Бум в международной торговле смертью порожден не только сугубо коммерческими мотивами. По мере разрастания этого бизнеса главными дельцами в нем стали не частные компании, а правительства.
Поставки оружия нередко используются как рычаги неоколониалистского влияния в развивающихся странах. В обладании современной боевой техникой молодые государства видят важный символ своей независимости. К тому же большую роль в их политической жизни часто играют военные круги. Учитывая это, западные державы наперебой пытаются завоевать благосклонность военных лидеров развивающихся стран выгодными сделками на оснащение их вооруженных сил.
- Поток оружия в развивающиеся страны, и особенно в бассейн Персидского залива, делает в высшей степени опасной деятельность "торговцев смертью" в современной международной жизни, - говорил мне видный публицист Энтони Сэмпсон.
В своей книге "Оружейный базар" Энтони Сэмпсон убедительно показал опасные последствия торговли оружием для экономики Великобритании, разоблачил кроющиеся за ней политические интриги. Например, продажа Саудовской Аравии британских истребителей "Лайтнинг" была в свое время результатом закулисного сговора. Американские конкуренты добровольно уступили англичанам этот контракт, чтобы Лондону было чем заплатить за купленный в США истребитель "Ф-111". "Эта сделка, - пишет Энтони Сэмпсон, имела важные последствия. Она положила начало процессу, когда Британия стала все больше зависеть от продажи оружия в развивающиеся страны для покрытия собственных военных расходов".
Дело доходит до парадоксов. Иран, например, имел перед свержением шаха больше танков "Чифтейн", чем сама Великобритания.
"Приходится особенно сожалеть, что рост международной торговли оружием происходит сейчас прежде всего за счет развивающихся стран. Ведь каждый купленный танк в сто раз дороже трактора, который был бы во сто крат нужнее, - говорит член исполкома лейбористской партии Фрэнк Оллаун. - Что же касается Британии, то здесь часто слышишь, будто экспорт оружия обеспечивает работой десятки тысяч людей в оборонной промышленности, снижает затраты на разработку новых видов боевой техники для британских вооруженных сил. Но ведь накапливание гор оружия во взрывоопасных районах мира, - заключает Оллаун, - может привести к мировой катастрофе, которая обойдется как нашему, так и другим народам куда дороже".
Знаменательно, что к мысли о необходимости пресечь "торговлю смертью" приходят и трудящиеся, занятые в военном производстве. Хотя наниматели стращают, будто сдерживание гонки вооружений обернется для них потерей заработков и даже безработицей, среди тружеников растет убежденность, что переход на гражданскую, общественно полезную продукцию сулит более стабильный приток заказов, более надежную гарантию занятости.
Пример в этом отношении показал объединенный комитет цеховых старост концерна "Люкас эйрспэйс", объединяющий членов 13 различных профсоюзов на 17 предприятиях. "Люкас эйрспэйс" - крупнейший в Западной Европе создатель и производитель авиационных систем и оборудования - после 1970 года вынужден был сократить число рабочих мест почти на одну треть. Из-за нерегулярности военных заказов, порождаемой яростной конкуренцией, предстояли новые сокращения. В этих условиях профсоюзные активисты призвали коллектив проявить инициативу снизу и самостоятельно изучить вопрос: как можно использовать имеющуюся рабочую силу и оборудование для производства иных, невоенных видов продукции. Через восемь месяцев труженики "Люкас эйрспэйс" представили нанимателям 1200 страниц технической документации о том, как можно переключить военное производство концерна на выпуск общественно полезной продукции для таких отраслей, как транспорт, энергетика, здравоохранение.
Выставка в Олдершоте отражает иные устремления, она рассчитана на другие вкусы. Среди новых образцов стрелкового оружия там есть сверкающие хромом автоматы, специально предназначенные для дворцовой стражи. Есть даже их золотые копии, изготовленные для подарков высокопоставленным особам. Один лондонский комментатор сравнил такой автомат с золотой грампластинкой, какую дарят исполнителю песни, разошедшейся в миллионе экземпляров.
