— И это говорите вы? — презрительно усмехнулся Дермот.

— Пойми меня, Дермот, — лицо сэра Алингтона сделалось красным от сдерживаемых эмоций, — если ты это сделаешь, это позор, конец. Я перестану оказывать тебе помощь и сделаю новое завещание — все свое состояние оставлю разным больницам.

— Делайте, что хотите, с вашими проклятыми деньгами, сказал Дермот, понизив голос, — я буду любить эту женщину.

— Женщину, которая…

— Только скажите еще одно слово против нее, и я, ей-Богу, убью вас! — крикнул Дермот.

Легкое позвякивание бокалов заставило их обернуться.

Незамеченный во время горячего спора, вошел Джонсон с подносом. Его лицо было непроницаемым, как у хорошего слуги, но Дермота очень беспокоило, что он успел услышать.

— Больше ничего не надо, Джонсон, — сказал сэр Алингтон кратко. — Можете идти спать.

— Спасибо, сэр. Спокойной ночи, сэр.

Джонсон удалился.

Мужчины посмотрели друг на друга. Приход Джонсона охладил бурю.

— Дядя, — сказал Дермот, — я не должен был говорить с вами так. Я понимаю, что с вашей точки зрения вы совершенно правы. Но я люблю Клер Трент очень давно. Джек Трент — мой лучший друг, и это мешало мне даже обмолвиться Клер о своей любви. Но теперь это не имеет значения. Никакие финансовые обстоятельства не могут меня остановить. Я думаю, что мы сказали все, что можно было сказать. Спокойной ночи.

— Дермот…

— Право же, не стоит больше спорить. Спокойной ночи, дядя. Сожалею, но что поделаешь.

Он быстро вышел, затворив дверь. В передней было темно.

Он миновал ее, открыл наружную дверь и, захлопнув ее за собой, оказался на улице.

Как раз у ближайшего дома освободилось такси. Дермот сел в него и поехал в Графтон-Галерею.

В дверях танцзала он на минуту задержался, голова его кружилась. Резкие звуки джаза, улыбающиеся женщины — он словно переступил порог другого мира.

Неужели ему все это приснилось? Нельзя было поверить, что этот мрачный разговор с дядей вообще мог произойти.

Мимо проплыла Клер, словно лилия в своем белом с серебром платье, которое подчеркивало ее стройность. Она улыбнулась ему, лицо ее было спокойным и безмятежным. Конечно, все это ему приснилось.

Танец кончился. Вскоре она была рядом с ним, улыбаясь ему в лицо. Как во сне, он попросил ее на танец. Теперь она была в его руках. Резкие звуки джаза полились снова.

Он почувствовал, что она немного сникла.

— Устали? Может быть, остановимся?

— Если вы не возражаете. Не пойти ли нам куда-нибудь, где мы могли бы поговорить? Я хочу вам кое-что сказать.

Нет. Это был не сон. Он снова вернулся на землю.

Неужели ее лицо могло казаться ему спокойным и безмятежным?

В это мгновение оно было измучено беспокойством, ужасом.

Что она знает?

Он нашел спокойный уголок, и они сели рядом.

— Ну вот, — сказал он с наигранной беззаботностью, — вы сказали, что хотели о чем-то поговорить.

— Да, — она опустила глаза, нервно перебирая оборку платья. — Это очень трудно… пожалуй.

— Скажите мне, Клер.

— Просто я хотела, чтобы вы… чтобы вы на время уехали.

Он был потрясен. Он ожидал чего угодно, но только не этого.

— Вы хотите, чтобы я уехал? Но почему?

— Честность прежде всего, правда? Я знаю, что вы джентльмен и мой друг. Я хочу, чтобы вы уехали, потому что… потому что я позволила себе полюбить вас.

— Клер!..

От ее слов он онемел, язык не слушался его.

— Пожалуйста, не думайте, что я настолько тщеславна, чтобы вообразить, что вы когда-нибудь в меня влюбитесь. Просто — я не очень счастлива и — ох! Я прошу вас уехать.

— Клер, разве вы не знаете, что вы мне понравились, страшно понравились, как только я вас увидел?

Она подняла испуганные глаза.

— Я вам нравлюсь? Я вам давно нравлюсь?

— С самого начала.

