— В какое дерево?

— Да в дуб, черт побери! Как будто кто-то в нас выстрелил.

— Но ведь звука выстрела не было.

— Значит, кинули камнем, который угодил в дуб.

— Это нетрудно проверить, — заметил Ворский.

Он направил на дерево фонарь, и в тот же миг с губ у него сорвалось проклятие:

— А, дьявол! Смотрите! Под надписью!

Все повернулись к дереву.

В месте, на которое он указывал, из дуба торчала стрела, ее оперение еще дрожало.

— Стрела? — воскликнул Конрад. — Не может быть! Стрела?

Отто забормотал:

— Мы пропали. Они целились в нас.

— Тот, кто в нас целился, должен быть где-то неподалеку, — заметил Ворский. — Откройте пошире глаза! Будем искать!

Он повел фонарем из стороны в сторону, пронзая лучом темноту.

— Погодите-ка, — поспешно остановил его Конрад. — Чуть правее… Видите?

— Вижу… Да, вижу…

Шагах в сорока от них, подле расколотого молнией дуба, в направлении Цветущего Распятия виднелось что-то белое, какая-то фигура, которая пыталась — так, по крайней мере, им казалось — укрыться в кустах.

— Молчите и не двигайтесь, — приказал Ворский, — чтобы он не догадался, что мы его обнаружили. Конрад, пойдешь со мной. Ты, Отто, останешься здесь; достань револьвер и будь начеку. Если он попытается подойти и освободить дамочку, выстрели дважды, и мы мгновенно прибежим. Ясно?

— Ясно.

Ворский наклонился над Вероникой и отодвинул материю, которой была обмотана ее голова. Повязка на глазах и кляп были на месте. Женщина еле дышала, пульс был слабым и медленным.

— Время еще есть, — пробормотал он, — но нужно поспешить, если мы хотим, чтобы она умерла так, как мы решили. Во всяком случае, она, похоже, не очень-то страдает. Она без сознания.

Ворский поставил на землю фонарь и, выбирая места потемнее, осторожно двинулся вместе с сообщником по направлению к фигуре в белом.

Однако вскоре он обнаружил, что фигура эта, казавшаяся ему неподвижной, на самом деле перемещается вместе с ним, так что расстояние между ними остается неизменным. К тому же рядом с нею он заметил прыгавший из стороны в сторону черный комочек.

— Опять эта мерзкая собачонка! — проворчал Ворский.

Он ускорил шаг, но расстояние не уменьшалось. Побежал — фигура тоже пустилась бегом. Но что самое странное, при движении этого таинственного субъекта не слышалось ни шороха листьев, ни топота ног по земле.

— Вот черт! — выругался Ворский. — Да он издевается над нами! Может, выстрелить по нему, а, Конрад?

— Слишком далеко. Пулей его не достать.

— Но ведь не можем же мы…

Неизвестный довел их до оконечности острова, затем спустился к выходу из туннеля, прошел мимо Монастыря и вдоль западной скалы добрался до пропасти, где догорали доски временного моста. Потом, свернув в сторону, он обошел дом с другой стороны и поднялся на лужайку.

Пес время от времени радостно лаял.

Ворский все никак не мог успокоиться. Как он ни старался, расстояние не сократилось ни на пядь, а преследование длилось уже минут пятнадцать. Наконец он принялся поносить своего врага:

— Остановись, если ты не трус! Чего тебе надо? Заманить нас в ловушку? И что дальше? Может, ты хочешь спасти дамочку? Она в таком состоянии, что не стоит трудиться. Ах ты, мерзавец чертов, только бы мне до тебя добраться!

Внезапно Конрад схватил его за край мантии.

— В чем дело, Конрад?

— Посмотрите, кажется, он не шевелится.

И действительно, впервые фигура неизвестного вырисовывалась во мраке довольно отчетливо, и среди листвы кустарника преследователи сумели даже различить его позу: чуть расставленные в стороны руки, согбенная спина, подогнутые ноги, которые как будто перекрещивались на земле.

— Он упал, — заключил Конрад.

Ворский бросился вперед с криком:

— Буду стрелять, негодяй! Ты у меня на мушке. Руки вверх или стреляю!

Фигура не шелохнулась.

— Тем хуже для тебя! Если ты что-нибудь выкинешь, отправишься к праотцам. Считаю до трех.

