При всей своей сварливости Цветкова была неглупой женщиной и прекрасно знала, на что надо давить, чтобы переманить Медведева на свою сторону. Он призадумался. Действительно, у него отняли роль, да еще при всех, а это унизительно. И теперь играть ее будет дилетант. Да, Алина играла просто потрясающе, но тем самым она отодвинула всех, в том числе и его, на второй план. Пусть даже это из области конфликта моцартов и сальери, но, если он, Медведев, не Моцарт и сам это прекрасно сознает, почему он должен вставать на сторону своих противников? Из благородства? Но его на хлеб не намажешь.

— Ну и что ты предлагаешь? Он же режиссер.

— Ну и что? Тоже мне — пуп земли, — сказала Цветкова уже спокойнее: ее стратегическая цель — переманить Медведева — была достигнута. — Они и Батанова напугали. Или она и с ним переспать успела? В общем, мы завтра должны собраться вместе — все, кто не хочет молчать и хочет нормально работать, — и идем сначала к Батанову. А если потребуется, то и выше.

— Сейчас не те времена, райкомов нет.

— Не надо! Какие бы ни были времена, таких наглецов надо осаживать, иначе вообще на шею сядут, спасу не будет. Не хочешь — оставайся в стороне. Дождешься, что тебя на улицу выставят.

— Да я как все. Мне тоже как-то это… не понравилось.

— Вот и правильно. — В награду Цветкова прижалась грудью к его локтю, кокетливо улыбнулась, и Медведев понял, что надо остановиться и поцеловать подругу и союзника.

Оставив Алину около гримерной, Эдик прошел в туалет — в другой конец коридора. Он снял часы, положил их на полочку. Было уже почти половина двенадцатого. Здорово я их задержал, скоро начнут возникать, подумал он. Лицо горело, и он открыл кран и подождал, пока пойдет холодная, почти ледяная вода. Ждать пришлось минуты три, но зато он с наслаждением умылся, потом снял рубашку и стал обтирать разгоряченное тело. Он подумал, что ему лишь двадцать пять, а уже появляется брюшко. Надо от него избавиться — ведь он занимался спортом, когда учился в столице. Раньше эта ленивая мысль проскользнула бы в голове и, не встретив особого сочувствия, ушла бы до следующего раза. Но теперь он твердо знал, что в ближайшие выходные обязательно примет меры: сходит на корт, потренируется у стенки, а потом найдет партнера. Впрочем, зачем искать — он предложит Алине играть с ним. Она давно хотела научиться большому теннису. Он даже решил, что подарит ей всю экипировку. Мысль о жене заставила его поморщиться. Но теперь он решит и эту проблему. Слава Богу, что у них нет детей. Он не решался их завести, она боялась тоже — из-за его неуверенности в будущем. Теперь он твердо был намерен покончить с этим унылым браком, не приносящим радости ни одному из супругов.

Он снял с гвоздика рубашку и остановился, держа ее в руке. Взглянул на себя в зеркало. Он долго ждал какого-то переломного момента в своей жизни, но почему-то считал, что это будет связано с критическими обстоятельствами: несчастным случаем, стихийным бедствием, войной, — где-то в глубине души он жаждал, чтобы хоть что-нибудь произошло и выбило его из наезженной жизненной колеи. И вот этот момент наступил, но произошло другое, более важное: он изменился сам, изнутри. И теперь мог изменить мир вокруг себя. Услышав какой-то сдавленный крик в коридоре, он высунул голову за дверь. Сначала было тихо, и он подумал, что, может быть, кричали на улице, но вдруг отчаянный пронзительный голос Алины словно пронесся по всему коридору и ворвался ему в уши:

— Сережа! Нет! Не надо! — услышал он внятно и четко. Эдик выскочил в коридор, услышал какой-то глухой звук, потом звон стекла и помчался к гримерной, сжав в кулаке рубашку.

Он влетел в комнатку, толкнув дверь плечом. Та легко подалась, и Эдик едва не упал. Ему сразу бросилось в глаза разбитое окно, а когда он повернулся, то увидел лежавшую на полу Алину. Он подошел к ней, встал на колени и хотел приподнять ее голову. Когда он коснулся ее затылка, рука стала влажной. Кровь…

— Алина… — прошептал Эдик. Надо было бежать в кабинет директора и звонить в «Скорую», и он заставил себя подняться с колен. В это время на улице послышался шум автомобиля, и, судя по скрипу тормозов, машина остановилась прямо под окном. Эдик быстро подошел к разбитому окну — под его ногами что-то хрустнуло — и выглянул на улицу. Прямо под ним стоял вышедший из машины милиционер, второй дергал входную дверь. Увидев Эдика, милиционер крикнул:

— Стоять и не двигаться!

