— Нихрена себе, их перевезет! А что же делать нам? — Возмутился Демченко. — У нас тут и машины, и барахла сколько. Одни ружья, сколько стоят, амуниция всякая. Что это все бросить? Мне машина нужна. Я не Зотов, у него их там штук десять, а мне каждый день на работу ездить надо.

— Да, в самом деле? — вразнобой поддержали его все остальные охотники. — Нам то, что делать? Как все это вывозить?

— Будем тут куковать до зимы, пока не встанет лед, — заржал быстро окосевший Вадик. — Поздравляю вас, господа Робинзоны! Кого назначим Пятницей?

— Кстати, хорошо, что напомнили, насчет оружия. Попрошу всех принести свои ружья сюда, — предложил Астафьев.

Все восприняли это его предложение на удивление спокойно.

— Надо, так надо, — за всех сказал Максимов. Они разошлись по своим коттеджам. Между тем к Астафьеву подошел Юра-Штурман, наклонился к самому уху следователя.

— Слушай, тезка, я все о том же. Много я в жизни повидал смертей и ранений, и готов поспорить на что угодно, что это была пуля из нарезного ствола.

— Ты так и думаешь, что там был выстрел из нарезного оружия?

— Да я уверен! — Штурман начал горячиться. — Охотничья пуля там бы разворотила дыру с кулак, а тут аккуратная такая дырка, явно после винтаря. Ты, видно, не охотник?

— Нет, — сознался Астафьев. — Второй раз всего на охоте.

— Вот! А я на этом деле зубы съел. Охотничье оружие тем и отличается от нарезного, что оно останавливает зверя, наносит ему как можно большие раны. Оно для этого предназначено. А для нарезного главное дальность и точность.

— Хорошо, ты меня, тезка, убедил, — согласился Астафьев, — но ты пока про это сильно не распространяйся. Вдруг убийца как раз в теории не силен. Принесут все ружья, там все и решиться.

— Ладно, — пообещал вертолетчик.

За их разговором пристально наблюдала жена Зотова. Когда Ветров ушел, она зевнула, и спросила: — Так нас, выходит, надолго здесь заперли?

— Что, скучно? — вопросом на вопрос ответил Юрий.

— Да, еще как. Главное, я сама в этом и виновата. Сколько я своего муженька упрашивала, чтобы взял меня на охоту свою хваленую, и вот, нарвалась. Удовольствия никакого, погода отвратительная, внимания со стороны мужчин — ноль. Теперь все только и будут гадать, кто завалил Палыча, при этом, стараясь всячески отвести подозрение от себя.

— А вы вроде, не сильно печалитесь о смерти Сомова? — высказал свое наблюдение Астафьев.

— Не тот он человек, чтобы долго по нему страдать. Противный старикашка с всегда холодными пальцами.

Юрий хотел спросить, откуда она знает, что у того холодные пальцы, но тут открылась дверь, и зашел муж Веры. Астафьев снова отметил короткий, озабоченный взгляд в их сторону, Зотов словно оценивал взаимное расположение обоих собеседников.

— Вот, моя горизонталка. «Зауэр», ручная сборка, между прочем.

Юрий переломил ружье, глянул на свет в стволы.

— У вас один ствол нарезной? — спросил он Зотова, хотя и сам прекрасно видел спиральные следы проточки.

— Да, малокалиберный патрон, пять сорок пять.

Тут начали подходить со своими ружьями и остальные охотники. Это было самое разнообразное оружие, и горизонталки, и вертикалки, но с нарезкой оказалось только у Зотова.

— Что ж ты нарезное то ружье на утиную охоту притащил? — спросил Соленов у предпринимателя.

— Да, собирался в второпях, а чехлы у них всех почти одинаковые, прихватил вместо дробовика вот это, — отмахивался Зотов. — Тут уж хватился, пришлось из одного ствола стрелять.

Юрий удивленно поднял брови. Он прекрасно помнил, что Зотов палил по уткам из обоих стволов. Но это заметил не он один.

— Брешешь, Ляксандр Иваныч, я сам видел, как ты из обоих стволов стрелял, — предъявил свои претензии Максимов.

— И я, я то же видел, — подтвердил Вадик Долгушин. Астафьев в подтверждении тоже кивнул головой.

— Ну и что? — хмыкнул Зотов. — Палыча, какой пулей убило? Круглой, или турбинкой?

