Она быстро опустила веки и вернулась к блокноту, но не раньше чем Дрю разглядел невероятную зелень ее глаз, обрамленных темными пушистыми ресницами.

И тут же решил заключить пари сам с собой. Если она все еще будет здесь, когда он выйдет из раздевалки, то заговорит с нею. Если нет — что ж, ничего страшного. Он и правда не интересовался женщинами, любыми женщинами. Просто что-то заинтриговало его. Если быть до конца честным, то следует признать, что главная причина, почему она задела его любопытство, — ее полнейшее равнодушие.

Да, он положится на случай. Если она все еще останется здесь, когда он вернется, он всего лишь скажет: «Привет». Никакого вреда в этом нет.

Кстати, напомнил он себе. Не задерживайся в душе.

Сердце Арден грохотало, как литавры.

Прошло уже пять минут после того, как он оказался на расстоянии вытянутой руки, и она впервые увидела его во плоти так близко, и тем не менее сердце не успокаивалось. Она вытерла ладони влажной салфеткой и сжала кулаки. Лед загремел в стакане, когда она отпила глоток минеральной воды с лаймом.

Он посмотрел прямо на нее. Их глаза встретились. Коротко, мимолетно. И все же ее как будто ударила молния — впервые увидеть Дрю Макаслина, зная обстоятельство, связующее их. Абсолютно незнакомые друг другу люди и все же с общей тайной, которую будут разделять всю жизнь.

Арден обратила взгляд на корты, где он только что играл с таким блеском. За несколько месяцев до этого она немногое знала о теннисе, особенно о профессиональном. Но теперь стала почти экспертом. И, конечно, обладала обширными познаниями о карьере Дрю Макаслина.

Группа из четырех дам появилась на площадке, они выглядели нелепыми в дизайнерской теннисной форме и экстравагантных золотых и бриллиантовых украшениях. Арден снисходительно улыбнулась, вспомнив уговоры Рональда присоединиться к теннисной лиге в их клубе в Лос-Анджелесе.

— Это не для меня, Рон. Я не спортсменка, не участник игр, а обычный зритель.

— Предпочитаешь сидеть дома целыми днями и кропать стишки, которые прячешь подальше и никому не показываешь. Ради Бога, Арден, ты не обязана быть лучшей. Меня не волнует, умеешь ты играть в теннис или нет. Просто это полезно для моего имиджа, не говоря уже о ценных контактах, которые сможешь приобрести, будучи активным членом клуба. Подружись с женами других врачей.

Рональд смирился с бриджем. Она никогда не была мастером, но играла достаточно хорошо, чтобы ее приглашали на все турниры, спонсируемые местным клубом, и это удовлетворило требования мужа общаться и сближаться с теми, кого он считал подходящими друзьями для жены именитого доктора.

Потом родился Джоуи и предоставил ей вполне приемлемый предлог для уменьшения социальной активности. Джоуи обеспечил ее оправданиями по множеству поводов. Иногда она жалела, что не в состоянии ничего забыть. Смог бы ее сын, ее восхитительный, самый сладкий на свете, безгрешный младенец понять то единственное, полностью изменившее жизнь решение? Простил бы он то, что она никогда не простит себе?

Она вымаливала его прощение в тот день, когда крошечный гробик опустили в короткую могилу. Вымаливала прощение и у Бога за горечь, которую ощущала, видя, как умный красивый малыш чахнет на больничной койке, пока другие здоровые дети бегают, играют и озорничают…

Вынырнув из задумчивости, Арден отпила еще глоток воды и мысленно подняла тост за правильное поведение с Дрю Макаслином. Общеизвестно, что укрывшись на этом острове, он не давал интервью и избегал публичности любого рода.

Арден потратила немало времени, изобретая способ приблизиться к нему. В длительном полете с материка и даже после прибытия на Мауи отвергала один план за другим. Единственное, что пока удалось, — снять номер в курортном клубном отеле, где Макаслин появлялся каждый день. Здесь ему гарантировалась недоступность для посторонних. Сегодня — впервые с момента наблюдений — Дрю не прошел в раздевалку через металлическую дверь, выходящую прямо на корты.

