— Ну, не компостируй мне мозги, Роза! Сейчас пальчики снимем, и доказательная база у нас будет полная.

— Да, поди, у Машки ключи стащили, внучки Мироныча, — предположил Фортуна. — Она и до смерти деда пила запоями, а сейчас вообще хлещет по чёрному. Тот ветеран был, вот они на его пенсию и жили. А теперь сдохнет с голоду.

Потом приехал Авезов, начал чуть не целовать родные сумки. Подъехал и Сычёв, начавший снимать отпечатки пальцев с гладкой поверхности весов, так же прихваченных вороватыми друзьями из тонера.

— Есть тут пальчики, и хорошие пальчики, — сообщил вскоре он. Рассмотрев на свет пленки с отпечатками, он хмыкнул, и помахал их перед носом Кима. — Юра, эти твои завитки я уже наизусть знаю. А вот и шрамчик косой с твоего указательного пальчика. Так что — колись, милый, пока не поздно. Все улики против тебя.

Ким сморщился так, что Зудов понял, что эксперт прав, и именно этот внук корейца и сын цыганки тащил весы из тонера, и возился с ними в этом сарае.

Дело шло уже к концу, Юру и Лягу запихнули в Уазик, и все начли выходить из сарая, когда Зудов заметил в уголке что-то, похожее на свёрнутый вчетверо листок бумаги. Он поднял свою находку, и, развернув её, изменился в лице.

В это время Фортуна в стороне раскручивал Авезова.

— Нет, Расул, ты что, совсем ох….!? Мы твой хабар нашли? Нашли. Давай, накрывай поляну. Башлять надо за хорошую работу.

Азербайджанец сморщился, но в карман полез.

— Слюшай, совсем дела плёхо идёт, — бормотал он. — Воруют и воруют. Совсем доходу нету.

— Ладно, не жмоться, у тебя ещё три точки по городу, я же знаю.

Подойдя к Колодникову, уже травившему с Сычёвым анекдоты, Зудов тронул его за плечо.

— Андрей, смотри, что я нашёл.

Колодников посмотрел на его бумажку, присвистнул, и велел: — Брось обратно на место, — а потом крикнул на улицу, Фортуне. — Володя, верни понятых.

— А этих?

— Кима не надо.

Через полчаса, уже в отделении милиции он допрашивал Юру Кима. Тому два месяца назад стукнуло шестнадцать, так что вместе с ним в кабинете на законных основаниях присутствовала и мама Роза.

— Ну, про кражу мне всё понятно, — сказал он спустя час после начала допроса. — Ты мне теперь, Юра, расскажи, как вы убили женщину три дня назад?

Эта фраза просто поразила Кима. Он даже вскочил со стула.

— Я!? Женщину!? Какую женщину, что ты мне ещё вешаешь, начальник? Мокруху хочешь повесить?

— Ничего я тебе не вешаю. А женщину вы убили молодую, хорошую, красивую. Кое-какие её документы мы нашли у вас в гараже.

И Колодников показал опешившему малолетке стандартный лист страхового полиса.

— Тут написано: Соенко Наталья Васильевна. А она была найдена мёртвой три дня назад в районе улицы Севастопольской. Это в пятидесяти метрах от этого сарая, и в ста от вашего барака. Денег и документов при ней не было. А теперь её медицинский полис нашли у вас. Как это понимать?

— Говорила я тебе, выкинь ты всё! — неожиданно вступила в диалог Роза. — Ты что, охренел!

— Ага, а сумку то ты забрала? Ты то не охренела?

— Ты что, дурак? Ты чё мелешь? И где?

Для пущей доходчивости она от души добавила матом. Сынок ответил ей тем же.

— Какого х…, я всё выкинул, мама!? Всё!

— А это что!? — заорала мать и, ткнув пальцем в документ, снова поливнула матом, а потом перешла на цыганский язык. Колодникову пришлось успокаивать кровных родственников.

— Так, тихо! Я всё понял. Основные документы ты уничтожил, а это, значит, просмотрел? Уронил?

— Ну да.

— Как ты её убил?

— Я её не убивал, Андрей Викторович! Машина её сбила, мамой клянусь.

— Не клянись ты ей, я её слишком хорошо знаю, сажал три раза, — отмахнулся Колодников в сторону Розы.

— Два, а не три, — поправила Роза.

— Какая разница! Где два, там и три. Хрен вы остановитесь на одном десятке. Так, где вы взяли документы на имя Натальи Соенко?

— Машина эту бабу сбила, мы тут ни при чём, — настаивал Ким. — Она лежала прямо на улице, уже готовая.

