Де Шаньи снова остановился. Доротея молчала. И он продолжал:

— Само собой разумеется, мы предлагаем вам принять участие в наших поисках. Вы замените вашего отца, так же как Рауль Дювернуа занял место покойного Жоржа Дювернуа. Наш союз четверых считается длящимся.

Граф умолк, довольный своей речью. Но упорное молчание Доротеи коробило его. Она сидела неподвижно, устремив взгляд в одну точку, и он не мог понять, что ее смущает. Неужели она осуждает их за то, что они не отыскали дочь и наследницу их компаньона? Или ее все еще мучит кража серег, и она боится, что ее подозревают в воровстве?

— Что с вами, дорогая Иоланта? — спросила ласково мадам де Шаньи. — Неужто вас так расстроило это письмо?

— Да, — ответила с глубоким вздохом Доротея. — Это ужасно.

— Разве вы уверены, что его убили?

— Конечно. Иначе в его вещах нашлась бы медаль.

— А как, по-вашему, следовало заявить властям или нет?

— Не знаю… Право, не знаю, — ответила задумчиво Доротея.

— Подумайте. Еще не поздно: давность еще не прошла. Мы постараемся вам помочь.

— О нет, благодарю вас. Я буду действовать одна. Я найду убийцу, и он будет наказан. Я обещаю это отцу и сдержу свою клятву.

Сурово и не по-женски твердо прозвучали эти слова.

— Мы вам поможем, дорогая, — повторила мадам де Шаньи. — Я надеюсь, что вы от нас не уедете.

Доротея покачала головой.

— Вы очень добры, графиня.

— Это не доброта, а мое искреннее желание. Я полюбила вас и хочу быть вашим другом.

— Благодарю от всей души, но не могу остаться.

— Почему? — с легкой досадой в голосе вмешался граф. — Мы просим вас, как дочь нашего родственника и друга, погостить у нас и отдохнуть в условиях, приличных для барышни и княжны. Неужели вы думаете жить этой бездомной нищенской жизнью?

— Она совсем не нищенская и не жалкая, — встрепенулась Доротея. — Мы с мальчиками к ней привыкли. Она очень полезна для здоровья.

Однако мадам де Шаньи не сдавалась:

— Нет, это недопустимо. У вас, верно, есть для этого особые причины.

— О нет, никаких.

— Тогда вопрос решен. Вы остаетесь, если не навсегда, то хоть на несколько недель. Мы дадим вам комнату, стол.

— Простите меня, графиня… Пожалуйста… Я страшно устала, измучилась. Разрешите мне уйти и побыть немного одной…

Доротея действительно казалась более чем измученной. Личико ее осунулось, побледнело, и трудно было поверить, что несколько часов тому назад она так звонко смеялась, танцевала и веселилась.

Графиня наконец уступила.

— Пожалуйста. Утро вечера мудренее. Я думаю, что завтра вы согласитесь. Пришлите только мальчиков обедать. Но если вы и завтра будете настаивать на своем, я, так и быть, уступлю. Я не хочу с вами ссориться.

Доротея встала. Супруги де Шаньи проводили ее до порога оранжереи. В дверях она внезапно остановилась. Несмотря на душевную боль, мысли ее витали вокруг таинственных раскопок, и ей захотелось узнать кое-какие подробности.

— Я уверена, — сказала она, прощаясь, — что семейные предания о кладе имеют серьезную почву. Клад, несомненно, существует, и собственником его станет тот, у кого будет медаль, украденная у отца. Мне очень хотелось бы знать, не слыхал ли кто-нибудь из вас легенду о медали. И потом, существует ли одна медаль или несколько?

Все молчали. Ответил Рауль Дювернуа:

— Я живу в Вандее, в имении деда. Недели две тому назад я вошел в его комнату и увидел, что он рассматривает какую-то золотую вещь. Заметив меня, он быстро спрятал ее в ларец и, видимо, не хотел, чтоб я ее видел.

— И не сказал ни слова?

— Тогда нет. Но накануне моего отъезда позвал к себе и сказал: «Возвращайся скорее. Я собираюсь открыть тебе очень важную тайну».

— Как вы думаете, он намекал на то, что нас интересует?

— Да. Я говорил об этом графу и Эстрейхеру, и они обещали быть у меня в конце июня. К этому сроку я надеюсь все разузнать.

Доротея задумалась.

— И это все? — спросила она наконец.