У нее есть только один шанс — сыграть все очень тонко, заставить обратить на себя внимание и посмотреть, что из этого получится. Она притворилась, что не замечает его. Нетрудно понять, что толпы фанаток у кортов раздражают этого мужчину.

И сегодня он заметил ее. Арден инстинктивно почувствовала это. Она имитировала полную незаинтересованность, но отслеживала каждый его шаг. Он несколько раз бросал на нее взгляд, особенно после удачных ударов, но ему ни разу не удалось застать ее, глазеющей на него. Такая популярная личность, как Дрю Макаслин, не привык к пренебрежению.

В его случае подобное тщеславие вполне оправданно. Белокурые волосы были слишком длинными, но вполне подходили к эффектной внешности. Подтянутое тело ничем не выдавало разрушительного действия недавнего увлечения алкоголем. Покрытые тропическим загаром руки и ноги, двигающиеся с точностью и мощью хорошо смазанной машины, служили воплощением мужского изящества; контрастирующая с бронзовой кожей поросль темно-золотистых волосков на теле притягивала взгляд. В груди он был шире большинства игроков в теннис, но этот недостаток с готовностью простил бы каждый, наблюдающий за игрой мускулов под облегающей белой футболкой.

Очевидно, что после трагической гибели жены Дрю Макаслин просто не замечал множества женщин, привлекаемых его зрелой мужественностью. Нет, она сыграла единственно правильно, поздравила себя Арден. Сегодня он посмотрел на нее. Возможно, завтра…

— У вас, должно быть, много друзей и родственников.

Пораженная мужским голосом, Арден развернулась и, к своему ужасу, обнаружила, что уставилась прямо на застежку-молнию белых шорт. Рельефная выпуклость обеспечивалась либо очень коротким и плотно прилегающим нижним бельем, либо спортивным бандажом. Обе возможности вызвали горячую волну, пробежавшую по позвоночнику.

Она отвела глаза от промежности Дрю Макаслина и позволила себе оглядеть высокого мужчину в ярко-синей нейлоновой ветровке без рукавов, застегнутой лишь наполовину и обнажающей загорелую грудь, покрытую золотистыми волосами. Его улыбка была мечтой ортодонта. Ровные белые зубы сверкали во рту, подбородок был слишком сильным, чтобы не демонстрировать упрямство. Великолепные синие глаза точно подходили под описание репортеров.

— Простите?

Арден от всей души надеясь, что голос не выдает ее нервозность.

— Судя по всему, вы заняты написанием многочисленных посланий. Я предположил, что это открытки домой. Что-то типа: «Желаю тебе побывать здесь».

Голос был ясным, настоящий густой баритон без хрипотцы, а тон — странно интимным.

Она улыбнулась, помня, что должна изображать беспечное безразличие.

— Нет. Не открытки. На самом деле нет такого человека, который тосковал бы по мне.

— Тогда никто не станет возражать, если я присоединюсь к вам.

— Я могу возразить.

— Правда?

Не смея выдать ликование, Арден помолчала, успокаивая тяжело бьющееся сердце, потом произнесла:

— Нет, пожалуй, нет.

Мужчина бросил под стул матерчатую сумку, сел напротив и, нагнувшись над усыпанным бумажками столом, представился:

— Дрю Макаслин.

Она пожала протянутую руку.

— Арден Джентри.

Она дотронулась до него! Глядя на их соединенные руки, изумилась такому чуду — их первому физическому контакту, ведь…

— Вы в отпуске? — вежливо поинтересовался он.

Она выпустила его пальцы и откинулась на спинку стула, пытаясь избавиться от неуместного легкомысленного восторга.

— Не совсем. И по делу и ради удовольствия.

Дрю махнул официанту.

— Хотите чего-нибудь еще? — спросил он, указывая на ее стакан.

— Ананасовый сок, — улыбнулась Арден.

— Все правильно, вы — приезжая, поэтому еще не начало тошнить от этой штуки.

Жаль, что у него настолько приятная улыбка. Чрезмерная сексуальная привлекательность отвлекала от причины, по которой она стремилась познакомиться с ним, втереться в доверие и, если получится, стать его другом.