Рауль довольно потер руки. Дело начинало ему положительно нравиться. Он решил вернуться в гостиницу, хорошенько выспаться и тщательно все продумать, а потом снова явиться в замок и разузнать, что же замыслили барон и его друзья против неизвестной и что это за «исчадие ада», чью погибель они готовят с таким рвением.

Он положил письмо на место, придал секретеру прежний вид, но не ушел, а сел за круглый столик, на котором стояла фотография Клариссы, взял портрет в руки, пристально вглядываясь в прекрасные черты. Кларисса д'Этиг была моложе его. Восемнадцать лет! Чувственные губы, глаза, полные неги и мечтательности, тонкая розоватая кожа яркой блондинки, точеный профиль. Милое, желанное лицо!

Взгляд Рауля омрачился. Он гнал от себя эту мысль, но она преследовала его… Кларисса сейчас одна, в своей комнате наверху, ключ от которой она ему доверила. Дважды Рауль посещал ее там. Так что же удерживает его сейчас? Слуги далеко, они ничего не услышат. Барон вернется не скоро. Может быть, не стоит уходить?

Рауль не был вульгарным ловеласом. Врожденная порядочность и щепетильность сдерживала порывы страсти, обуздывала мощный зов инстинкта. Но как устоять перед таким искушением?!

Самолюбие, желание, любовь, потребность властвовать влекли его. Оставив колебания, он стремительно взбежал по лестнице… Но перед закрытой дверью сомнения вновь охватили его. Ведь раньше он переступал этот порог при свете дня, как почтительный и скромный друг. Как выглядят его действия теперь, глухой ночью?

Волнение улеглось быстро. Он тихонько постучал, прошептал:

— Кларисса. Кларисса… Это я.

Прошла минута. Не получив ответа, он уже хотел было постучать снова, сильнее, но вдруг дверь приоткрылась… Лампа, которую девушка держала в руке, освещала ее бледное лицо.

Рауль заметил, что она испугана, и отступил в полумрак коридора, готовый немедля уйти.

— Не сердитесь, Кларисса… Я не хотел потревожить вас… Достаточно одного вашего слова — и я исчезну… — Если бы Кларисса была в состоянии услышать и понять его слова, все было бы по-другому. Она так легко могла одержать победу над противником, который заранее признал свое поражение! Но девушка ничего не слышала, не видела. Ее губы пролепетали смутные и еще больше разжигающие страсть слова укора. Она хотела сделать негодующий жест, показать, что прогоняет его, но, обессилев, протянула Раулю руки в знак нежного согласия и покорности. Потом она повернулась, поставила лампу на ночной столик. Легкое движение — и пеньюар упал к ее ногам. Широко раскрытые глаза смотрели прямо на Рауля…

…Они полюбили друг друга, как только встретились на одном из южных курортов. Три месяца назад Кларисса приехала туда со своей подругой по пансиону. С самого начала Рауль показался ей существом загадочным и непостижимым. Он доводил ее до отчаяния своими неожиданными причудами, злой иронией, вечно беспокойным нравом. Но зато какая сила страсти, какое обаяние, сколько юношеского веселья, задора, восторженности! Сами его недостатки казались достоинствами, а пороки выглядели как добродетели, только не сумевшие раскрыться во всем блеске.

Рауль и Кларисса чувствовали себя связанными невидимыми узами. Для Рауля эти узы были сладостнее всего на свете, для Клариссы — знаком какого-то рабства, но рабства желанного, нежно оберегаемого.

Вернувшись к себе в Нормандию, девушка была поражена, увидев однажды в окне изящную, хорошо знакомую фигуру молодого человека… Тот остановился в гостинице, в нескольких километрах от поместья, и почти каждый день отправлялся на велосипеде на свидания с возлюбленной в окрестностях замка.

Рано оставшись без матери, Кларисса не была счастлива подле своего отца — человека грубого, мрачного, крайне набожного, но при этом алчного, помешанного на своей знатности, окрестные фермеры ненавидели его и боялись, словно лютого врага.

