Вовка вернулся на опушку рощи. Кинулся на траву и заплакал.

Сергей шел по шпалам назад к станции и ругал себя самыми последними словами:

— И надо же было! Проворонил мальчишку, как дурак. Так опозорился… А Боря Марченко сказал: «Я на тебя надеюсь…» Вот и понадеялся. Ясно же, как дважды два: нужно было запереть дверь в соседний вагон… Ну, теперь не об этом думать надо. Поживей до станции. Ох и задам же я этому Вовке! Век помнить будет!

Сергею показалось, что под ногами стали тихонько подрагивать шпалы. Он приложил ухо к рельсу. Шумит. Поезд идет.

Через несколько минут мимо пронесся громыхающий скорый. Отстучал последний вагон, будто выговаривая: «Не до-го-нишь!.. Не до-го-нишь!»

На Вовку наткнулся возле самой станции. Сергей уже приготовился встретить его как следует, но Вовка просиял такой ослепительной улыбкой, так радостно закричал и бросился ему навстречу, что все ругательные слова куда-то пропали. Он гладил ревущего Вовку по белым вихрам и успокаивал:

— Ну что ты… глупыш? Я же пришел. Теперь мы сами поедем… Как не догоним?.. Догоним!.. На чем? Обыкновенно — телячьим экспрессом.

Вовка растер кулаками слезы и живо заинтересовался:

— Каким это…«экспрессом»?

— Да вот сядем на товарняк и как помчимся… Ты давай посиди тут, а я побегу к ларьку, хлеба куплю. Знаешь, хлеб никогда в дороге не помешает.

На тормозной площадке, где-то в середине товарного поезда, они ехали до самого вечера. Вовка уже давно забыл про слезы. Смеялся, пел песни и восторгался всем, что проплывало по обе стороны площадки. Он теперь совсем не жалел, что отстал от поезда.

К вечеру Сергей задумался. Стал тревожно всматриваться в километровые столбы. С опаской поглядывал на небо.

— Ты что, Сережа?

— Надо нам, Вовка, другую каюту искать. Тучи вон какие. Гляди, дождь как врежет!

— Ну и пусть врежет! — обрадовался Вовка. — У нас же крыша.

— Зайдет ливень, так все мокрые будем до нитки. И крыша не спасет… Да и туннели скоро пойдут.

— Красота! Туннели посмотрим.

— Ну и глупый же ты, Вовка. Да после туннеля тебя и мать родная не узнает: черный, как негр, будешь. И дышать угаром несладко… Ну все! Переселяться будем. Ишь, уже смеркается.

На первой остановке Сергей велел Вовке посидеть за кустом, а сам пошел вдоль вагонов. Вернулся скоро и потащил за руку:

— Живей! Нашел каюту что надо.

В сумерках Вовка разглядел приоткрытую дверь товарного вагона, изнутри забранную поперек широкими досками. Сергей подсадил. Вовка пролез между досками и очутился на толстом слое сена. Едва Сергей успел влезть, как поезд лязгнул буферами и без гудка покатил.

В вагоне тепло. И темно. Вовке показалось, что на него смотрят из темноты. Он протянул руку и ткнулся во что-то теплое, живое, все в шерсти. Заорал. Шарахнулся в сторону. Но тут кто-то горячо дохнул ему прямо в лицо.

Сергей сгреб Вовку в охапку. Под рукой почувствовал, как бешено колотится Вовкино сердце. Засмеялся:

— Чего орешь? Испугался?.. Это же телята. А ты, небось, подумал, сам черт к тебе пожаловал?.. Давай разложим сено хорошенько да будем спать.

Сергей заснул мгновенно. А Вовка лежал с открытыми глазами. Сон не шел. Он осторожно вытянул руку. Мягкий, чуть влажный нос теленка ткнулся ему в ладошку. Теперь это уже не пугало, а было приятно…

Поезд замедлил ход и остановился. У вагона зашуршала галька. Визжа колесиками, откатилась в сторону дверь, и страшный разбойничий голос гаркнул:

— Ну! Чего затаились? Спите?..

Вовка прижался к Сергею и зашептал на ухо:

— Что будет?! Бежим!.. Он узнал, что мы тут спрятались!

Но Сергей зажал ему рот ладонью, подхватил горн, узелок с хлебом, пролез между досками загородки и, растолкав телят, протащил Вовку в самый дальний угол вагона. Толкнул в спину:

— Лежи.

