Про бобрёнка Симочку и всю его семью

Сказка-повесть

Неспешно бежит небольшая таёжная речка, ласково журча и притягивая к себе лесное зверьё. Кто-то спешит сюда на водопой, а кто-то селится на её берегах, оборудуя себе уютные норки или гнёздышки. Но чей же это дом стоит прямо в воде, такой большой, такой крепкий? Да это же хатка бобров. А заглянем-ка внутрь, что там происходит?

― Перестань же вертеться, Пуша! Места и так мало, а ты такой огромный! ― ворчит молоденькая годовалая бобриха на своего рослого старшего братца, которому недавно исполнилось два года.

― Я же не виноват, что вырос таким большим! ― возмущается брат. ― Ты просто отодвинься подальше.

― Да некуда двигаться! ― чуть не плачет Соня.

― Хватит ссориться! ― сказал разбуженный перепалкой папа, уже немолодой, но ещё нестарый бобр. ― Я замечаю, что от нашей тесноты Сонин характер решительно портится! Пожалуй, я не буду больше здесь тесниться с вами.

И, покинув хатку, папа поплыл к прибрежным зарослям, чтобы там соорудить себе из веток и осоки прочный гамак и привольно спать на свежем воздухе.

Только не подумайте, что хатка бобров ― неуютное тесное жильё. Это совсем не так. Просто вода затопила самый просторный первый этаж этого дома, рассчитанного на большую семью. Так бывает, когда приходит весна и река разливается, ведь дом-то стоит на воде. А тут ещё у мамы не так давно родились малыши, отчего папа и переселился в комнату взрослых детей.

Малышам всего лишь три недели от роду, зовут их ― Сим и Манюня. Родились они немного раньше, чем обычно принято появляться на свет у бобров. Появись они чуть позже ― так и не познакомились бы со своим старшим братом ― Пушей, ведь в два года бобры становятся взрослыми и покидают родительский дом, чтобы построить свой собственный. Вот и не возникло бы такой тесноты.

Так что семья, с которой мы только что познакомились, ― на самом деле очень дружная. Просто заглянули мы к ним в неудачный момент. Да вы легко убедитесь в этом сами, познакомившись поближе с приятными во всех отношениях обитателями речного домика.

Удивительные зубки

Нужно сказать, что бобрёнка Сима по-настоящему звали Симпатяжкой. Такое имя дала ему мама.

― Посмотри, какой он хорошенький, ― сказала она мужу, глядя с нежностью на только что появившегося малыша, ― назовём его Симпатяжкой!

― Что ж, вполне подходящее детское имя, ― согласился папа, которому на самом деле имя совсем не нравилось, просто он не хотел огорчать жену критикой. Да и трудно представить себе более неудобное для обращения имя, и очень скоро все стали звать новорождённого бобрёнка просто Симом или Симочкой.

Вообще мама-бобриха имела склонность называть своих детей нелепыми именами. Так старшего сына в семье звали Пушей, потому что при его рождении маме показалось, что сынок получился особенно пушистым, и он тут же стал «Пушистиком». Но через два года тот перерос своего отца и стал просто гигантом по бобровым меркам. Имя «Пушистик» совсем перестало ему подходить, да и Пушей ему больше быть не хотелось, и теперь молодой бобр как раз находился в поиске «взрослого» имени для себя.

Да-да, в этой семье дети, готовясь к новой самостоятельной жизни, сами выбирали себе новые, более подходящие имена. Дело в том, что, вырастая, все бобры навсегда покидают отчий дом. Они уходят далеко-далеко от родительской хатки, заводят свою семью и никогда больше не видятся со своими родителями, сёстрами и братьями. Вот так у бобров заведено. А раз так, то какой смысл тащить в новую взрослую жизнь смешное детское имя…

Зато старшей Симочкиной сестрёнке имя вполне подходило. Звали её, как мы уже знаем, Соней, потому что и была она ― настоящая соня. Любую свободную минутку лежебока использовала, чтобы вздремнуть хоть немножко и очень расстраивалась, если ей мешали спать.

А младшую дочку мама назвала Манюней: та родилась крошечной. Хотя Манюня и Симочка были двойняшки, то есть, появились на свет одновременно ― казалось, что бобрёнок намного старше своей сестрёнки. К тому же Манюня была очень робкой. Не удивительно, что Симочка с самого начала стал командовать малышкой, конечно, когда рядом не было мамы.