— Да нет, похоже, что пуля была с нарезкой, — признал Астафьев.

— А ствол с нарезкой только у тебя одного, — снова вынес приговор Максимов.

Зотов хотел что-то возразить, но в этот момент произошло событие, сильно изменившее ход всех событий. Погас свет. Теперь холл освещался только гаснувшим в камине огнем. Приглушено матерясь, охотники начали подбрасывать в огонь дрова, затем сторож Юра зажег свой мощный фонарь. Он же нырнул в одну из комнат коттеджа и вернулся с шандалом о шести свечах. После этого Штурман оделся, забрал фонарь и ушел, сказав напоследок: — Схожу к щитовой, посмотрю, у нас это или нет.

Пока он ходил, все остальные окончательно приперли к стенке Зотова.

— Ну, стрелял, ну и что?! В воздух я стрелял, в воздух! По уткам! Никак я в Палыча не мог попасть! — горячился он.

— Как это ты не мог? А кто ж тогда в него попал? У тебя единственный ствол нарезной, — не менее горячо напирал на него Васин. Начальника СМУ, похоже, заело то, что его по первоначалу так же приписали к убийцам хозяина базы, и он не мог простить чувство пережитого страха истинному виновнику гибели Сомова.

— Да кто сказал, что он погиб от нарезной пули?! — уже орал Зотов. — Ты, что ли это определил? Эксперт х…!

— Да, не п… ты! — Васин, забыв о том, что в двух шагах сидит женщина, окончательно перешел на мат. — Я ж не первый год охочусь. От ружейной пули дыры жуткие остаются, на выходе они с кулак получаются. А это аккуратная дырка, как раз как от нарезного оружия.

— Ну, это только экспертиза может решить, — примиряюще сказал Максимов, — пуля то осталась там.

— Вот! — обрадовался Зотов. — Вот достанут пулю в морге, тогда и посмотрим, с моего это ружья, или нет.

— Да, это точно, — признал Соленов, и посмотрел в сторону Астафьева. — У нас ведь делают такие экспертизы?

Тот был невозмутим, лицо оставалось бесстрастным. Тут вернулся сторож Юра. В руках он держал старинную подвесную керосиновую лампу, «Молнию».

— У нас все нормально, где-то на линии обрыв, — сообщил Штурман. Он взял мобильник Соленова, и за пять минут выяснил, что без света они остались надолго.

— Смыло опору ЛЭП чуть левее моста, — сообщил он, отдавая огорченному Соленову мобильник, — туда уже выехала ремонтная бригада, но работы там, как говорят, на несколько дней.

— И что они, ради нас они будут тянуть ЛЭП в такую погоду? — недоверчиво хмыкнул Вадик.

— Ради нас нет, — пояснил сторож, — но эта ЛЭП идет дальше километров на пятьдесят, как раз на правительственный санаторий «Утес». Там еще Ельцин лет пять подряд рыбачить приезжал. Так что сделать они сделают, вопрос только — когда?

Он устало сел, перевел дух. Вера тут же пододвинула ему чашку чая. Штурман с благодарностью кивнул, и добавил: — А дождь словно усиливается и усиливается. Я такого ливня в этих местах, что-то и не припомню.

— Ну, что, спать, наверное, пора, — предложил Соленов.

— Без света как-то тоскливо, — сморщилась Вера.

— Ты у меня, вроде, темноты не боишься, и дома при свете не спишь? — ехидно отозвался ее муж.

— Ну и что? Зато есть возможность всегда протянуть руку, нажать на кнопку, и будет свет. И сразу так хорошо. Уютно.

— А при свечах тебе что, нет никакой романтики? — с усмешкой спросил ее муж.

— Ага, романтика, в ночь после убийства… — она хотела добавить что-то еще, но удержалась.

— Ну, говори, говори, что хотела? — уже со злой улыбкой на устах спросил Зотов Веру.

— Да, иди ты! — и женщина решительно поднялась из-за стола.

— Ладно, — решил Астафьев. — Всем разойтись по своим местам, отбой. Итак, уже второй час ночи.

Когда уже все поднялись, оказалось, что один человек идти просто не в силах. Вадик Долгушин, весь вечер, безмерно налегавший на водку и пиво, был в состоянии хорошо обструганного бревна. Васину, Максимову и неизменному Юре Вертолетчику стоило большого труда поднять его и увести. А Астафьев обратился к единственной в их компании женщине.

— Вера, как вас по отчеству?