- Время и личность - две большие тайны.

Где я?

Кто я?

Что я?

Где я?

Пять лет в прошлом.

Почти две тысячи лет в будущем.

Лежа в горячей потной постели с Моникой.

Еще одна попытка сделать любовь нормальным путем постепенно перешла в исполнение с небольшими отклонениями акта, который, кажется, удовлетворял ее лучше, чем другие способы.

Их настоящие любовные игры и завершение акта были еще впереди. Как обычно, это должно было произойти словесно. Как обычно, кульминацией являлся гневный спор.

- Полагаю, ты собираешься сказать мне, что снова не удовлетворен, сказала она и забрала зажженную им сигарету.

- Мне хорошо, - сказал он.

Они лежали некоторое время, пока курили. Постепенно, несмотря на уверенность в том, что знает, каков будет результат, он заговорил:

- Смешно, не правда ли? - начал он.

Он ждал ее ответа. Пусть потянет с ним еще немного, если хочет.

- Что? - спросила она наконец.

- Все. Ты проводишь день, пытаясь помочь невротикам с их сексуальными проблемами. И ты проводишь ночи, делая то же, что и они.

- Не в такой степени. Ты знаешь, что вопрос тут в мере.

- Это ты так считаешь.

Он повернул голову и посмотрел на нее, подсвеченную блеском звезд, проходившим через незашторенное окно. Худощавые черты лица, рыжие волосы и спокойный, профессиональный, убеждающий голос психиатра.

Голос ее был мягким, благоразумным, неискренним. Только случайно, когда она становилась особенно возбужденной, голос выдавал ее настоящий характер.

Она, думал он, никогда, кажется, не расслабляется, даже во сне. Глаза вечно настороженные, движения - обдуманные. Каждый ее дюйм находится под защитой, почему, вероятно, она и получает так мало удовольствия из-за обычных способов любви.

Он вздохнул.

- Ты просто не можешь расслабиться, не так ли?

- О, заткнись, Карл. Если ты ищешь невротика, то посмотри на себя.

Они широко использовали психологическую терминологию, чувствовали себя счастливее, если могли дать чему-нибудь название.

Глогер откатился от нее, нащупав пепельницу на туалетном столике и одновременно посмотрев на себя в зеркало.

Он увидел желтоватое напряженное лицо мрачного еврейского священника, в голове которого полно образов и неразрешимых навязчивых идей, а в теле противоречивых желаний. Он всегда проигрывал эти споры с Моникой. Она доминировала в их паре, по крайней мере словесно.

Такая перепалка часто казалась ему более извращенной, чем любовные забавы, где, во всяком случае обычно, его роль была мужской. В последние дни, решил он, поведение мое было существенно пассивным, мазохистским, нерешительным. Даже гнев, довольно частый, ни к чему не приводил.

Моника была на десять лет старше его, на десять лет ожесточеннее. Он был убежден, что как личность она обладала большим динамизмом. И все же, у нее было много неудач в работе. Она становилась все циничнее, но еще надеялась на блистательные успехи с пациентами.

Мы пытаемся сделать слишком много, вот в чем беда, думал он. Священник в исповедальне дает отпущение грехов, психиатр старается излечить, и, в большинстве случае, оба терпят неудачу. Но, по крайней мере, они пытались, думал Глогер, а затем спрашивал себя, является ли это, в конце концов, добродетелью.

- Я поглядел на себя, - сказал он.

Не заснула ли она?

Он оглянулся.

Ее настороженные глаза были открыты, и она смотрела в окно.

- Я поглядел на себя, - повторил он. - Как делает это Джанг: "Как я могу помочь этим людям, если я сам беглец от действительности и, возможно, еще страдаю неврозами?" Вот что Джанг спрашивал у себя.

- Этот старый сенсуалист!.. Этот старый рационалист своего собственного мистицизма. Неудивительно, что из тебя не получился психиатр. - Я все равно не стал бы хорошим врачом. Это не имеет ничего общего с Джангом...

- Не вымещай на мне свое разочарование...