Но точнее было бы сказать, что именно этот символический экспонат по праву мог бы стать, гербом гильдии торговцев оружием: не как золото, несущее смерть, а как смерть, приносящая золото.
Смотришь потом на скромную выставку у церкви святого Мартина-на-полях, на усталых активистов, дежурящих здесь после трудового дня, чтобы давать пояснения, распространять листовки, и думаешь: равны ли силы в противоборстве, которое ведут они с многоголовой гидрой по имени военно-промышленный комплекс? Нет, эта горстка энтузиастов вовсе не так слаба. Она находит путь к сердцам благодаря своей правоте. Все больше людей понимают: торговля смертью губительна для человечества, ибо она отравляет жизнь на нашей планете трупным ядом милитаризма.
Дорогая цена
Заброшенные шахтные дворы. Бурьян на ржавых рельсах и отвалах, где копошатся чумазые ребятишки. Тесно сдвинутые шеренги убогих домиков - если бы не гирлянды выстиранного белья, они слились бы перед глазами в сплошное серое пятно. Несколько заколоченных витрин. Неподвижные мужские фигуры па крылечках. И на всем - печать запустения и безысходности.
Как поразительно они оказались похожи - традиционные шахтерские районы севера Великобритании и юга Японии! Естественно, что у горняков сходен труд, сходен быт. Но до чего сходной явилась и их судьба!
Обе островные страны живут прежде всего переработкой привозного сырья. Для каждой из них добыча угля была главной, если не сказать единственной, отраслью их собственной добывающей промышленности. Обе они пострадали от искусственного свертывания угледобычи под нажимом международных нефтяных монополий. И в обоих случаях присущая капитализму близорукая погоня за сиюминутной прибылью встретила противодействие шахтерских профсоюзов.
Вскоре же после войны угольная промышленность Великобритании была национализирована. Переход шахт в собственность государства горняки восприняли с воодушевлением, с чувством высокой ответственности и пониманием своего долга перед страной. Правящие круги не скупились тогда на похвалы в адрес патриотизма шахтеров. И немудрено: в самые трудные для Англии годы они своим самоотверженным трудом внесли решающий вклад в послевоенное восстановление, помогли оживить экономику, рассосать безработицу.
К середине 50-х годов 700 с лишним тысяч британских шахтеров довели годовую добычу угля до 220 миллионов тонн, обеспечивая ее ежегодный прирост в 4 миллиона тонн. Нетрудно видеть, что если бы угольной промышленности Великобритании позволили нормально развиваться и дальше (для чего имелись и разведанные запасы и квалифицированная рабочая сила), то энергетические потребности страны по-прежнему могли бы в основном покрываться за счет отечественных ресурсов. И вздорожание нефти з середине 70-х годов отнюдь не нанесло бы по британской экономике столь болезненного удара.
Но прежде чем вести речь об этом, нужно отметить еще и другое: английский капитал сумел использовать к своей выгоде и национализацию и патриотический порыв горняков в первые послевоенные годы. Владельцы шахт получили завышенную компенсацию и охотно переложили на государственный бюджет бремя неизбежных расходов по модернизации угледобычи. Государство же обеспечило снабжение частных предприятий в самое трудное для них время углем по заниженным цепам.
Все это, однако, не помешало власть имущим приговорить английскую угольную промышленность к принудительному умерщвлению, как только против нее ополчились международные нефтяные концерны.
В 1950 году доля нефти в топливном балансе Великобритании составляла 10 процентов. В 1960-м она увеличилась до 25, а в 1970-м - до 45 процентов. Причем рост потребления нефти шел, разумеется, за счет угля.
В то время как нефтеперегонные мощности страны выросли с начала 60-х годов почти втрое, добыча угля упала в два раза (до 105 - 110 миллионов тонн). Были закрыты две трети шахт, и почти в три раза сократилось число горняков. Около полумиллиона шахтерских семей лишились средств к существованию. Целые промышленные районы были обречены на вымирание, как во время средневековой эпидемии чумы.