Все эти мысли вылетели из его головы, как только он завернул за угол и лицом к лицу столкнулся с полицейским. Сердце Брансона так и подпрыгнуло. Он постарался пройти мимо с видом полной независимости и безразличия и даже начал насвистывать какую-то песенку.

Увы, полисмен внимательно следил за ним, глаза его поблескивали из-под козырька фуражки. Брансон постарался двигаться как можно более спокойно, хотя его затылок ощущал тяжелое сверлящее давление полицейского взгляда. Мелькнула мысль, а не привлекает ли он к себе дополнительное внимание именно тем, что переигрывает, — точно так же, как ребенок выдает свой проступок, делая слишком невинный вид.

Брансон шел вперед с нервами, натянутыми, как гитарная струна, и прекрасно понимал, что, раздайся сейчас за его спиной повелительный оклик, он тотчас бросится бежать. Он побежит как сумасшедший по тротуару, рванется через улицу, не обращая внимания на проезжающие автомобили, потом свернет куда-нибудь в дальние аллеи парка — а за его спиной будут греметь чьи-то шаги, заливаться свистки и звучать грозные крики. Он будет бежать, бежать, бежать, пока не упадет без сил. И тогда они его получат.

Но окрика, который заставил бы его сорваться на бег, так и не последовало. Дойдя до следующего угла, Брансон не смог удержаться от искушения взглянуть назад. Полицейский стоял на том же месте и все так же смотрел ему вслед. Оказавшись за углом, Брансон остановился, досчитал до десяти и после этого снова выглянул за угол. Полицейский стоял все на том же месте, но теперь его внимание привлекло что-то на другой стороне улицы.

Брансон облегченно вздохнул. От ощущения миновавшей опасности его прошиб холодный пот. Немного постояв на месте, он двинулся дальше к станции. В привокзальном киоске продавались вечерние газеты, развернув одну из них, он спешно проглядел страницу криминальных новостей, ища там известия на волновавшую его тему — но так ничего и не нашел. Правда, это еще ни о чем не говорило. Полиция вполне может дать материал в газеты лишь после ареста преступника. Обычно власти не любят вовлекать прессу в свои дела раньше времени. Конечно, если имя разыскиваемого им уже известно и огласка в прессе может помочь в охоте, тогда — другое дело.

Поезд довез его до станции, где надо было делать пересадку. Выйдя из вагона, Брансон направился прямо в буфет. Но вчерашних водителей там не было. Он даже не понял, что почувствовал, обнаружив это: облегчение или расстройство. Единственным посетителем заведения оказался здоровенный мужчина с невыразительным лицом, который сидел на высоком стуле возле стойки и со скучающим видом рассматривал свое отражение в зеркале, висящем по другую сторону стойки.

Брансон заказал черный кофе, придвинул свой табурет к стойке — и внезапно встретился в зеркале с глазами другого посетителя. Ему показалось, что взгляд незнакомца выражал некий подозрительный интерес. Брансон отвел глаза, подождал с минуту, потом взглянул в зеркало снова. Детина все еще изучал его отражение. Взгляд его был полон надменности и странного значения, будто он желал вызвать Брансона на какие-то действия.

В буфет зашел человек в железнодорожной форме, купил пару сандвичей и, завернув их в бумагу, вышел наружу. Детина продолжал сидеть на своем месте, вопросительно уставившись в зеркало, а Брансон медленно тянул кофе, изо всех сил стараясь сохранить безразличный вид и больше не смотреть в зеркало, но какая-то гипнотическая сила так и влекла его взгляд к предательскому стеклу. И каждый раз его взгляд встречался там с другим взглядом.

«Мне надо впредь избегать этого буфета, — решил он. — Я слишком часто и слишком давно захожу сюда. Надо постоянно менять свои привычки, иначе преследователи будут точно знать, где меня можно отыскать в любой момент. Все, что им потребуется это, — пройти по созданному мной же маршруту и взять меня в одном из его концов. Надо вести себя нестандартно, и тогда они не смогут меня найти».

«Они». Кто это — «они»?