Подойдя метров на двадцать к незнакомцу, он принялся считать:

— Раз… Два… Ты готов, Конрад? Огонь!

Пули одновременно вылетели из обоих револьверов.

Раздался отчаянный крик.

Фигура осела на землю. Мужчины кинулись вперед.

— Попался, мерзавец! Будешь знать, как иметь дело с Ворским! Ах, негодяй, ну и заставил же ты меня побегать! Теперь твоя песенка спета!

За несколько шагов до тела Ворский замедлил шаг, опасаясь какого-нибудь сюрприза. Неизвестный не шевелился, и, подойдя ближе, Ворский убедился, что тот лежит неподвижной грудой, словно мертвец. Теперь можно было подскочить прямо к нему. Ворский так и поступил, шутливо бросив:

— Удачная охота, Конрад! Давай подберем дичь.

Однако, наклонившись над добычей, они были чрезвычайно удивлены, обнаружив, что она мало осязаема и состоит из одной лишь матерчатой накидки, внутри которой никого нет: ее владелец предусмотрительно сбежал, бросив ее на колючий куст. Собака тоже исчезла.

— Дьявол его раздери! — воскликнул Ворский. — Этот подонок нас надул! Но зачем, черт возьми?

Излив свою ярость в свойственной ему дурацкой манере, он принялся топтать кусок материи, как вдруг в голову ему пришла мысль.

— Зачем? Проклятье! Ведь я сам только что говорил… Ловушка… Уловка, чтобы завести нас подальше от дамочки, а тем временем его друзья нападут на Отто. Ну и болван же я!

Он бросился в темноту и, когда смог уже различить дольмен, окликнул:

— Отто! Отто!

— Стой! Кто идет? — испуганно отозвался Отто.

— Это я… Не стреляй, черт!

— Кто это, вы?

— Да я, я, дуралей.

— А кто же стрелял?

— Ерунда… Ошибка… После расскажем…

Дойдя до дуба, Ворский схватил фонарь и направил его на свою жертву. Женщина неподвижно лежала у подножия дерева, ее голова все так же была обернута материей.

— Фу ты! — выдохнул он. — Черт, как я испугался!

— Чего?

— Да того, что ее у нас похитили!

— Так ведь я же был здесь.

— Ты, ты!… Ты не смелее своего дружка, и если б они напали…

— Я выстрелил бы, вы услыхали бы сигнал.

— Кто знает… Ну как, тут все было тихо?

— Совершенно.

— Дамочка не очень волновалась?

— Сначала волновалась. Все жаловалась и стонала под своим капюшоном, так что я вышел из терпения.

— Ну а потом?

— Потом — дело недолгое: хватил кулаком, да и все!

— Ах мерзавец! — воскликнул Ворский. — Если ты ее убил, прощайся с жизнью!

Он поспешно присел на корточки и приложил ухо к груди несчастной.

— Нет, — через секунду вымолвил он. — Сердце еще бьется. Но биться ему осталось недолго. За дело, друзья. Через десять минут все должно быть кончено.

13. «ИЛИ, ИЛИ! ЛАМА САВАХФАНИ?»[8]

Приготовления были недолгими, и Ворский принял в них деятельное участие. Прислонив лестницу к стволу дерева, он одним концом веревки обвязал жертву, другой перекинул через ветку и, сидя на верхней ступеньке, объяснил сообщникам:

— Послушайте, вам остается лишь потянуть за веревку. Поставьте женщину сначала на ноги, и один из вас пусть не даст ей упасть.

Ворский замолчал. Однако поскольку Отто и Конрад о чем-то тихо переговаривались, он воскликнул:

— Эй, вы там! Могли бы и поспешить! Если кто-нибудь захочет всадить в меня стрелу или пулю, то мишень из меня неплохая. Ну что, готово?

Приспешники не отвечали.

— Да, нрав у нее крутой! Что там у вас? Отто! Конрад!

Ворский спрыгнул на землю и набросился на них:

— Хороши, нечего сказать! Если и дальше будет так продолжаться, мы не уберемся отсюда и завтра утром… и тогда все пропало. Отвечай же, Отто!

С этими словами Ворский направил луч света ему в лицо.

— Ну что там? Отказываешься, что ли? Так и скажи! А ты, Конрад? Это что, стачка?

Отто покачал головой:

— Ну, стачка — это уж слишком. Но мы с Конрадом не рассердимся, если вы нам кое-что объясните.