— Раздвоение личности, — задумчиво повторил сэр Джордж. — Но ведь это, кажется, не такая уж редкость? Если не ошибаюсь, одно из последствий потери памяти? Что-то подобное, помнится, всплыло недавно в одном деле о наследстве…
Доктор Кларк кивнул.
— В качестве классического примера можно привести случай Фелиции Баулт. Вы, наверное, помните слушания по этому делу?
— Да, конечно, — подтвердил каноник. — О нем писали в газетах. Но это было давно, очень давно. Лет семь назад.
Доктор Кларк снова кивнул.
— Эта девушка прославилась тогда на всю Францию. Да что там Францию? Чтобы взглянуть на нее, ученые съезжались со всего света. У нее отчетливо проявлялись по меньшей мере четыре разных личности, получивших, соответственно, названия Фелиция-один, Фелиция-два, Фелиция-три, ну и так далее.
— Кажется, кое-кто поговаривал о возможном мошенничестве? — припомнил дотошный сэр Джордж.
— Ну, личности Фелиции-три и Фелиции-четыре действительно вызывали некоторые сомнения, — признал доктор. — Но суть от этого не меняется. Позвольте напомнить, что Фелиция Баулт была обычной крестьянской девушкой из Бретани. Она была третьей дочерью отца-алкоголика и умственно неполноценной матери. В один из запоев он задушил жену, и, насколько я помню, остаток жизни провел на каторге. Фелиции тогда было пять лет. Какие-то сердобольные люди приняли участие в ее судьбе, и Фелиция попала в приют для нуждающихся детей, который содержала некая незамужняя английская леди. Той, однако, удалось добиться от девочки немногого. По ее отзывам, Фелиция была патологически тупа и ленива. Ее с огромным трудом удалось научить кое-как читать и писать. К рукоделию она оказалась решительно неспособна. Эта леди, мисс Слейтер, пыталась приохотить девушку к домашней работе и, когда та достигла совершеннолетия, даже подыскала ей несколько мест, ни на одном из которых та долго не задержалась вследствие врожденной тупости и невероятной лени.
Воспользовавшись недолгой паузой, каноник устроился поудобней и поплотнее запахнул свой дорожный плед. Ворочаясь, он неожиданно заметил какое-то движение справа. Скосив глаза, он обнаружил, что попутчик их уже не спит, а пристально наблюдает за ними, причем с таким насмешливым видом, что достойному служителю церкви стало очень неуютно. Он подозревал, что этот иностранец не только внимательно слушает каждое их слово, но и от души забавляется услышанным.
— На фотографии, сделанной когда Фелиции было семнадцать лет, — продолжил доктор, — она выглядит самой обычной крестьянской девушкой, грубоватой и неуклюжей. Ни за что не подумаешь, что об этой простушке вскоре заговорит вся Франция. Пятью годами позже, когда ей исполнилось двадцать два, Фелиция Баулт перенесла тяжелейшее нервное заболевание, после которого, собственно, и начали проявляться все эти странные феномены. Прошу заметить, что излагаемые мною факты подтверждены самыми лучшими специалистами.