Входная дверь открылась, на улицу вышел вахтер вместе со вторым милиционером и, запрокинув голову, увидел Власова.

— Это вы, Эдуард Артемьевич? — хрипло крикнул он. — Что там случилось? — Он повернулся к милиционеру и сказал: — Это режиссер наш, они репетировали.

— Что у вас произошло?! — крикнул милиционер.

— Нужно срочно «скорую», здесь Алина, она… Скорее вызовите «скорую»!

— Проще съездить, чем звонить, — сказал один из милиционеров, — давайте вы оба наверх, посмотрите, что случилось, а я съезжу за врачами.

Полминуты спустя в комнатку вошел молодой милиционер.

— Что с ней? — спросил он Эдика.

Тот развел руками. Милиционер выглянул в окно, крикнул вслед отъезжающему напарнику:

— Саша, здесь что-то серьезное. Давай за «скорой», вызови опергруппу и скажи, что эксперт понадобится.

Обернувшись к вахтеру и Эдику, милиционер строго сказал:

— Ничего не трогать.

Он подошел к Алине, внимательно осмотрел ее, не притрагиваясь, поднялся, сказал, ни к кому не обращаясь:

— Черепно-мозговая травма, нужно ждать врачей. Ее нельзя трогать. — Он повернулся к Власову, спросил: — Вы можете объяснить, что здесь произошло?

— Когда закончилась репетиция, она пошла в гримерную, то есть сюда. Я проводил ее почти до дверей. Ее там ждал знакомый. Сам я пошел в туалет. Услышал крик, ее крик. Я подбежал, открыл дверь и увидел… вот это все.

— А куда делся ее знакомый? — несколько иронично спросил милиционер.

— Ушел, должно быть.

— Через окно? Тогда он, наверно, лилипут. Вы видели, как он уходил? — обратился милиционер к вахтеру.

— Нет. Но он мог пройти мимо моей комнаты, я чай пил и не смотрел в окошко. Но не слышал я — чайник у меня закипал, шумел.

Через разбитое стекло в принципе при известной ловкости мог пробраться и человек нормального телосложения, и тогда он попал бы на довольно широкий карниз второго этажа и мог спрыгнуть вниз, на улицу. Но Эдик не стал ничего этого излагать милиционеру, прекрасно зная, что люди терпеть не могут, когда другие суются в то, что относится к их компетенции.

— Кто этот знакомый? Вы его видели?

— Да, он был в зале, потом ушел. Я думаю, сюда, он всегда ждал ее здесь.

— Так кто он?

— Калинин. Сергей, — сглотнув слюну, с усилием произнес Эдик, хотя все равно пришлось бы это сказать. Калинина видели все.

— Журналист?

— Да.

Приезд «скорой» избавил Власова на время от расспросов. Врач распорядился немедленно госпитализировать пострадавшую и милиционер попросил лишь действовать осторожнее, чтобы не «задеть следы».

— У каждого свои проблемы, — хмыкнул врач и сказал санитару и пришедшему на помощь шоферу: — Подождите, надо очень осторожно.

Он помог им уложить Алину на носилки, придерживая ее голову. Когда они уже выходили, в дверях появился Алексей Клюкин — он дежурил в эту ночь, и с ним еще один оперативник.

— Товарищ капитан, — обратился к нему милиционер, — пострадавшая — актриса театра, ее зовут Алина. Ее обнаружил режиссер, вот он…

— Да знаю я его, — оборвал Клюкин, — подожди, Руслан. Мужики, что с ней? — обратился он к врачам.

Носилки уже вынесли, врач задержался и с порога, пожав плечами, ответил:

— Черепно-мозговая травма, довольно тяжелая, судя по первому впечатлению. Она жива, но без сознания. Сейчас отвезем в реанимацию, а там видно будет. Извините, нам надо спешить.

— Никого к ней не пускать без моего разрешения, — распорядился Клюкин. — Утром я пришлю охрану — сейчас просто некого с ней отправлять. Попросите приглядеть, чтобы никто к ней не зашел.