Вскоре Маметьев написал рапорт, в котором выразил просьбу направить его для дальнейшего прохождения службы в Ямало-Ненецкий округ. По правде сказать, не верилось, что командование отнесется к его вопросу серьезно, тем более что долго не было никакого ответа. Виктор перестал ждать и постепенно забывал о том романтическом всплеске настроения, под действием которого написал рапорт. Но ответ пришел, его направили в Тюмень, оттуда не в Салехард, а в "самый красивый и перспективный город Надым", как говорили областные коллеги. Когда прилетел в Надым, случайно встретил представителей командования пангодинской пожарной части. И они, в свою очередь, похвалили Пангоды...
Рассказывая о периоде обустройства на новом месте, Маметьев отмечает нетипичную для того времени деталь, которая, он уверен, явилась добрым знаком на его северное будущее: обычно пангодинские жены уезжали "за ляльками" на "землю", а его жена, наоборот, будучи "в положении", не стала дожидаться более удобного времени, сразу поехала вслед за мужем и здесь, в Пангодах, успешно родила ему двойню...
Пожарная охрана газовых промыслов месторождения и поселка газовиков и строителей - основная функция пангодинских пожарных. Велика ответственность за промысел - газ шуток не любит, а последствия аварии, как показывает горький опыт подобных бед, бывает страшен. И все же особое беспокойство доставляли "деревянные" Пангоды, которые до недавнего времени почти на сто процентов еще были таковыми. Опоздание на пять минут и... остается только позаботится о том, чтобы пожар не перекинулся на соседние дома, десятки семей оказываются без крова. Сейчас ситуация улучшается: Пангоды прирастают "кирпичом и бетоном", а пожарная часть - опытом ветеранов, активной модернизацией средств пожаротушения...
За долгие годы работы в Пангодах Виктор Максимович Маметьев, ныне майор внутренней службы, заместитель начальника ПЧ-19, ни разу не пожалел о том, что судьба в свое время свела его на больничной койке с приболевшим прапорщиком из Салехарда, который мог увлекательно рассказывать романтично о буднях...
СИНОНИМ НАДЕЖДЫ
Глядя на эту серьезную, солидную женщину, как будто созданную для ответственной работы и словно воплотившую в чертах лица, нюансах голоса типичную северную судьбу, слушая ее рассказ о себе, мысленно задаюсь вопросом: сколько во всем этом закономерного, а сколько случайного? Мне кажется, в этих пропорциях из конкретных судеб моих земляков заключена разгадка многих вопросов, на которых зарабатывают свой хлеб социологи и философы-"североведы".
- Сейчас трудно в это поверить, но тогда, в начале семидесятых, от Севера нам с мужем нужно было совсем немного - всего одна тысяча рублей, начинает свой рассказ специалист пангодинской администрации Галина Никифоровна Билоусюк. - Именно столько стоили пять соток под застройку дома в городе Умани Черкасской области, где мы начинали совместную жизнь. Жили на квартире, на двоих получали сто двадцать рублей. Родилась дочь...
В тот год приехала в отпуск дальняя родственница с Тюменского Севера, из поселка, что возле Надыма. Название его показалось каким-то глухим, но сильным словом. Уже после ее отъезда вспоминали, что говорилось что-то о медведях - то ли медвежий угол, то ли медведей много.
С этого времени что-то повернулось в семье Билоусюков. Если раньше во всем была какая-то, пусть не очень веселая, но запрограммированность (ведь другой жизни не виделось, а значит, и не предполагалось), то теперь появилась непонятная, тревожно-сладостная мечта. И они понимали, что нужно побыстрее, прямо сейчас, тронуться с места, иначе ничего не произойдет, и мечта неизбежно затянется тучами обыденности...
Перечитывали и перечитывали адрес, со знакомой фамилией и чужим словом, которое постепенно и становилось синонимом надежды - Пангоды.
Сейчас признаются - страшно было. Но любили друг друга, и, в конце концов, любовь оказалась сильнее страха. Счастья хотелось, себе и детям. Молоды были - обоим по двадцать лет.
- К медведям так к медведям! Тем более на год, не больше, вспоминает Галина Никифоровна.