Мама же в последнее время стала всё чаще и чаще отлучаться из комнатки, где она жила с малышами после их рождения. Раньше, просыпаясь, Симочка всегда чувствовал рядом тёплый меховой мамин живот. Достаточно было только чуть-чуть потянуться, чтобы подкрепиться вкусным маминым молочком. Потом стало случаться, что мамы не оказывалось рядом в тот момент, когда после сна очень хотелось покушать. Приходилось немного терпеть и ждать, когда мама вернётся и накормит их. Вот и в этот раз, проснувшись, Симочка обнаружил рядом только сладко сопящую сестрёнку.

― Есть хочется, а мамы опять нет! ― проворчал недовольно бобрёнок, разбудив своим ворчаньем сестричку.

Манюня зевнула и промолчала. Она не позволяла себе критиковать маму даже в её отсутствие.

Но тут послышалось сопенье, возня и в комнатку малышей ввалился Пуша с охапкой остро пахнущих веточек. Он был мокрым, и веточки были мокрыми. Пуша, еле поворачиваясь в узком для него пространстве, свалил веточки перед бобрятами и тут же ушёл, не говоря ни слова. Не успел Симочка опомниться от неожиданности, как на пороге появилась мама.

«Наконец-то поедим!» ― обрадовался бобрёнок и заёрзал в предвкушении. Но мама повела себя странно. Она выбрала две веточки из охапки и сунула их детям в лапки.

― Это ивовые веточки, ― сказала мама. ― Теперь, когда у вас выросли зубки, это будет ваша основная еда. Ну, пробуйте, а я скоро приду. ― И мама ушла.

Манюня, покрутив и понюхав веточку, только собралась попробовать её на вкус, как услышала грозный окрик брата:

― Брось немедленно!

Та от неожиданности выпустила веточку из лапок и с удивлением посмотрела на Сима.

― Разве не видишь, нас хотят оставить без молочка! ― возмущённо объяснил братец. ― Но если мы откажемся это есть, то у мамы не будет выхода. Понятно?

Манюня кивнула. Она тоже хотела молочка. Вскоре вернулась мама и увидела, что дети не прикасались к новой еде, и что они вредничают, особенно Симочка ― на его мордочке было просто написано: «Ни за что не буду есть эти противные ветки!»

― Так… И можно узнать, почему же вы не послушались меня? ― строго спросила мама.

Такого строгого маминого тона Манюня не выдержала, она тут же схватила тоненький прутик и быстро стала его грызть. Симочка бросил презрительный взгляд на трусишку, ещё больше насупился и пробурчал:

― Я хочу молочка!

«Не нужно считать меня совсем малышом, который не может настоять на своём!» ― думал он при этом.

― У вас уже выросли зубки, пора переходить на твёрдую пищу, ― объяснила мама.

Действительно, зубки у бобрят уже были ― крепенькие, блестящие. Конечно, Симочка свои зубки не видел, только чувствовал их, зато у сестрички ― видел, они были чудесными! И этими чудесными зубками сестрица уже полностью обглодала один прутик и принялась за другой, потолще. На её мордочке было написано удовольствие. От новой еды исходил упоительный запах. Бобрёнку уже и хотелось последовать примеру сестрички, тем более в животике урчало от голода, но он упрямо заявил:

― Это слишком твёрдая еда! Мои зубки могут сломаться!

― Ты бобр! ― внушительно произнесла мама. ― Твои зубы не могут сломаться от мягкого ивового прутика. У бобров необыкновенные зубы! Многие звери хотели бы иметь такие же, но им не повезло.

― Почему необыкновенные? ― заинтересовался Сим.

― Обязательно расскажу, но сначала ты должен покушать. Смотри, Манюня уже ест взрослую еду, а ты всё хочешь оставаться малышом.

От такого заявления Симочка чуть не подскочил. Он немедленно схватил самую толстую веточку и впился в неё своими острыми зубками. Какое это оказалось удовольствие ― грызть! Ивовая веточка была вкусной-превкусной, бобрёнок быстро с ней расправился и тут же схватил другую.