Насколько она могла судить, звуки доносились не из дома, а из служб, расположенных с правой стороны двора. Вход в него преграждала лишь калитка; Вероника толкнула ее, и старое дерево громко заскрипело.

Крики зазвучали с удвоенной силой. Там явно услышали скрип калитки. Вероника прибавила шаг.

Если крыша служб кое-где подгнила, то стены выглядели толстыми и прочными, старые двери были укреплены железными полосами. Именно в одну из этих дверей и стучали изнутри, крики же становились все настойчивее:

— На помощь! На помощь!

Затем за дверью послышалась возня, и другой, не столь пронзительный, голос проскрипел:

— Да замолчи ты, Клеманс! Вдруг это…

— Нет, нет, Гертруда, это не они, мы бы услышали! Откройте, ключ в дверях!

И в самом деле: Вероника, размышлявшая, каким образом проникнуть в сарай, увидела торчащий из скважины массивный ключ. Она повернула его, и дверь отворилась.

За дверью стояли две сестры Аршиньа: полураздетые, изможденные, по-прежнему похожие на злых колдуний. Они были заперты в прачечной, загроможденной всякой утварью, а в глубине ее на соломе лежала третья сестра, которая еле слышно причитала.

В тот же миг одна из стоявших у двери сестер упала без чувств, тогда как другая с лихорадочным огнем в глазах схватила Веронику за руку и, задыхаясь, заговорила:

— Вы их видели, да? Они здесь? Почему они вас не убили? С тех пор, как остальные ушли, они стали хозяевами на Сареке… Теперь наша очередь… Мы заперты здесь уже шесть дней, да, с того утра, как все уехали… Мы собирали вещи, чтобы взять их с собою в лодку. Зашли втроем сюда, хотели взять сохнувшее белье… И они пришли… Мы их не слышали… Их никто не слышит… И вдруг дверь затворилась — стукнула о косяк, повернулся ключ, и все… У нас здесь были яблоки, хлеб, даже водка, от голода мы не страдали. Только все думали: неужели они вернутся и нас убьют? Когда настанет наш черед? Ах, моя милая, как мы все время прислушивались, как тряслись от страха! Старшая совсем обезумела. Послушайте: она бредит. Другая, Клеманс, тоже не выдержала… А я, Гертруда…

У этой силы еще оставались: она крепко держала Веронику за руку.

— А Коррежу? Он вернулся, да? И снова уехал? Почему он нас не нашел? Это ж было нетрудно… Он знал, где мы, а стоило нам услышать малейший шум, как мы принимались кричать… В чем же дело? Ответьте же!

Вероника не знала, что ответить. Хотя с какой стати она будет скрывать правду?

— Лодки утонули, — сказала она.

— Что?

— Обе лодки утонули недалеко от Сарека. Все, кто в них был, погибли. Это произошло напротив Монастыря, вблизи от Скал Дьявола.

Вероника умолкла, не желая называть никаких имен и говорить о роли Франсуа и его учителя в разыгравшейся трагедии. Внезапно Клеманс поднялась и с исказившимся лицом села на полу, прислонившись к двери.

Гертруда прошептала:

— А что с Онориной?

— Онорина мертва.

— Мертва?

Это слово обе сестры выкрикнули в один голос. Затем молча переглянулись. Их явно поразила одна и та же мысль. Казалось, они над чем-то раздумывают. Гертруда зашевелила пальцами, словно что-то подсчитывая. Лица обеих женщин становились все более испуганными.

Тихо, как будто страх сдавил ей горло, Гертруда заговорила, пристально глядя на Веронику:

— Верно… верно… все сходится… Знаете, сколько их было на лодках, не считая сестер и меня? Знаете? Двадцать человек. Теперь сосчитайте… Двадцать, да Магеннок, погибший первым, да господин Антуан, умерший недавно, да маленький Франсуа и господин Стефан, которые хоть и пропали, но тоже, должно быть, мертвы, а потом — Онорина и Мари Легоф, которые тоже отдали Богу душу… Вот и сосчитайте… получается двадцать шесть… Двадцать шесть! Все сходится, верно? Двадцать шесть отнять от тридцати… Вы поняли? Тридцать гробов, которые пустуют… А от тридцати отнять двадцать шесть — получится четыре, правильно?

