Анастасия некоторое время держала его, рассматривала и гладила. Потом встала, подняла голубой шар, осторожно ступая, понесла и положила на то место, где спала с мамой. Снова погладила его.
Он лежал и словно засыпал, как делала мама Анастасии. И Анастасия легла рядом с ним. Уснула. Она спала на траве, свернувшись клубочком, а он то мгновенно взлетал, исчезая в небесной выси, то растворялся низко над поляной, словно прикрывая её собой. Потом, снова сжавшись в маленький пульсирующий шар, оказался рядом со спящей на траве Анастасией и гладил ее волосы. Странное, необычное это было поглаживание. Тончайшими, светящимися и подрагивающимися лучиками-молниями он брал каждый волосок в отдельности, приподнимал и поглаживал.
Впоследствии, приходя к Анастасии на её полянку, мы ещё несколько раз видели его. Мы понимали, для Анастасии он был чем-то естественным - как солнце, луна, деревья и животные, её окружающие. Как со всем, её окружающим, она и с ним разговаривала. Но она и отличала его от всего окружающего. Внешне мало чем это отличие выражалось. Было ощущение, что она относится к нему чуть с большим уважением, чем к другим, а иногда немножко капризничала. Ни перед кем никогда не капризничала, а с ним почему-то позволяла себе. Он реагировал на её настроение и исполнял капризы.
Когда Анастасии исполнилось четыре годика, в её день рождения, на рассвете, мы стояли у края поляны и ждали, когда она проснётся. Хотелось тихонько понаблюдать, как она будет радоваться нарождающемуся весеннему дню.
Он появился за мгновение до её пробуждения. Слегка сверкнул своим голубоватым свечением и то ли рассыпался, то ли растворился во всём пространстве поляны. И мы увидели нерукотворную живую картину, чарующую и прекрасную.
Преобразилась вся поляна, окружающие деревья, трава, букашки. Разными мягкими цветами засветились иголочки Кедров. Прыгающие на ветках белки оставляли за собой световые тающие шлейфы-радуги. Нежным зелёным цветом светилась трава. Ещё более яркое, разноцветное свечение исходило от множества снующих в траве букашек, и все они составляли необыкновенной красоты живой переливающийся ковёр, постоянно меняющий замысловатые прекрасные узоры. Пробуждающаяся Анастасия открыла глаза, увидела необыкновенную живую картину, полную очарования, вскочила, оглядываясь вокруг.
Она улыбнулась, как улыбалась всегда утром, и на её улыбку отреагировало окружающее более ярким свечением и ускорением движения. Потом Анастасия осторожно опустилась на коленки и стала внимательно рассматривать траву и светящихся разным цветом снующих букашек. Когда она подняла голову, выражение на её лице было сосредоточенным и немножко тревожным. Она посмотрела вверх и, несмотря на то что ничего вверху не было, протянула к небу свои ручки. Мгновенно зашевелился застывший воздух и в её руках возник голубоватый шар. Она подержала его у своего лица, положила на траву, ласково погладила. И мы услышали их диалог. Говорила только Анастасия, но было полное ощущение, что он понимает её слова и пытается беззвучно отвечать. Анастасия говорила с ним ласково и чуть грустно:
- Ты хороший. Ты очень хороший. Ты хотел обрадовать меня красотой. Спасибо тебе. Но верни, пожалуйста, верни всё, как раньше было. И не меняй больше никогда.
Голубой шар запульсировал, слегка приподнялся над землёй, сверкнули внутри него разряды молний. Но светящаяся картина не исчезала. Анастасия внимательно смотрела на него и снова заговорила:
- У каждой букашечки, жучка, муравья есть мама. У всех есть мамы. Мамы любят своих детей такими, какими родились они, не важно сколько у них ножек и какого цвета их тела. Ты всё изменил. Как теперь мамы узнают своих детей? Верни всё, как было, пожалуйста.
Шар мигнул слегка, и на поляне всё стало прежним. Он снова опустился у ног Анастасии. Она погладила его и поблагодарила: "Спасибо тебе!" Потом помолчала, внимательно глядя на шар, а когда заговорила, слова её поразили нас. Она говорила ему:
- Ты не приходи больше ко мне. С тобой мне хорошо. Ты всегда всем стараешься сделать только хорошее, помогать стараешься. Но ко мне не приходи. Я поняла, у тебя есть своя очень большая полянка. Но ты очень быстро думаешь, так быстро, что я не могу понять сразу. Только потом чуть-чуть понимаю. Ты быстрее всех двигаешься. Намного быстрее птицы и ветерка. Ты очень быстро и хорошо всё делаешь, я поняла, это потому так надо, чтобы всё успевать, хорошее делать на своей очень большой полянке. Но когда ты со мной, значит, тебя нет там. Значит, когда ты со мной, некому делать хорошее на другой полянке. Уходи. Тебе нужно смотреть на большую полянку.