- Я хотел помогать людям, но не мог найти пути к ним. Ты сама говорила, что чувствуешь то же самое, что считаешь все бесполезным.

- После тяжелой недели работы я могу так сказать. Дай мне еще сигарету.

Он открыл пачку, сунул две сигареты себе в рот, прикурил их и протянул одну ей.

Почти бессознательно он заметил, что напряженность возрастает.

Спор, как всегда, был бессмысленным. Но не сам спор являлся важным; он просто выражал сущность их связи. Глогер спрашивал себя, является ли и это важным тоже?

- Ты не говоришь мне правду, - теперь не остановиться, ритуал в полном разгаре.

- Я говорю практическую правду. У меня нет желания бросать работу. Уйти. Я не хочу стать неудачницей...

- Неудачницей?! Ты более драматизируешь, чем я.

- Ты слишком серьезный, Карл. Ты пытаешься прыгнуть выше головы.

Он фыркнул:

- Если бы я был тобой, я бы бросил работу, Моника. Ты не больше меня подходишь для нее.

Она пожала плечами, натянув простыню.

- Ты - мелкий негодяй.

- Я не ревную тебя, если ты это думаешь. Ты никогда не поймешь, что я ищу.

Ее смех стал язвительным.

- Современный человек в поисках души, а? Современный человек в поисках костыля! И ты можешь понимать это так, как тебе нравится.

- Ты уничтожаешь миф, который приводит в движение мир.

- Теперь ты скажешь: "А чем мы заменим его?" Ты банальный и глупый, Карл. Ты никогда ни на что не смотришь рационально, даже на себя.

- Ну и что? Ты говорила, что миф не нужен.

- Важна действительность, которая его создает.

- Джанг знал, что миф может, в свою очередь, творить реальность.

- Что доказывает, каким тупым старым дураком он был.

Глогер вытянулся на постели. Делая это, он коснулся ее тела и отодвинулся. Он почесал голову. Моника лежала, еще дымя сигаретой, но теперь улыбалась.

- Ну, давай, - проговорила она, - скажи что-нибудь о Христе.

Глогер промолчал.

Моника протянула ему окурок, и он положил его в пепельницу. Затем посмотрел на часы.

Было два часа ночи.

- Почему мы делаем это? - сказал он.

- Потому что должны.

Она положила руку ему на затылок и пригнула голову к своим грудям.

- Что еще мы можем делать?

Он заплакал.

Великодушная в своей победе, она гладила его голову и тихим голосом успокаивала.

Десять минут спустя он яростно любил ее. Затем, спустя еще десять минут, он снова плакал.

Предательство.

Он предал себя и, таким образом, был предан сам.

- Я хотел помочь людям.

- Ты лучше сначала найди кого-нибудь, кто поможет тебе.

- О, Моника, Моника.

"Мы, протестанты, рано или поздно должны задать себе

этот вопрос: понимаем ли мы "подражание Христу" в том

смысле, что должны копировать его жизнь и, если можно

использовать такое выражение, передразнивать его позор;

или, в более глубоком смысле, мы должны прожить нашу

жизнь так же праведно, как прожил свою он, во всем

значении этого понятия? Нелегкое дело - прожить жизнь,

подобную Христу, но невыразимо труднее прожить с в о ю

жизнь так же праведно, как прожил Христос. Любой, кто

сделает это, будет... недооценен, высмеян, замучан и

распят... Невроз - это распад личности."

Джанг "Современный человек в поисках души".

Одинок.

Я одинок...

- Итак, он умер. Никогда не послал мне даже пенни, пока был жив. Никогда не приезжал повидать тебя. Теперь он оставляет тебе свое дело.

- Мама, это был книжный магазин. Он, вероятно, не очень преуспевал.

- Книжный магазин! Типично для него. Книжный магазин!

- Я продам его, если хочешь, мама, и отдам тебе деньги.

- Премного благодарна, - сказала она с иронией. - Нет, оставь его себе. Может быть тогда ты перестанешь занимать у меня деньги.

- Интересно, почему он не написал раньше? - сказал он.