- Ни хрена нам не дадено! - Коньков выругался и сплюнул в воду.

Вдруг из-за кривуна навстречу им вынырнула удэгейская долбленка с мотором; в корме за рулем сидел Кялундзига. Он снял кепку и замахал ею, разворачиваясь и делая знаки, приглашая встречную лодку причалить к берегу.

Обе лодки пришвартовались в затишке.

- Что случилось? - крикнул Коньков.

- Гээнту нашли! - ответил Кялундзига.

- Где?

- На косе, напротив сопки Банга. Лежит мертвый на песке. И оморочка рядом.

- Убит?

- Не знаю.

- Как не знаешь? Рана есть?

- Нет, понимаешь, такое дело. Как все равно уснул.

- Доктора вызвали?

- Привезли нашего фельдшера.

- Поехали! - скомандовал Коньков, и лодки двинулись по реке.

За первым же кривуном открылась длинная речная коса, примыкавшая к пологому песчаному берегу. В небольшой ложбинке, под самыми тальниковыми зарослями, стояло трое: два пожилых удэгейца и женщина с медицинской сумкой в руке.

Перед ними лежал на песке человек, лежал бочком, поджав ноги, будто спал. Возле него валялась на песке легонькая оморочка, вытянутая и оттащенная совсем недалеко от воды.

Коньков внимательно осмотрел оморочку и потом уж подошел к лежащему Гээнте. Голованов и Кялундзига держались за ним поодаль и сбоку, как ординарцы за полковым командиром.

Гээнта был древний старичок, весь какой-то скрюченный, тонконогий, в длинном белесом халате, прогоревшем в нескольких местах и похожем на женскую исподнюю рубаху. Желтолицый, без усов и бороды, он сильно смахивал на старуху. Выражение лица его было спокойным и даже счастливым, будто он и в самом деле уснул после тяжелой работы.

- Мертвый? - спросил Коньков женщину с медицинской сумкой.

- Да, - ответила она. - По всей вероятности, смерть наступила естественным образом.

- Почему?

- Не обнаружено никаких побоев, даже видимых ушибов нет.

- Следов возле него не было? - спросил Коньков Кялундзигу.

- Нет, понимаешь. Такое дело, сам Гээнта оставил. Его следы. Больше следов не было, - ответил Кялундзига.

- Зато вы натоптали здесь будь здоров.

- Не страшно, понимаешь. Все следы ваших людей можно определить. Ее следы тоже отличить можно, - кивнул Кялундзига на фельдшерицу.

- Ладно. Ну-ка, отойдите к берегу, я посмотрю, - сказал Коньков.

Все удэгейцы были обуты в олочи - мягкую обувь из рыбьей кожи с загнутыми носами. На фельдшерице были резиновые сапожки.

Коньков осмотрел сперва обувь удэгейцев, потом следы возле Гээнты.

Следы самого Гээнты, оставленные маленькими, словно детскими, олочами, шли от оморочки никем не затоптанные. Не обнаружив ничего подозрительного, сфотографировав и следы, и оморочку, и самого сторожа, Коньков спросил фельдшерицу:

- Как полагаете, отчего смерть наступила?

- Думаю, от разрыва сердца, - ответила та.

- Какой разрыв сердца? - проворчал старик удэгеец с жиденькой бороденкой. - Сердце - веревка, что ли?

- А вы как думаете, отчего он помер? - спросил его Коньков.

- Его смерть приходил, - твердо ответил старик.

- Пра-авильно, - усмехнулся Коньков. - Как вас звать?

- Арсе, - ответил за старика Кялундзига. - Он у нас самый старший охотник.

- Все еще охотитесь? - удивился Коньков.

- А почему нет? - спросил Арсе.

- Сколько же вам лет?

- Не знай. Если человек здоровый, зачем года считай?

- Пра-авильно, - подтвердил опять Коньков, улыбаясь. - Значит, смерть пришла, он и помер. А зачем же он сюда приехал помирать, на эту косу. А?!

- Тебе не знай, что ли? - удивился Арсе.

- Нет, не знаю.

- Здесь сопка Банга стоит. - Арсе указал на прибрежную высокую сопку с голой вершиной. - На вершине его живет дух охотника Банга. Его знает дорогу туда, - указал он рукой на небо.

- Куда это туда? - спросил Коньков.

- К предкам, понимаешь, - ответил Арсе. - Банга отводит туда душу охотника, который помирать сюда приходил.