Двухлетнюю дочку оставили пока у матери, ведь ехали, по сути, в никуда. Не знали, что такое "зона пропусков", что вызов прежде нужно было получить, потом пропуск оформить, а затем уже трогаться. Приехали в Тюмень. Пошли обивать пороги в облисполкоме, бюро по трудоустройству, обкоме комсомола. Неделю прожили в аэропорту. Наконец, получили направление в Нижневартовск, в город со свободным въездом. Но там, по условиям направления, не было жилья для семейных. Это их не устраивало: только вместе, так они решили с самого начала, и сейчас утвердились уже окончательно - только Пангоды. И только сейчас, не возвращаясь домой для оформления необходимого пропуска в "ЗП".
Помыкались еще неделю, пока не уговорили летчиков взять их в Надым.
Летели на самолете ЛИ-2, который почему-то все называли "Дугласом". Грузовой борт вез спецодежду для северян, салон был завален фуфайками, так "на фуфайках и добрались до места", до Надыма. Переночевали в аэропорту, тогда это был вагончик, где размещалась касса и зал ожидания.
1973 год, середина августа. Ночь светлая, но прохладная. Надым - это три капитальных здания, много вагончиков, а вокруг - бескрайнее пространство с водяными проблесками, утыканное деревьями, похожими на палки. То тут, то там пролетают какие-то большие белые птицы. Собаки бродят, большие, спокойные. В аэропортовском вагончике горит печурка, а прямо на полу рядком спят какие-то измученные, небритые мужики. Таким встретил их Север. Во всем сразу почувствовалась трудность и... доброта.
Добрые люди стали встречаться сразу же. Первого, с кем довелось познакомиться на надымской земле, вспоминают с особой теплотой и по сей день... Они не могли предполагать, что Надым это еще не Пангоды, и чтобы попасть в их "поселок-мечту" "по воздуху" (а только так и можно было туда добраться), нужно предъявить паспорт с районной пропиской или тот самый злополучный пропуск, дающий право на въезд его предъявителю, не имеющему штамп "ЗП" в паспорте. Билеты им купил "добрый человек" из зала ожидания, используя свой паспорт и паспорт своей супруги. Пусть их простят за грех двадцатипятилетней давности доверчивые работницы аэропорта, которые уже на самой посадке зачастую не сличали фамилию в билете с фамилией в паспорте. Простят тем более сейчас, когда открылась "зона", когда принято считать, что пропускная система - анахронизм и нарушение прав человека (хотя, это всего лишь одно из мнений, отношение к этому явлению того времени на Севере по сей день неоднозначное). Справедливости ради нужно сказать, что случай с четой Билоусюков не являлся тогда чем-то необычным, и довольно часто люди, попадавшие в район "правдами и неправдами", "заячьими тропами", оформляли право на проживание "постфактум". Так случилось и с нашими героями.
Северная карусель завертелась бурно, трудно, но радостно. Жили тремя семьями в половине вагончика, затем в таком же помещении, где кроме Билоусюков жили два холостяка. Муж работал водителем в автобазе, обслуживавшей строителей Медвежинского газового месторождения, Галина - в геофизической экспедиции. Выходных у Алексея не было, по субботам и воскресеньям жена садилась к нему в кабину, и они вместе колесили по летним, а затем и зимним трассам района.
Весной дали маленький вагончик. Счастье - отдельное жилье. Можно забирать дочку к себе. Балок оказался бывшей размороженной банькой, с ледовыми вздутыми стенами и прохудившимся полом. Поставили электрический "козлик". Первое время спали в полушубках. Отремонтировали, обустроились. Наступил долгожданный отпуск.
- С того мгновения, как обняли дочку Светланку, до самых Пангод со слезами и радостью твердили друг другу: наконец-то вместе, наконец-то вместе!.. - Галина Никифоровна, опустив голову, начинает молча что-то искать в нижнем ящике письменного стола. Успокоившись, продолжает:
- Но, приехав, узнали, что балок тот у нас забрали, а вещи закрыли на складе. Воссоединившаяся семья оказалась на улице. Приютили друзья. Жили четверо взрослых и двое детей в комнате-"бытовке" деревянного общежития. Относились к нам, как к родным. Но жить так, до предела стеснив добрых людей, мы не могли. Дети начали болеть... Поэтому однажды просто взяли и вселились в одну из временно пустующих комнат общежития. А что было делать?... И уже потом руководство между собой согласовывало, решало, узаконивало наше самовольное вселение. Прожили в этом месте счастливо несколько северных лет.