Когда Рауль, даже не будучи знакомым с бароном, превзошел самого себя в дерзости и отваге и решился просить руки Клариссы, обладатель древнего титула впал в страшную ярость: безусый сопляк, без связей, без прочной репутации вознамерился стать его зятем?! Барон даже схватился за плеть, и Рауль рисковал быть униженным, но в этот момент молодой человек взглянул на взбешенного зверя властным взглядом укротителя, и его хладнокровие восторжествовало над неразумием гнева.

Результатом этой встречи, которую гордость Рауля стремилась навеки изгладить из его памяти, и стали два тайных дневных свидания с Клариссой и одно ночное.

На следующее утро, сказавшись больной, Кларисса велела принести завтрак позднее обычного, точнее в полдень, и прямо к ней в комнату. Рауль в это время прятался в соседней комнате и потом еще долгое время оставался наедине с любимой, сплетая свое обнаженное тело с ее телом, укрощая ее прекрасные уста поцелуями. Так шли часы. Девушка плакала от восторга, страха, отчаяния, но их губы не расставались. Морской ветер ласкал их разгоряченные лица, их обнаженные тела. Прямо перед ними расстилался огромный фруктовый сад, залитый солнечными лучами, среди ярких цветов бежал в низину ручеек. А вдали виднелись прибрежные скалы и утесы, залив Этрета, порт Авань и выступивший далеко в море мыс Игла…

Он нежно шептал:

— Не печалься, любимая моя! В нашем возрасте жизнь так прекрасна, и будет еще прекраснее, когда мы преодолеем все, что стоит на пути к нашему счастью. Не плачь!

Она вытерла слезы и попыталась улыбнуться, глядя ему в лицо. Он казался ей воплощением мужества. Его энергичное лицо, правда, слегка портила насмешливая складка у рта, но глаза блистали искренней радостью и весельем. От всей его гибкой фигуры исходило ощущение мальчишеской лихости и задора.

— Рауль, Рауль, — повторяла она с глубокой грустью, — ты смотришь на меня, но я знаю: мысли твои где-то далеко! Ты уже не думаешь о том, что сейчас произошло между нами. О чем ты размышляешь, Рауль?

— О твоем отце.

— О моем отце?

— Да, о бароне д'Этиг и его гостях. Не возьму в толк, как немолодые люди, с таким жизненным опытом и положением в обществе, могут тратить время, убивая птиц на скалах Нормандии.

— Они находят удовольствие в охоте.

— Ты так считаешь? А вот я ужасно заинтригован и с трудом могу поверить, что сейчас, в тысяча восемьсот девяносто четвертом году… Надеюсь, ты не обидишься?

— Говори же, мой любимый!

— У них был такой вид, словно они играют в заговор. Да, это звучит довольно странно, но мне кажется, что все они — маркиз де Рольвиль, Матье де ля Вопальер, граф Оскар де Бенто, Ру д'Этьер и другие — самые благородные сердца и самые древние гербы Нормандии — втянуты в какой-то страшный, чудовищный заговор.

Кларисса скорчила насмешливую гримаску и надула губки:

— Ты говоришь глупости, милый!

— А ты так плохо слушаешь меня, что не принимаешь всерьез даже самые веские доводы, — промолвил Рауль. Теперь он был убежден в том, что она ничего не знает о готовящемся преступлении. Как мне убедить тебя, что сказать?

— Слова любви, Рауль!

Она притянула его к себе, и он страстным поцелуем обжег ее губы.

— Вся моя жизнь наполнена любовью к тебе! И если где-то в глубине души притаились другие заботы, то лишь о том, как покорить тебя всю без остатка и навсегда. Но стань же на минуту взрослой, Кларисса… Допустим, твой отец — действительно заговорщик. Он арестован, приговорен к казни, и вдруг являюсь я и спасаю его. Разве после этого он посмеет мне отказать?

— Он уступит и так, дорогой!

— Нет, никогда!

— Но ведь у тебя тоже есть звучное имя — Рауль д'Андрези!

— Д'Андрези — это девичья фамилия моей матери, которая вернулась к ней, только когда она овдовела. На этом настояла родня, считавшая ее брак с моим отцом трагической ошибкой.

— Но почему? — Это неожиданное признание ошеломило Клариссу.

— Почему? Да потому, что мой отец был для них всего лишь жалким плебеем. Кроме всего прочего, он был очень беден и служил преподавателем… но преподавателем чего? Гимнастики, фехтования и бокса!