Но не зарезал, нет. Это Лом, оказывается, обжился здесь, нарядился по местной моде.
Ну, встретились, облобызались, поплакали даже. Вечером поболтали: он о своих злоключениях рассказал, мы – о своих.
А с утра вышибли клинья из-под киля, спустили яхту на воду, подняли флаг. Я, признаться, даже слезу пустил. Ведь это, молодой человек, большая радость – очутиться на родной палубе. А еще большая радость, что дело продолжается. Можно двигаться смело в дальнейший путь. Только и осталось – отход оформить.
Ну, уж это я взял на себя. Прихожу к начальнику порта, «команданте дель бахия» по-ихнему, подал бумаги.
И вот этот команданте, как увидел меня, сразу надулся, как жаба, и принялся кричать:
– Ах, так это вы капитан «Беды»? Стыдно, молодой человек! Тут сплошные доносы на вас. Вот адмирал Кусаки жалуется: какой-то остров вы там разрушили, кашалота обидели… И губернатор сообщает: самовольно покинули порт Пара…
– Как же так, – говорю, – самовольно? Позвольте, – и подаю свой пропуск.
А он и смотреть не стал.
– Нет, – говорит, – не позволю. Ничего не позволю. Одни неприятности из-за вас… Убирайтесь вон!… – Потом как гаркнет: – Лейтенант! Загрузить яхту «Беду» песком вплоть до полного потопления!
Ну, я ушел. Заторопился на судно. Прихожу. А там уже и песок привезли, и какой-то чиновник крутится, распоряжается.
– Это вашу яхту приказано загрузить песком? Так вы, – говорит, – не беспокойтесь, я не задержу, в одну минутку сделаем…
Ну, признаться, я думал, что тут-то наверняка конец. Потонет яхта, потом доставай. Но, представьте, и тут сумел использовать обстоятельства в благоприятном смысле.
– Стойте, молодой человек! – кричу я. – Вы каким песком хотите грузить? Ведь мне надо сахарным, первый сорт.
– Ах, вот как! – говорит он. – Ну что ж, пожалуйста, сию минутку.
И, знаете, те же негры побежали, как муравьи, загрузили яхту, забили трюм, надстройки, на палубу навалили сахар, прямо в мешках.
«Беда» моя, бедняжка, садится глубже, глубже, потом – буль-буль-буль… И глядим – только мачты торчат. А потом и мачты скрылись.
Лом с Фуксом в горе глядят на гибель родного судна, у обоих слезы на глазах, а я, напротив, в отличном настроении. Приказал разбить лагерь тут на берегу. Пожили мы три дня, а на четвертый сахар растаял, смотрим – яхта наша всплывает не торопясь. Ну, мы ее почистили, помыли, подняли паруса и пошли.
Только вышли, смотрю – на берег бежит команданте с саблей на боку, кричит:
– Не позволю!
А рядом вприпрыжку старый знакомый, адмирал Кусаки, тоже ругается:
– Разве это работа, господин команданте? За такую работу, пожалуйста, деньги обратно.
«Ну, – я думаю, – ругайтесь себе на здоровье». Помахал им ручкой, развернулся и пошел полным ходом.