Голубой шар сжался в маленький комочек, взлетел ввысь. Заметался в пространстве, вспыхнул ярче обычного и снова ринулся пылающей кометой к сидящей Анастасии, замер рядом с её головой, множество дрожащих лучиков потянулись к длинным волосам Анастасии и погладили каждый волосок в отдельности до самого кончика.
- Ну что же ты медлишь? Спеши к тем, кто ждёт тебя, - тихо сказала Анастасия. - А я здесь сделаю сама всё хорошо. И мне приятно будет знать, что на большой полянке тоже всё хорошо. Я тебя буду чувствовать. И ты обо мне вспоминай, но только иногда вспоминай.
Голубой шар не с лёгкостью, как обычно, взмывал ввысь, он поднимался от Анастасии неравномерными рывками, исчезая в пространстве. Но он оставил что-то невидимое вокруг неё. И каждый раз, когда что-то происходит отрицательное, нежелаемое Анастасией, окружающее пространство замирает, словно парализованное. Вот и ты сознание потерял, когда пытался прикоснуться к ней вопреки её воле. Она поднятием вверх руки останавливает это явление, когда успевает. Она по-прежнему всё хочет делать только сама.
Мы задавали вопрос маленькой Анастасии, спрашивали: "Что опускалось на полянку светящееся, как ты его называешь?" Она недолго думала и коротко ответила:
- Это назвать можно "Хорошим", дедулечки.
Старик замолчал. Но мне хотелось ещё услышать, как жила маленькая Анастасия в лесу, и я спросил его:
- Что же она потом делала, как жила?
- Так и жила, - ответил старик. - Росла, как все люди. Мы ей предложили дачникам помогать. С шести лет она уже могла видеть на расстоянии людей, чувствовать и помогать им. Увлеклась она дачниками. Считает теперь, что явление дачников - есть плавный переход к осмысливанию сути земного бытия. Вот и светила она неустанно двадцать лет своим лучиком. Растения на маленьких участках обогревала. Людей лечила. Пояснить старалась людям ненавязчиво, как нужно с растениями обращаться, и получалось у неё здорово. Потом и другие аспекты жизни людской наблюдать стала. С тобой вот судьба свела. Да ещё эту мысль создала: "Перенести людей через отрезок времени тёмных сил".
- И что же, может получиться у неё? - спросил я.
- Анастасия, Владимир, знает силу мысли Человека-Творца и просто так не позволила бы себе заявлять. Значит, есть в ней сила такая. Теперь она не свернёт с этого пути, не отступит. Упорная она. От отца это у неё.
- Значит, она действует. Мыслеобразы свои производить старается, а мы тут все только рассуждаем о духовном. Словно сопли, как дети, размазываем. Некоторые вообще спрашивают у меня: "Существует Анастасия или я всё придумал?"
- Люди такого спрашивать не могут. Люди её сразу почувствуют, соприкоснувшись с книгой. Она и в ней. Такие вопросы могут задавать иллюзорные люди, не настоящие.
Иллюзорные люди
А я говорю о самых настоящих, таких вот, как эти две девушки. Видите, - показал я на двух стоящих метрах в пяти-шести от скамейки девушек.
Старик внимательно в них всмотрелся и сказал:
- Думаю, одна из них, та, что курит, не настоящая.
- Как это - не настоящая? Я сейчас подойду к ней да врежу по заднему месту - визг или мат более чем настоящий услышите.
- Понимаешь, Владимир, ты видишь сейчас перед собой всего лишь образ. Образ созданный постулатами технократического мира. Посмотри внимательно. Девушка обута в неудобные туфли на высоких каблуках. К тому же они ей немножко жмут. Она обута именно в такие туфли, потому что кто-то другой диктует, какую обувь сейчас нужно носить. На ней короткая юбка из материала, похожего на кожу, но не кожа, она вредна для тела, но она её носит, подчиняясь диктату, создавая желаемый им образ. Посмотри, она ярко накрашена и надменна. Внешне независима. Но только внешне. Вся её внешность не соответствует ей, настоящей. Продиктованный чужими мыслями и формами образ "забил" её, настоящую, он, иллюзорный, не имеющий Души, заслонил собой живую Душу. Её Душа в плену у этого образа.