Сначала появилась рука с керосиновым фонарем. Потом влез здоровенный мужик в черной рубахе-косоворотке, заросший бородой до самых глаз. Он поднял фонарь. Посчитал телят, тыча перед собой громадным черным пальцем. Перекинул за загородки несколько охапок сена и проговорил:

— Жуйте. Теперь до места кормить не буду…

Когда дверь за ним прикрылась и отсвет фонаря исчез, Вовка шумно выдохнул и провел ладонью по голове. Лоб был мокрый. Он готов был поклясться, что все это время совсем не дышал.

— Вот страшный!.. Как начал лохматый пальцем тыкать, я чуть не заорал. Так и кажется, что на меня показывает…

— Ладно, — похлопал его по плечу Сергей, — это уже прошло. Теперь самое время и нам перекусить.

— А вдруг он вернется?.. Я и спать не буду. И есть не смогу.

— Сможешь, — усмехнулся Сергей.

И правда. Под мерное покачивание вагона Вовка как-то незаметно сжевал большую корявую горбушку. А когда запил водой из фляжки, глаза закрылись сами собой…

«Тра-та-тах-трах-тарарарах!» — длинной очередью прогремел громовой раскат. Будто только и дожидаясь этого сигнала, в крышу ударили горошины первых капель, и пошел дождь. Молнии резали черное небо во всех направлениях. Грохот грома, усиленный эхом окружающих гор, не умолкал. Дождь все наддавал и наддавал и, когда казалось, что сильнее и быть не может, хлынул с неба сплошным потоком. Но Вовка ничего не слышал. Сергей лег к нему поближе, укрыл его и себя сеном. В воздухе пахло озоном. Дышалось легко-легко. Засыпая, Сергей думал: «Хорошо, что успел… Что теперь на тормозной площадке делается?!.»

Проснулся Сергей оттого, что прекратилось мерное покачивание пола. Поезд стоял. А дождь все лил. Нет, это был уже не дождь, а какой-то тропический ливень. Сергей высунул руку в дверь, и она сразу стала мокрой, будто на нее плеснули из ведра. Где-то рядом в темноте с ревом неслась вода. Справа. Слева. Сверху. Со всех сторон! Молния прямо над поездом раскололась на две извилистые ветви и на секунду высветила все вокруг. Глаза, как объектив фотоаппарата, схватили и запечатлели увиденное.

Круто вверх, к самому небу, уходит стена ущелья. С почти отвесного склона низвергаются под колеса поезда яростные водопады. Сквозь прозрачную стену дождя видна полукруглая арка выхода из туннеля. А чуть правей, на бетонированной площадке, под квадратным грибком, стоит красноармеец в шинели и буденовке. В руках винтовка с примкнутым штыком… Сергею показалось, что молния ударила именно туда, в черное граненое лезвие штыка, и, испепелив бойца, ушла в землю… Но снова сверкнула молния. Боец все так же стоит на посту. Рядом, едва не задевая грибок, со скалы рвется вниз бешеный водопад… Чуть-чуть — и смоет!.. А он стоит, хоть бы что… А куда уйти? Уйти некуда. Кругом вода… Да и было бы куда — не уйдет. Ведь он на посту.

«Ту-ту-ту-ту!.. Ту-ту-ту-ту!..» — невидимый, где-то впереди, тревожно, без остановки кричит паровоз. Тяжело бухая сапогами по крыше вагона, кто-то прошел к голове поезда.

И эти гудки, и эти шаги над головой заставили сжаться сердце. Впереди что-то случилось. Ведь так стоять, едва выйдя из туннеля, запрещается. Что случилось?

Медленно вползал серый рассвет в гремящее ущелье. Стало видно все вокруг и без молний. Сергей глянул под колеса вагона, и страх холодными противными мурашками побежал по спине. Колес не было. И рельсов не было… Почти до крышек букс бурлила, кипела пеной желто-серая, вперемешку с песком, глиной и камнями, страшная, взбесившаяся вода… Сергей обернулся. Сзади с расширенными от ужаса глазами стоял Вовка.

— Потонем, Сережа?! Потонем, да? — шептали его губы. Слов не было слышно. Их заглушал грохот ущелья. Но Сергей понимал все. Минуту назад он думал о том же. Но теперь, перед Вовкой, он как-то сразу собрался, напружинился и, перекрывая рев воды, как можно спокойней, ответил:

— Ничего… в позапрошлом году еще и не такой ливень был! Скоро перестанет и… дальше поедем.

— Сережа! — Вовка вцепился в его рукав обеими руками. — Ведь никто не знает, что мы тут! А вдруг паровоз сам уедет?