Воцарилась тишина, в которой одиноко прозвучало чьё-то почти восхищённое:

— Во, блин, фанатик языком чешет… Прям как проповедник!

На лицах некоторых сталкеров появились усмешки. Уже спокойные, без злобы.

— Да, силён парень трепаться… — согласился один из ветеранов и… махнул рукой:

— Ладно, мужики, пошли-ка жрать — еда остывает! Утро вечера мудренее. Завтра разберёмся, ху из ху.

И потихоньку, один за другим, толпа рассосалась по прежним местам — ужинать и обсуждать случившееся.

— Финита ля комедия! — театрально разведя руки, поклонился Хромой и махнул рукой свежеиспечённым вольным. — Идите за мной… бродяги. Покажу, где вам пока на ночь устроиться. А утром помозгуем, как вам дальше быть.

Повеселевшие и успокоенные, новички двинулись следом. Их провожали взглядами, но к кострам пока что не звали.

Ксана о чём-то шепталась с отцом, тот, видимо, возражал, и она обиженно надувала губы, однако, спорить не решалась. Только просительно заглядывала ему в лицо. Но Жаба, похоже, был непреклонен.

— Вот тут пока и приземляйтесь, — указал Хромой на небольшой сарайчик. — Костровище вон там, вода, умыться — в бочке. Дождевая, правда, но, думаю, вам не привыкать. По Деревне рекомендую пока не шляться, но если вдруг позовут к кострам — советую пойти. Так… что я ещё не сказал?.. — староста задумался. — Вроде всё. Вопросы будут?

— Будут.

Репейник отстегнул от пояса контейнер и, припав на колено, выкатил на траву что-то похожее на зеркально-переливчатый мячик цвета жидкого серебра.

— Нам понадобятся еда, патроны и кое-что из вещей. Оружие и бронежилеты мы оставим прежние, но это — он подёргал себя за рукав монолитовского комбинезона, — лучше сменить на что-то более нейтральное.

Он поднял глаза на Жабу.

— Что скажешь, дядько Панас?

Жаба надел специальную перчатку и осторожно поднял артефакт. Лицо его расплылось в улыбке.

— А вы — ребята не промах! — одобрительно сказал он. — Надо же, не успели в вольные бродяги записаться, а уже Вспышку мне притащили! Вижу, толк с вас будет, не пропадёте!

…Ксана осторожно опустила глаза и спрятала улыбку. Артефакт они нашли по пути из Долины, и это она настояла, чтобы беглецы забрали его себе.

— Это точно! — хрипло засмеялся Хромой. — Блин, вот все бы здешние такими толковыми, как вы, были!

— Давай так. — предложил Репейнику торговец, — Одёжу мы вам завтра с утреца подберём, а пока давай мне одного человечка, сведу его на склад и выдам всё, что вам прямо сейчас потребно. Продуктов там, мелочушки всякой хозяйственной… Ну и заодно посчитаем, что почём выйдет.

— Хорошо. — кивнул Репейник и сделал знак Кузнецу, как самому деловому и хозяйственному в отряде.

— А обратно я его провожу. — прозвенел голосок Ксаны. — А то ещё начнут по дороге всякие умники выпендриваться…

Она имела в виду одиночек, кучковавшихся у костров.

— Правильно! — согласился Хромой. — При тебе они шёлковые будут… Ладно, мужики… и дамы… Раз всё так хорошо закончилось — пойду-ка я до хаты. Нога, зараза… ноет…

— Дядь Саш, а ты её мазать-то не забываешь? — строгим тоном участкового врача поинтересовалась девочка.

— Мажу, солнышко, мажу… Но с такими прогулками, что ты нам сегодня задала, ни одна твоя мазюка не справится. Так что, поковылял я… Репейник, утром, после того, как в лавке затаритесь — ко мне заскочите. Все трое!

— Принято!

— Ну, бывайте, бродяги!

— Бывай! Спасибо!

Хромой удалился в сторону посиделочной, Жаба и Кузнец, сопровождаемые весело припрыгивающей и что-то напевающей Ксаной, направились в лавку.

Репейник подтащил к сараю какую-то доску и сел. Опёрся спиной о стену, запрокинул голову к темнеющему небу. Сухой, помедлив, присел рядом. Вздохнул.

— Ну что ж… — обронил командир, — Начинается новая жизнь.

Минут через сорок вернулись нагруженный пакетами Кузнец и Ксана — почему-то с кастрюлей в руках.

— Это чтоб вы могли себе что-нибудь сварить. — пояснила она. — Пока котелком не разживётесь. Тату разрешил взять из дома.

— Спасибо, Ксан. — кивнул Репейник. — Что бы мы без тебя делали?.. — он повернулся к Кузнецу, — Ну как там оно?