Так вот, личность, условно названная Фелицией-один, была полностью идентична личности самой Фелиции Баулт, сложившейся и проявлявшейся на протяжении всех двадцати двух лет ее жизни. Фелиция-один с трудом и многочисленными ошибками писала на французском, не знала иностранных языков и была начисто лишена музыкального слуха. Фелиция-два, напротив, свободно говорила по-итальянски и вполне прилично изъяснялась на немецком. Ее почерк разительно отличался от каракулей Фелиции-один; свои мысли на бумаге она выражала четко и уверенно. Она совершенно свободно могла поддержать разговор о политике или об искусстве и обожала играть на фортепьяно. Фелиция-три чем-то напоминала Фелицию-два. Она была так же умна, столь же хорошо образована, но в нравственном отношении разительно от нее отличалась. В сущности, это было до предела развращенное и порочное существо — причем развращенность ее была сугубо парижской, словно она выросла в столице, а не в провинции. Она в совершенстве владела парижским арго[6], равно как и словечками парижского полусвета[7], и в ее манерах был эдакий дерзкий дешевый шик. Ее лексика была пересыпана руганью, а о религии и так называемых «добропорядочных гражданах» она отзывалась так, что хоть святых выноси. И наконец, была еще Фелиция-четыре — якобы ясновидящая, особа крайне набожная и мечтательная, если не полоумная. Однако этот ее четвертый образ был настолько размыт и неустойчив, что закрадывалось подозрение, не розыгрыш ли это, на который явно была способна артистичная Фелиция-три, — ей ничего не стоило подшутить над доверчивой публикой, притворившись святошей. Могу добавить, что каждая личность (за исключением Фелиции-четыре) была вполне целостна, самостоятельна и не знала о существовании других. Доминирующей, несомненно, была Фелиция-два. Ею девушка ощущала себя до двух недель кряду, после чего на день-другой появлялась Фелиция-один. Ее сменяла Фелиция-три или Фелиция-четыре, но эти образы становились ее «я» лишь на несколько часов. Каждый раз перемена личности сопровождалась сильнейшими головными болями, тяжелым сном и полной утратой памяти о предшествующем отрезке времени. Проявившись, новая личность осознавала свое существование с того самого момента, в который ее на время сменяла другая. Словно и не было этого.., мм.., перерыва.
— Поразительно, — прошептал каноник. — Просто поразительно. Как ничтожно мало мы еще знаем о чудесах мироздания!
— Ну, то, что оно битком набито ловкими мошенниками, давно уже ни для кого не секрет, — сухо заметил адвокат.
— Фелицию Блаунт осматривали не только врачи и ученые, — живо отозвался доктор Кларк. — Юристы тоже не остались в стороне. Мэтр Кимбелье, если вы помните, лично провел самое тщательное расследование, подтвердившее выводы ученых. И, в конце концов, почему это должно нас удивлять? Почему яйцо с двумя желтками или сдвоенный банан имеют право на существование, а сдвоенная душа нет?
— Сдвоенная душа?! — в смятении воскликнул служитель церкви.
Пронзительные голубые глаза доктора Кларка насмешливо уперлись в каноника.
— А как еще прикажете это называть? Если, конечно, душа и личность суть одно.
— Хорошо хоть, природа нечасто отпускает такие шутки, — заметил сэр Джордж. — Представляю, что творилось бы в судах, будь это в порядке вещей.
— Подобные состояния, безусловно, есть отклонение от нормы, и это очень редкая патология, — согласился доктор Кларк. — Тем более досадно, что не удалось провести более тщательного исследования: внезапная смерть Фелиции Блаунт свела на нет все наши усилия.
— Если не ошибаюсь, это случилось при довольно странных обстоятельствах? — заметил адвокат.
Доктор Кларк кивнул.
— Совершенно необъяснимый случай. Утром ее обнаружили задушенной в собственной постели. Вскоре, однако, было неопровержимо доказано, что она сделала это сама! Невероятно, но факт. Отпечатки пальцев на шее принадлежали ей же. Признаться, довольно необычный способ самоубийства. Теоретически, конечно, возможно, но это требует колоссальной физической силы и невероятной силы воли. Что подвигло ее на этот шаг, неизвестно. Впрочем, о разумной мотивации здесь, видимо, говорить не приходится. Однако факт остается фактом. Загадка Фелиции Баулт навсегда осталась для нас неразгаданной.
В наступившей тишине вдруг раздался смех. Собеседники вздрогнули, как от выстрела, и разом обернулись к четвертому пассажиру, о котором успели совершенно забыть. Тот, все еще не в силах унять смех, пробормотал:
— Ox.., простите меня, джентльмены, ради Бога, простите.
Не считая легкого акцента, его английский был безупречен. Он наконец выпрямился, и из-за ворота пальто показалось бледное лицо с угольно-черными усиками.
— Еще раз прошу меня простить, — он шутливо поклонился, — но, право же, когда это за наукой оставалось последнее слово?
— Вы хотите сказать, что вам что-то известно о случае, который мы обсуждали? — с холодной учтивостью осведомился доктор.