— Ах! — вскрикнула она. — Зачем же вы мне не сказали этого? Тогда, когда я еще могла быть вашей! Почему вы говорите об этом сейчас, когда уже слишком поздно? Нет, я сошла с ума — я сама не понимаю, что я говорю. Я никогда не могла быть вашей.

— Клер, что вы имеете в виду? Почему теперь слишком поздно? Это… из-за моего дяди? Из-за того, что он знает?

Она молча кивнула. Слезы текли по ее лицу.

— Послушайте, Клер, не думайте об этом. Мы поедем далеко, к Южному морю, на острова, похожие на зеленые изумруды. Вы будете там счастливы. А я буду заботиться о вас… Вы всегда будете в безопасности.

Его руки обняли ее. Он привлек ее к себе и почувствовал, как она дрожит от его прикосновения. Вдруг она освободилась.

— Нет, пожалуйста, не надо. Неужели вы не видите, что это невозможно? Это было бы ужасно, ужасно, ужасно… Все время я старалась быть хорошей, а теперь… это было бы ужасно!

Он колебался, озадаченный ее словами. Она смотрела на него умоляюще.

— Ну, пожалуйста, — сказала она, — я хочу быть хорошей…

Не говоря ни слова, Дермот поднялся и вышел. В этот миг он был тронут и озадачен ее словами. Он пошел за шляпой и пальто, и столкнулся с Трентом.

— Привет, Дермот, ты рано уезжаешь.

— Нет настроения танцевать.

— Чертова ночь, — сказал Трент мрачно, — тебе бы мои заботы.

Дермот испугался, что Трент вдруг начнет изливать ему свою душу. Только не это, что угодно, только не это!

— Ну, пока, — сказал он второпях, — пойду домой.

— Домой? А как насчет предупреждения духов?

— Попробую рискнуть. Спокойной ночи, Джек.

Квартира Дермота была недалеко. Он пошел пешком, чувствуя необходимость успокоить свой возбужденный мозг вечерней прохладой.

Он вошел в квартиру и включил свет в спальне. И сразу же, во второй раз за этот вечер, к нему подступило чувство, которое он обозначил как «красный сигнал». Это чувство было таким мощным, что на мгновение даже вытеснило из его сознания мысли о Клер.

Опасность! Он был в опасности. В этот самый миг в собственной комнате он был в опасности.

Дермот попытался высмеять свой страх. Может быть, его старания были неискренними, потому что красный сигнал продолжал посылать ему предупреждение, которое должно было спасти его. Посмеиваясь над своими предрассудками, он старательно обошел всю квартиру. Может быть, в нее проник злоумышленник и затаился?

Нет, он ничего не обнаружил. Его слуги Милсон не было дома. Квартира была абсолютно пуста.

Он вернулся в спальню и медленно разделся, сердясь на себя. Чувство опасности было по-прежнему очень острым. Он выдвинул ящик тумбочки, чтобы взять платок, и остолбенел. В середине ящика был какой-то незнакомый комок… что-то твердое.

Быстрым нервным движением он откинул в сторону платки и вытащил спрятанный под ними предмет. Это был револьвер.

В крайнем изумлении Дермот тщательно его рассмотрел. Он был какого-то незнакомого образца, похоже, что и недавно из него стреляли. Больше он ничего не мог понять. Кто-то положил его в ящик в этот самый вечер. Дермот хорошо помнил, что, когда он одевался к обеду, револьвера здесь не было.

Дермот уже собирался положить его назад в ящик, когда вздрогнул от звонка. Звонок раздавался снова и снова, необычно громко в тишине пустой квартиры.

«Кто бы мог звонить у парадной двери в такой поздний час?» И только один ответ отыскался на этот вопрос инстинктивный и настойчивый: «Опасность… Опасность… Опасность…»

Следуя инстинкту, в чем он не отдавал себе отчета, Дермот выключил свет, набросил пальто, которое лежало на стуле, и открыл дверь в прихожей. Снаружи стояли двое. За ними Дермот заметил голубую униформу. Полицейский!

— Мистер Вест? — спросил ближайший к нему человек.

Дермоту казалось, что, прежде чем он ответил, прошла вечность. На самом деле он заговорил через несколько секунд, замечательно подражая невыразительному голосу своего слуги:

— Мистер Вест еще не пришел. Что вам угодно от него в такой час?

— Еще не пришел, а? Очень хорошо, тогда мы, пожалуй, войдем и подождем его здесь.

— Нет, сюда нельзя.