Конечно же, служители закона всех рангов. И этот здоровенный детина вполне может быть одним из них. Да, это вполне вероятно. Очень может быть, что сейчас рядом с ним за стойкой сидит переодетый полицейский, которому не хватает только улик, чтобы арестовать Брансона тут же на месте. Вот за ним и следят — в надежде, что он совершит какую-нибудь оплошность и выдаст себя с годовой.

Ну нет, сам он себя выдавать не будет — по крайней мере, до той поры, пока пребывает в здравом уме и твердой памяти. Полиция нашла груду человеческих костей, вот пусть сама и решает их загадку, он им в этом не помощник. Пускай они сами делают свое дело. В конце концов, жизнь прекрасна — даже если у тебя в голове сидит дьявол и грызет ее изнутри. А смерть в любом случае полна ужаса.

Не допив кофе, он слез с табурета и направился к выходу. Детина за стойкой повернулся и тоже встал со своего стула. Все его внимание было устремлено на Брансона. Он как бы чуть-чуть ослабил веревочку, чтобы дать жертве отойти подальше и вызвать у нее надежду на спасение.

Если расчет полиции заключался в том, что Брансон сейчас же бросится бежать как заяц, то он оказался не верен. Хотя в деле уклонения от карающей длани закона Брансон являлся новичком, он все же не был полным идиотом. Его интеллект далеко превышал средний уровень и позволял действовать разумно даже в незнакомой и тревожной обстановке — хотя любой уголовник совершал бы такие действия просто автоматически. Но у Брансона имелось огромное желание остаться в живых, и он постепенно осваивал эти законы. Та встреча с полицейским на улице научила его не действовать слишком поспешно. Торопливость — это поражение.

«Правильная тактика, — решил Брансон, — это вести себя совершенно нормально и притвориться, что человек рядом с тобой является всего лишь одним из многих, даже если ты прекрасно понимаешь, чем он отличается от других и какую опасность несет лично тебе. Да, это тяжело, чертовски тяжело, особенно для человека, у которого совсем нет актерской подготовки, а в мозгу звенит, как сигнал тревоги, одна и та же мысль. Но этому необходимо научиться, если хочешь остаться в живых и на свободе».

Выходя их буфета, Брансон постарался ответить на взгляд детины таким же взглядом. Он прошел дальше по платформе и сел в самый последний вагон. Это давало некоторое преимущество: можно было наблюдать за всей платформой и видеть, что происходит снаружи, в то время как окружающие решат, что он просто читает газету.

Вглядываясь поверх края газеты в происходящее на перроне, он увидел как детина из буфета тоже вышел на платформу и сел в третий вагон — как раз туда, где обычно ехали Коннелли и Фамилоу.

Почему детина сел именно в этот вагон? Было ли это просто совпадением или же они уже выяснили его привычки? Очевидно, если последняя догадка верна, детина должен будет что-то предпринять, когда обнаружит, что Брансона в вагоне нет. Но что он тогда сделает? Времени, чтобы обследовать поезд до отправления, у него уже не останется, и поэтому ему придется либо остаться в поезде и осмотреть его во время пути или же остаться на станции и обыскать ее в надежде, что Брансон скрывается именно там.

Раздался гудок, поезд дернулся и стал набирать скорость, все быстрее и быстрее постукивая на стыках. Брансон не заметил, чтобы детина выходил из поезда. Очевидно, он все-таки остался в вагоне. Если он не выйдет на станции, где обычно выходит Брансон, то все в порядке. Это просто станет подтверждением старой мудрости о том, что перепуганная ворона куста боится. Но если этот тип пойдет вдоль поезда или выйдет на одной станции с Брансоном и попытается проследить за ним…

Возможно, именно сейчас он сидит на том месте, где обычно размещался Брансон, и пытается втянуть в разговор Коннелли и Фамилоу, выуживая из них отрывочные кусочки информации — не имеющие никакого значения для говорящих, но представляющие огромный интерес для полиции. И это делается с привычной профессиональной сноровкой. Может быть, именно в этот момент детина узнает от попутчиков, что сегодня первый раз за много месяцев Брансон не оказался на своем обычном месте, что вчера он вел себя очень странно — был чем-то озабочен или просто напуган. Ну и так далее…