— Порядок. — отозвался тот. — Естественно, пришлось немного попотеть, но проблем не случилось. Батька её, — он оглянулся на девочку, — честно торгует, не дерёт семь шкур. Хотя и своего не упустит.

— Хорошо. Предлагаю сейчас пожевать, да отправляться на боковую. Там, в сарае, доски, мы из них уже соорудили кое-какое лежбище…

— А я бы пол-царства отдал за возможность нормально помыться… — Кузнец мечтательно посмотрел на упомянутую Хромым бочку дождевой воды и отвернулся. Чистую воду стоило экономить. — И-эх… Зато теперь у нас и мыло есть, и бритвы… Брат…цы, — запнулся было он и тут же поправился, — а ведь мы действительно по-человечески жить начинаем!

И он — впервые за всё это время — засмеялся.

— Ну, я тогда, пожалуй, не буду мешать. — улыбаясь во весь рот, сказала Ксана. — А то вам, наверно, и поговорить надо, и… А завтра я ещё приду, можно? Вы же, наверно, тут ещё какое-то время пробудете? Пока освоитесь, пока то-сё… Да и всё равно вам ещё Техника ждать.

— Какого ещё техника? — не понял Репейник. — Зачем?

— Её отец, — пояснил Кузнец, — сказал, что наши КПК устарели, и их надо либо сдавать в музей, либо перепрошивать. А Техник — это местный инженерный гений, вся связь с электричеством тут на нём держатся. Только он сейчас в Зону ушел, ждать надо.

— Позавчера ушёл. — с энергичным кивком подтвердила Ксана. — Но сказал, что недалеко, так что скоро он вернётся. Я вас с ним познакомлю. Техник — он очень хороший человек!

— Ну, раз это ты говоришь — улыбнулся Репейник, — значит, действительно, хороший.

Ксана смутилась и зачем-то посмотрела на небо.

— Ладно, — сказала она, — я всё-таки пойду до дому, а то после всей этой беготни спать хочется… Вон там мы с тату живём, видите? — она указала на дом, выглядевший на фоне остальных более ухоженным и менее заброшенным. — Заходите в гости, если что. И если вдруг что понадобится — тоже заходите. Ну всё, спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Ксана! — вразнобой отозвались сталкеры.

Она вдруг быстро, так, что они не успели опомниться, чмокнула каждого по очереди в щёку и стремительно — только коса плеснула — умчалась в темноту. Эхом прозвенел тихий серебристый смех.

У сарайчика воцарилось молчание.

— Я не знаю, сколько мы там будем в итоге должны её батьке… — вдруг проговорил обычно молчаливый Сухой, — Но с нею рассчитаться за всё вот это… жизни не хватит.

Этого человека Ксана боялась, пожалуй, больше, чем всех остальных людей вместе взятых!

За всю свою пока ещё недолгую жизнь на Кордоне она повидала множество всякого люда. Вольные сталкеры и другие визитёры приходили и уходили, задерживались надолго — и исчезали бесследно. Кто-то оставался в памяти — кто-то нет. Одним она симпатизировала, других не любила или относилась нейтрально…

Но боялась — именно боялась, до нервной дрожи, до сжимающей горло удушающей волны паники, до инстинктивного стремления броситься бежать как можно дальше — только его.

Она сама не понимала, откуда взялся в ней этот особенный страх перед человеком с совершенно непонятным ей прозвищем Туту. Вроде, человек — как человек, не буян, не драчун, не хваста — как некоторые. Молчаливый, спокойный, неторопливый, да и на лицо симпатичный, не крокозябра какая… Однако же что-то предупреждало её всякий раз: держись от него подальше, это — опасность!

Ксана так и делала. Если с другими сталкерами, приходившими и квартировавшими в Деревне, она общалась, а с некоторыми — даже дружила, то этого она старалась избегать всякий раз, как он появлялся на её горизонте. Хуже всего было то, что этот Туту постоянно вёл какие-то дела с её отцом, был вхож в их дом. И когда Панас просил её: «Доню, сообрази-ка нам с гостем чайку!», Ксана готова была отдать свою самую любимую игрушку — сшитого из отцовского носка, бечёвок и пластиковых вилок кровососа Васю — только бы не видеть этого острого хищного профиля, не ловить на себе цепкого, пристального и гипнотического, как у контролёра, взгляда сталкера, не находиться вблизи от него… Она быстро и молча, ни на кого не глядя, накрывала на стол, подавала чай и так же быстро исчезала, боясь, что отец и его неприятный гость заметят, как у неё дрожат руки. Панас иногда просил её остаться, но Ксана мотала головой и сбегала, невнятно ссылаясь на какие-то неотложные дела.