Дальше старуха связно говорить уже не могла, язык у нее стал заплетаться, изо рта вырывались лишь бессвязные слова, но Вероника тем не менее сумела разобрать:

— А? Понимаете? Остались четверо: трое сестер Аршиньа, которых держали взаперти, и вы… Верно ведь?… Четыре креста… Вы же знаете — четыре женщины на четырех крестах!… Все сходится, нас как раз четверо. Кроме нас, на острове никого нет. Только четыре женщины…

Вероника молча слушала. На лбу у нее выступила испарина.

Она пожала плечами.

— Ну и что из этого? Если на острове мы одни, то кого же вы боитесь?

— Да их же! Их!

Вероника начала выходить из себя.

— Да ведь все же уехали!

Гертруда испугалась.

— Тише! А вдруг они вас услышат?!

— Кто?

— Они… которые жили тут когда-то.

— Кто же тут жил?

— Они, те, что приносили в жертву мужчин и женщин, чтобы умилостивить своих богов.

— Да ведь это было давным-давно! Вы имеете в виду друидов? Так никаких друидов теперь нет.

— Тише! Тише! Есть… И еще есть злые гении.

— Духи, что ли? — воскликнула Вероника, раздраженная подобным суеверием.

— Да, духи, но только духи во плоти, с руками, которые закрывают двери и держат вас взаперти… Существа, которые топят лодки… Они ведь и убили господина Антуана, Мари Легоф и других, всего двадцать шесть человек.

Вероника не ответила. Ответить ей было нечего. Она-то знала, кто убил г-на д'Эржемона, Мари Легоф и остальных, кто потопил обе лодки.

Вместо ответа она спросила:

— В котором часу вас тут заперли?

— В половине одиннадцатого. А в одиннадцать мы должны были встретиться в деревне с Коррежу.

Вероника задумалась. Франсуа и Стефан никак не могли находиться здесь в половине одиннадцатого, а всего часом позже напасть из-за скалы на лодки. Неужели на острове остался их сообщник или даже сообщники?

Она обратилась к старухе:

— Как бы там ни было, нужно на что-то решаться. Оставаться здесь вам нельзя. Вы должны отдохнуть, прийти в себя…

Клеманс встала на ноги и с тою же горячностью, что и ее сестра, глухо проговорила:

— Прежде всего нужно спрятаться и как-то защититься от них.

— Но каким образом? — спросила Вероника, которой невольно тоже захотелось найти убежище от неведомого врага.

— Каким образом? А вот каким. Об этих вещах на острове было много говорено, особенно в этом году, и Магеннок решил, что при первом же нападении всем следует спрятаться в Монастыре.

— Почему в Монастыре?

— Потому что там можно обороняться. Скалы около дома отвесные, он защищен со всех сторон.

— А мост?

— Магеннок с Онориной все предусмотрели. Шагах в двадцати слева от моста есть маленькая хижина. В ней спрятан запас бензина. Вылить три-четыре бидона на мост, чиркнуть спичкой — и дело сделано. Вы окажетесь отрезаны, до вас будет не добраться. Какое уж тут нападение!

— Почему же тогда жители решили спасаться на лодках, а не спрятались в Монастыре?

— Им показалось, что так будет благоразумнее. Но у нас-то выбора нет.

— Стало быть, идем?

— И немедленно, пока светло: ночью это будет не так просто.

— А как же быть с вашей сестрой, которая не может встать?

— Повезем ее на тачке. Отсюда есть прямая дорога к Монастырю, которая минует деревню.

Хотя перспектива жить бок о бок с сестрами Аршиньа была Веронике неприятна, она согласилась, поддавшись какому-то необоримому страху.

— Ладно, — заключила она. — Давайте отправляться. Я доведу вас до Монастыря, а потом вернусь в деревню за провизией.

— Но только ненадолго, — возразила одна из сестер. — Когда с мостом будет покончено, мы разожжем костер на пригорке, там, где Дольмен Фей, и с берега за нами пришлют судно. Сегодня не получится, опускается туман, но завтра…

Вероника не возражала. Теперь она уже примирилась с мыслью, что ей придется покинуть Сарек, пусть даже во время дознания выплывет ее имя.

Сестры опрокинули по стаканчику водки, и они тронулись в путь. Скрючившись в тачке, сумасшедшая тихонько посмеивалась и бросала Веронике отрывистые фразы, словно желая, чтобы та посмеялась вместе с нею.