- А как же тело? - спросил Коньков, еле сдерживая улыбку.

- Тебе не знай, что ли? - переспросил Арсе.

- Нет, не знаю.

- Тело охотника отвожу я.

- И ты знаешь туда дорогу?

- Конечно, знай, - ответил Арсе без тени колебания.

- И повезешь туда Гээнта?

- Завтра повезу, такое дело.

- И можно посмотреть?

- А почему нет?

- Н-да... приду посмотрю. - Коньков обернулся к фельдшерице: - Вы смогли бы свезти его на вскрытие?

- Сейчас повезем, - ответила та.

- Надо обернуться до вечера, - сказал Коньков. - Мне нужен акт смерти, причины.

- К вечеру привезем! - ответила фельдшерица.

- Как мотор, надежный? - спросил Коньков Голованова. - Успеют обернуться?

- Сотня километров туда, сотня обратно, - ответил за него Кялундзига. Успеем, такое дело.

- Ты мне нужен здесь, - сказал Коньков Созе. - А с фельдшером поедет Голованов. Стариков завезти в поселок.

- Есть, такое дело! - ответил Кялундзига.

- Ну, действуйте!

Старики бережно подняли Гээнту и понесли его, как младенца, в лодку. Между тем Голованов втащил в воду его оморочку и причалил ее к большой лодке. Все они уселись и поехали.

На косе остались Коньков и Кялундзига.

- Соза, мне надо поговорить с вашим человеком, который хорошо знал бригадира лесорубов Чубатова. Есть у вас такой?

- А почему нет? Здесь, возле сопки, живет пасечник Сусан. У него часто бывал Чубатов.

- А далеко ли заготовлял Чубатов лес?

- Километра три отсюда. Все здесь. Вон лодка. Пожалуйста, в момент объедем, такое дело. - Кялундзига даже улыбался от услужливости.

- А Сусан видел лесорубов? Знал, как они лес заготовляли?

- Сусан все знает.

Это воодушевление передалось и Конькову, он тоже улыбнулся:

- Тогда вези меня к Сусану.

8

Они переехали на другой берег и причалили в укромной бухточке. Поднялись по тропинке на пустынный откос: перед ними лежал брошенный поселок лесорубов - забурьяневшие улицы, дома с выбитыми окнами, с раскрытыми дверьми, с покосившимися крыльцами, сквозь выщербленный настил которых прорастали буйные побеги маньчжурского ореха да аралии с длинными перистыми листьями.

- Ничего себе картина! - Коньков присвистнул и выругался. - Прямо как Мамай прошел. А где же люди - жители поселка? Ведь не передушили их! Ведь не вымерли от чумы?

- Лесорубы переехали в новый поселок, - ответил Кялундзига. - Далеко отсюда. Километров пятьдесят будет. А этот бросили.

- Почему? Дома крепкие, тайги вокруг много. Зачем же такое добро бросать? Смотри, какие дебри вокруг. Ноги не протащишь!

- Эту тайгу нельзя брать.

- Да почему? - повысил голос Коньков.

- А все потому... Я ж тебе говорил: кедры порубили, ель да пихту взяли. Остались ильмы, да ясень, да орех. Они тяжелые, их сплавлять нельзя тонут. А дороги нет. Такой порядок завели.

- Ничего себе порядок! Заломали, захламили тайгу, бросили хороший поселок и поперли на новые места. Рупь кладем в карман - червонец в землю втаптываем. Порядок!

- Ты что, первый раз видишь такое дело? - с усмешкой спросил Кялундзига. - Разве там, на Бурлите, не такое ж дело?

- Я там уже пять лет не был...

- Какая разница?

- Так в том-то и беда, что годы идут, а безобразия эти повторяются. Как увидишь - душу переворачивает.

- Такое дело запрещено законом. Точно говорю! Это выборочной рубкой называется. Ты кто? Ты есть человек закона. Правильно говорю?

- Ну? - согласился Коньков.

- Вот и запрети такое дело.

Коньков только рукой махнул с досады.

- Эх, Соза! Наивный ты человек... Как ребенок.

- Я ребенок? А ты большой? Тогда поясни, почему такое дело видишь, ругаешься, плюешься, а наказать за такое безобразие не хочешь?

- Ну кого я накажу? Да разве мне этот леспромхоз подчиняется? Я только за жуликами гоняюсь да за хулиганами.

- А разве такое дело не хулиганство, понимаешь?