— Все. Мои слова подтверждают ваши предположения. Талисман не один, их несколько.

— Да, — согласилась Доротея. — И папа погиб оттого, что у него был такой талисман.

— Но, — заметил Рауль, — достаточно было украсть медаль. Зачем же им понадобилось… совершать такое ужасное преступление?

— Потому что на медали указано, как отыскать этот клад. Убивая отца, убийца уничтожал одного из участников дележки. Я боюсь, что это — не первое и не последнее преступление в таком роде.

— Не последнее! Значит, и моему деду грозит опасность?

— Боюсь, что да.

Графу стало не по себе, но, скрывая тревогу, он улыбнулся и спросил:

— Выходит, что и нам, хозяевам Роборэя, грозит опасность?

— Конечно.

— Значит, надо принять меры предосторожности?

— Не мешает.

Граф побледнел.

— Что же нам делать?

— Поговорим об этом завтра, — сказала устало Доротея. — Я скажу вам, чего вам опасаться, как защитить себя.

Эстрейхер до сих пор молчал, внимательно следя за разговором, но тут вмешался в беседу:

— Давайте устроим завтра совещание. И помните, что мы должны решить еще одну задачу: относительно картонной коробочки.

— Я ничего не забываю, — ответила с вызовом Доротея. — Завтра в это время все задачи будут решены. В том числе и кража серег.

Солнце клонилось к закату. Доротея вернулась на площадь к фургону. Остальные фургоны успели разъехаться. Мальчики прилежно стряпали, но Доротея велела им бросить все и идти в замок обедать. Оставшись одна, она поела супу, фруктов и долго сидела, отдыхая.

Стемнело. Мальчики не возвращались. Доротея прошла к обрыву и остановилась, облокотившись о каменные перила. После всех пережитых волнений ей приятно было мечтать, быть одной и дышать свежим вечерним воздухом.

— Доротея.

Кто-то тихо подкрался к ней и шепотом произнес ее имя. Доротея вздрогнула. Не видя, она поняла, что это — Эстрейхер.

Если бы перила были пониже, а овраг не так глубок, она бросилась бы вниз по откосу. Но, замирая от страха, она взяла себя в руки и сухо спросила:

— Что вам угодно? Вы, кажется, знаете, что я хотела остаться одна. Ваша настойчивость меня удивляет.

Эстрейхер молчал. Она повторила вопрос.

— Сказать вам несколько слов.

— Успеется. Поговорим завтра.

— Нет, я хочу поговорить с вами с глазу на глаз. Не бойтесь, я вас не обижу и не трону. Несмотря на вашу открытую враждебность, я питаю к вам искреннее уважение и расположение. Я обращаюсь к вам не как к неопытной девушке, а как к женщине, поразившей нас умом и наблюдательностью. Ради Бога, не бойтесь и выслушайте.

— Не желаю. Ваши слова могут быть только оскорбительными.

Эстрейхер, видимо, не привык уговаривать.

— Нет, вы выслушаете меня, — сказал он резко. — Я приказываю вам выслушать и отвечать. Я скажу вам прямо, чего хочу. Перестаньте корчить угнетенную невинность. Судьба запутала вас в дело, которое я считаю своим. Я здесь центральная фигура, остальные — статисты. В решительный момент я с ними не поцеремонюсь. Без меня они все равно ничего не добьются. Шаньи — дурак и хвастун, Дювернуа — деревенщина. Они — балласт, камень на шее, который мне мешает. С какой стати работать на них? Не лучше ли нам объединиться и работать на самих себя? Моя энергия и решимость в соединении с вашим умом и наблюдательностью сделают чудеса. А потом… Впрочем, не буду пока говорить о будущем. Имейте только в виду, что я знаю, как разрешается загадка. Вам придется потратить годы на то, что мне уже известно. Я — хозяин. В моих руках все данные задачи, кроме одного или двух иксов, но и их я скоро добуду. Помогите мне. Давайте искать вместе. Мы скоро добьемся богатства. В наших руках будет власть золота. Согласны? Да? Ну, отвечайте!

Он подошел к Доротее вплотную и слегка коснулся ее шали. Доротея слушала терпеливо, стараясь разгадать его намерения, но это прикосновение заставило ее вздрогнуть от отвращения.

— Прочь! Оставьте меня. Я вам запрещаю до меня дотрагиваться. Чтобы я вступила с вами в сделку? С вами?.. Вы мне противны. Слышите — противны.