Мощи и другие подобные предметы благоговейного чествования христиан находились в России уже не в малом количестве. В кресте преподобной Евфросинии Полоцкой, кроме частиц Крови Христовой и Животворящего Древа, заключены частицы от Гроба Господня и от Гроба Пресвятой Богородицы и частицы мощей святого первомученика Стефана, святого Димитрия Солунского и святого Пантелеймона. Великий князь Всеволод (1212) получил из города Солуня срачицу своего ангела — святого Димитрия Солунского — и положил ее в своем придворном Димитриевском соборе. Один сановитый новгородец, Добрыня Адренкович (впоследствии архиепископ Антоний), принес с собою из Константинополя в 1211 г. «Гроб Господень»: может быть, часть от камня Гроба Господня. К великому князю Константину Всеволодовичу принесены в 1218 г. из Константинополя каким-то епископом Полоцким «часть от Страстей Господних» (т. е., вероятно, или капли бесценной Крови Спасителя, или часть от Его Животворящего Креста), мощи святого мученика Логтина Сотника, обе руки и мощи (не часть ли только мощей?) святой Марии Магдалины. Ростовский епископ Кирилл поставил (1231) в обновленном им соборе ростовском «многы мощи святых» [*169]. Кроме того, в Русской Церкви сделались известными мощи некоторых новых угодников Божиих.
В 1150 г. черниговский князь Святослав Ольгович перенес из Киева в Чернигов мощи брата своего схимонаха Игоря, который вкусил (1147) мученическую смерть от киевлян и погребен был в Киевском Симеоновском монастыре; по перенесении в Чернигов мощи положены в Спасском кафедральном соборе, в тереме. Очень вероятно, что с этого времени или даже со дня самой кончины святого Игоря память его была чтима местно, потому что, едва только он был умерщвлен, многие благоверные люди собирали капли крови его себе на исцеление и спасение, и над телом его в первую же ночь по смерти Бог сотворил знамение, о котором немедленно дано было знать митрополиту [*170].
В 1164 г., при заложении в Ростове великим князем Андреем Боголюбским каменного собора на месте сгоревшего (1160) деревянного обретены были нетленные мощи Исаии, епископа Ростовского, под южною стеною. Когда потом жители Ростова упросили князя распространить основание заложенного храма, то, продолжая копать далее тот же южный ров, нашли другой гроб, покрытый досками, и в нем увидели мощи другого святителя Ростовского — Леонтия. Те и другие мощи тогда же прославлены разными чудесами. Первоначально они поставлены были открыто в церкви святого Иоанна на епископском дворе. И так как собор, основанный Боголюбским, едва только быв окончен, обрушился, то они торжественно перенесены были уже в новый собор, заложенный на месте упавшего великим князем Константином Всеволодовичем (1213) и украшенный Ростовским епископом Кириллом, где почивают и доселе. Это перенесение совершилось в 1231 г. [*171]
В 1192 г. обретены нетленные мощи псковского князя Всеволода Гавриила при новгородском князе Ярославе Владимировиче, который именно в 1192 г. княжил в Пскове, и при Новгородском архиепископе Гаврииле († 1193). По открытии мощи торжественно были перенесены из Димитриевской церкви, где был погребен Всеволод, в основанный им псковский кафедральный собор, где почивают и ныне [*172].
К концу XII и в начале XIII в. обретены и прославлены чудесами мощи преподобного Авраамия Ростовского при внуке Мономаха, великом князе Всеволоде Георгиевиче (1176-1212), и доныне покоятся в Ростовском Богоявленском, основанном самим преподобным монастыре [*173].
В 1229 г. вкусил мученическую смерть святой Авраамий, родом болгарин. Будучи человеком богатым и производя торговлю в разных городах, он прибыл в главный болгарский город, называемый Великим. Здесь соплеменники, исповедовавшие магометанство, схватили Авраамия и принуждали его в продолжение многих дней то ласками, то угрозами отречься от Христовой веры и, видя его непреклонность, наконец отсекли ему голову в 1-й день апреля. Русские христиане, прилучившиеся в Великом, погребли тело мученика в общей могиле, которая отведена была в городе для христиан. Но в следующем году мощи святого Авраамия были перенесены из Болгарской земли в город Владимир. Здесь торжественно встретили их епископ Митрофан со всем духовенством, сам великий князь Георгий с супругою и детьми и все жители столицы и положили в Успенском девичьем монастыре, где они и доныне почивают [*174].
