное тело ворвалось на Землю из космоса, огромное раскаленное тело насквозь прожгло материк и оставило в нем глубокую рану. Пятьсот километров в диаметре — такая рана вряд ли когда-нибудь зарастет.

Раны, которые не зарастают, иногда покрываются льдом. Чтобы не бросаться в глаза, чтобы не вызывать сочувствия, они покрываются льдом спокойствия, безразличия ко всему… Но они болят. Там, подо льдом, они болят, эти раны.

Может быть, они б не болели, если б не были затянуты льдом. Может быть, их исцелили бы лучи и дожди, как исцеляют они все на земле, — но не пробиться сквозь толщу льда, ни дождям, ни лучам не пробиться.

Давным-давно не цветет древняя земля Антарктида. Потому что на теле ее огромная рана и рана эта покрыта льдом.

Раны, которые не зарастают, иногда покрываются льдом. А раны, покрытые льдом, никогда не зарастают.

Лед легче воды.

Превращение воды в лед представляет поучительный и печальный пример: как часто попытка проявить твердость, дабы придать себе вес, кончается конфузом и неудачей.

Если хочешь себя сохранить, нужно оставаться холодным. Всегда холодным. Ко всему холодным. Так рассуждают льды.

Пускай ветры и бури. Пускай полярная ночь. Ничего. Оставайся холодным. А не то…

Стоит чуть-чуть размягчиться — и тогда все, конец. В таких условиях важно быть твердым. А чтобы быть твердым, нужно оставаться холодным. Всегда холодным. Ко всему холодным. Так рассуждают льды.

И конечно, Горячий Лед слывет среди них чудаком, даже чужаком. Вроде пришельца с другой планеты. При его температуре вода превращается в пар, а он ничего, держится. Возникает законный вопрос: зачем ему это надо? Что он хочет — климат на земле изменить?

Да, от такого нужно держаться подальше. Нормальным льдам от такого нужно держаться подальше. Если они хотят себя сохранить.

И все-таки непонятно: откуда в нем эта твердость при такой высокой температуре? Это противоречит всем законам и обычаям…

Обычаям — да, но не законам. Во всяком случае, не законам физики.

По законам физики Горячий Лед возникает при высоком давлении. А высокое давление приучает сохранять твердость.