Озноб от влажного воздуха усиливался разбегающимися по телу мурашками страха, из-за чего Мари не могла унять тихий стук зубов. Глупое, выводящее из себя ощущение, что она попала в компьютерную игрушку-бродилку на улицах проклятого городишки многократно усилилось. Как усилилось и навязчивое чувство тревожного дежавю, словно подобный бред уже происходил с ней раньше. Недружелюбная, похожая на липкий ночной кошмар атмосфера города хорошо соответствовала его странному названию. Кто знает, а может именно так и выглядит Ад?

Ощущения бредового сна с каждым шагом усиливалось, и в какой-то момент Мари не выдержала и больно ущипнула себя за бедро. Прищемленная кожа тотчас же отозвалась тысячами болезненных иголок, но девушка вдруг с отчаянием поняла, что подобная проверка не имеет никакого смысла. Ведь если все окружающее — лишь сон, и ей сниться, что она щипает себя в нем, то тогда почему ей не может присниться и то, что в ответ становится больно? Однако если это сон, то слишком уж реалистичный и его практически невозможно отличить от реальности. Но кто, вообще, может поручиться за то, что и сама реальность не является сном Бога? Ведь есть же на свете народы, которые верят в подобные представления.

Мари вдруг заметила, что начала жалобно, еле слышно поскуливать, как заблудившийся щенок, потерявший из виду хозяина. Она ненадолго остановилась и попыталась волевым усилием взять себя в руки, одновременно несколько раз безуспешно пошарив по одним и тем же карманам куртки в поисках пачки сигарет.

«Так, мисс Ровер!! А ну сейчас же успокойся, маленькая трусиха! - мысленно отчитала она себя, чиркая зажигалкой и стараясь унять дрожь в руках, - От того, что ты дрожишь, трусливо поджав хвост, ситуация твоя лучше не станет. И ты прекрасно это знаешь».

Так-то оно так, но одно дело сказать это себе, а другое — действительно успокоиться. И особенно сейчас, когда к навязчивому, изрядно надоевшему дежавю присоединилось параноидальное чувство, что кто-то невидимый следит за тобой. Так настойчиво и внимательно...

Сложно представить, насколько сильно испугалась бы Мари и как громко закричала, если бы каким-то образом смогла обнаружить, что это не так уж и далеко от истины. Ведь с одной из темных крыш ближайших полуразрушенных домов за ней наблюдали две пары цепких, пристальных глаз.

Высокие фигуры в длинных черных пальто глядели на девушку издали и о чем-то тихо, почти беззвучно переговаривались. Затем один из них подошел к противоположному от ее местонахождения краю крыши и, мягко и легко, будто совершенно ничего не весил, спрыгнул вниз. Приземлившись там, он прошмыгнул вдоль по улице, поспешно теряясь в серых клочьях густого тумана. Проследив его путь, второй человек, или же какое-то его подобие, развернулся на пятках и абсолютно бесследно растворился во влажном, промозглом воздухе. И крыша здания осталась такой же пустой и заброшенной, как и все соседние, словно на ней никого и не было...

На счастье Мари, она этого попросту не видела, продолжая тем временем нервно курить и пытаться успокоить лихорадочно бьющееся сердце. В результате параноидальное чувство слежки слегка отступило, и хотя бы зубы перестали клацать друг об друга, словно у отчаянно замерзшего человека.

«Надо срочно успокоиться и продолжать идти дальше» - решила она.

Мари почему-то казалось, что стоя на одном месте, она подвергает себя гораздо большему риску, чем когда передвигается. Хотя все могло быть и с точностью до наоборот...

«Как будто можно найти в этой бредовой ситуации здравое решение» - не без иронии подумала она, пытаясь понять как выйти к центру города.

Проблема заключалась еще и в том, что ни названий улиц, ни прочих дорожных указателей здесь не сохранилось, а может никогда и не было. Но, свернув на очередную разбитую дорогу, Мари отметила, что та выглядит гораздо шире предыдущих, а значит может оказаться одной из главных, двигаясь по которой, можно постепенно добраться до центра. Или хотя бы до одной из местных площадей. Сделав ставку на это, Мари ускорила шаг. То ли от страха, то ли под действием обезболивающего, она наконец почувствовала себя менее разбитой, и практически перестала хромать.

Пока она шла по улице, начало казаться, что туман становится менее плотным, собираясь в рваные облака в низинах и заботливо укутывая руины разбитых домов. В центре проспекта видимость была намного лучше. Казалось также, что и дома начинали выглядеть менее разбитыми. Некоторые из них были даже почти целыми, горделиво поблескивая сохранившимися в окнах стеклами.

Все эти наблюдения позволяли надеяться, что она идет в верном направлении. Кто знает, а вдруг в центре города все еще сохранилась какая-то жизнь? Надежда была, конечно, призрачной. Но это чувство иногда напоминает пиявку. Никакая логика и разумные доводы не в силах оторвать ее от сердца. С той лишь разницей, что пиявки вытягивают жизнь, а надежда, наоборот, насыщает. Оттого и оторвать ее от сердца настолько нелегко. Ведь без нее оно вряд ли сможет продолжать биться.

Надежда — недостижимая иллюзия, пленительный мираж, который поддерживает жизнь. То, что заставляет двигаться дальше, несмотря ни на что. Вот и сейчас, шагая по улицам города-призрака, больше похожего на лимб, чем на реальность, Мари не могла отбросить ее в сторону. Ведь это именно надежда давала ей сил продолжать идти дальше. Навстречу неизвестности. Наперекор отчаянию и страху. Вперед и только вперед...