Новых праздников явилось в Русской Церкви пять. Четыре из них имели только местное значение, т. е. в одной Русской Церкви или, вернее, только в некоторых областях ее. Таковы: а) праздник 18 июля в память явления Богоматери Андрею Боголюбскому, установленный по воле его около 1158 г. [*175]; б) праздник 27 ноября в воспоминание чудесного знамения от иконы Божией Матери, бывшего в Новгороде при отражении суздальцев, установленный Новгородским святителем Иоанном в 1169г. [*176]; в) праздник 23 мая в память открытия честных мощей святого Леонтия, епископа Ростовского, в 1164 г., установленный спустя несколько лет Ростовским епископом Иоанном (1190-1214); г) праздник 15 мая в память открытия мощей святого Исаии, епископа Ростовского, одновременно с мощами святого Леонтия, установленный, вероятно, тогда же [*177]. Могло быть, что подобным же образом у нас установлено тогда несколько и других местных праздников в память явления прочих чудотворных икон и открытия святых мощей, о которых мы говорили, хотя сведений о том не сохранилось. Праздник, с самого начала получивший значение не только в Русской Церкви, но и в Греческой, установлен по взаимному сношению нашего великого князя Андрея Боголюбского и греческого императора Мануила. Случилось так, что оба они в один и тот же день — 1 августа 1164 г. — выступали с войсками против врагов Креста Христова, Боголюбский — против болгар, Мануил — против сарацин, и оба одержали над врагами решительные победы, которые единогласно приписали помощи небесной, потому что, совершая в тот же день благодарственное молебствие за победы пред иконами Всемилостивейшего Спаса и Его Пречистой Матери и честным крестом, которые находились при войсках, оба удостоились видеть огненные лучи от иконы Спасителя, покрывшие их полки. В память такого чудесного события и положено было, с обоюдного согласия Церквей Греческой и Русской, совершать в 1-й день августа праздник во славу Всемилостивейшего Спаса и Его Пречистой Матери, а также поклонение Честному и Животворящему Кресту, которое прежде совершалось в Константинополе в продолжение нескольких дней сряду в конце июля и в начале августа вместе с крестными ходами по всему городу. Этот новый праздник Всемилостивейшему Спасу известен по несомненным нашим памятникам XII или начала XIII в., и в Церкви доселе употребляется в 1-й день августа служба, составленная неизвестно кем по сему случаю [*178]. В соблюдении прежних праздников, постов и вообще священных времен Церковь Русская была согласна с Греческою, в чем легко убедиться из сохранившихся русских месяцесловов XII и XIII вв. [*179] Кроме того, о некоторых древних праздниках и постах, соблюдавшихся в нашей Церкви, упоминают и летописи, например о праздниках Пасхи, Пятидесятницы, Рождества Богородицы, Благовещения, Рождества Иоанна Предтечи, святых апостолов Петра и Павла, Воздвижения Креста; о неделях — сыропустной, крестопоклонной, вербной; о постах — Великом, Филипповом [*180].
Одно только важное разногласие касательно священных времен возникло было в Русской Церкви около половины XII в., но и это разногласие перешло к нам из Церкви Греческой. Вопрос состоял в том, должно ли соблюдать пост в среду и пяток, когда в эти дни случится какой-либо великий праздник Господский, Богородичный или нарочитого святого. По древним правилам Церкви, пост в среду и пяток соблюдался в продолжение всего года и разрешался только в течение семи недель Пятидесятницы, т. е. с Пасхи до дня Сошествия Святого Духа, и для праздника Рождества Христова [*181]. Позднейшие монастырские уставы святых Саввы, Евфимия Великого, Феодора Студита, Афанасия Афонского разрешали пост в среду и пяток не только для Рождества Христова, но и для других великих праздников Господских, Богородичных и некоторых святых, и притом так, что в означении самих праздников были не согласны между собою [*182]. Такое разногласие поздних уставов с древними правилами и между собою неизбежно должно было произвести разногласие мнений между верующими и рано или поздно возбудить споры. И вот в XI в. споры эти действительно обнаружились в Греции и перешли в век XII: Константинопольские патриархи Николай Грамматик, Лука Хрисоверг и другие святители нашлись вынужденными писать послания для решения спорного вопроса [*183]. В XI же веке вопрос сделался известным и у нас, как видно из послания преподобного Феодосия Печерского к великому князю Изяславу, хотя и не обращал на себя особенного внимания. В XII он был повторен известным Кириком в его беседах с Новгородским епископом Нифонтом, но также не представлялся важным [*184].