— Стоп, а почему ты решил, что её сбила машина? Может, её кто убил, или просто, плохо стало бабе, сердце отказало? Может, это ты её напугал так, что она крякнула?

— Да нет, машина её сбила. Это Ляга мне сказал.

Колодников наморщил лоб.

— Так, как у нас Лягу то по человечески зовут? Максим Сухинин? Максим Максимыч, видный представитель воровской династии.

— Ну да, Макс он, — подтвердил Юрка. — Он видел даже, как эта тачка её сшибла. Прибежал в барак к нам, говорит, там баба лежит на улице, машина сшибла, рядом сумка, пакеты, надо забрать.

— А сам он что, не мог, что ли забрать? Грыжей, вроде, не страдает. Вон, вы какие сумки у Авезова упёрли.

Ким засмеялся.

— Ляга, он мертвяков боится. Видеть даже не может их.

— Да ну!?

— Бля буду! У него как отца замочили в прошлом году, так он даже прощаться с ним не пришёл, из двери только посмотрел, и всё.

— А за что его замочили то? — небрежным тоном спросил Колодников.

— Да, за бабки, за что ещё. Он общак взял…

Тут Роза пнула сына носком сапога по щиколотке, и Юрий осекся. Колодников же был готов слушать, хоть до Нового года. Дело об убийстве Сухинина-старшего до сих пор висело на отделе чистейшей воды глухарём. Отец Ляги был точно таким же отморозком, как и его сын, но кто замочил этого заслуженного уголовника Кривова, было для ментов полной загадкой.

— Ага, значит, спустил Сухой общак на водку и анашу, а его пустили на перо?

Но Ким молчал, и Колодников оставил эти попытки добычи попутной информации. Он теперь знал главное — в каком направлении искать по этому глухарю дальше. Через час он велел увести Кима, и привести Лягу. Это парень был гораздо проще своего друга, да и лет ему было уже восемнадцать, так что «подпорки» в виде старших родственников ему были не нужны. Максим Сухинин скрывать ничего не мог, извилин в мозгу не хватало, поэтому Колодников начал говорить с ним прямо.

— Так, Максим Макисмыч, дело у меня к тебе серьезное, и вполне ответственное. Юрка сказал, что ты видел, как машина сбила ту девку на Севастопольской. Это так?

— Юрка так сказал? — не поверил сначала Ляга.

— Ну не я же это всё придумал!? Я про это ничего не знал. Конечно он. Так что ты там видел?

Долго думать в одиночку Ляга не привык, и от этого даже вспотел.

— Ну, раз Юрка сказал… Баба там одна топала. У ней ещё две сумы были, я подумал — бомбануть бы её сейчас. А тут эта машина — как за ней ломанётся…

— Постой, — прервал его Колодников. — Ты где был в это время?

— У тётки одной в огороде.

— И как ты попал туда?

— Ну, у ней капуста там ещё была, на корню. Я не наглел, я только насчёт пожрать, пару вилков потырить. Они уже подмерзли, но матуха классно готовит из мороженых вилков ленивые голубцы.

— Так, ясно, давай дальше. А она где была?

— Та баба?

— Ну да.

— По дороге шла.

— Откуда?

— От горбольницы.

— Это через переулок?

— Ну да, я видел, как она оттуда вышла.

"Похоже, она действительно шла от остановки, по переулку, к себе домой", — подумал Андрей.

— Так, дальше.

— А тут свет вдруг вспыхнул, она обернулась, пакетом лицо прикрыла. А машина на неё как рванёт. Она ещё хотела убежать, да о сумку свою споткнулась и упала. И он, прямо на неё. Переехал, значит, остановился. Кент какой-то вышел, посмотрел на бабу, сел в машину и уехал.

— А машина откуда ехала? Так же от горбольницы?

— Не а, она не ехала.

Колодников ничего не понимал. У него от этого длительного допроса и лошадиной дозы никотина дико разболелась голова.

— Не понял ничего. Как это она не ехала? А что она тогда делала?

— Стояла она на дороге.

— Долго стояла?

— Да, долго. Я как раз пришёл, залез в огород, нарезал уже капусты, а тут они, козлы эти на тачке припёрлись. Я уж думал — всё, менты по мою душу пригнали! Сижу, значит, прижух. Ломиться всё равно некуда, там с другой стороны овчара с меня ростом. Ну, смотрю, два хрена из тачки вылезли, и ушли. А этот, водила, свет выключил, и сидит, музон слушает. Я уже замерз, а тачка всё стоит. Ни вздохнуть, ни пёрнуть!