Стена, обдуваемая ветрами с Карибского моря, была мокрой и скользкой. Если бы он попытался задержаться хоть на мгновение, то неминуемо сорвался бы и разбился насмерть. Но он помнил наставление: главная хитрость – в движении в сторону здания.

Римо бешено пытался сконцентрировать все свое внимание на положении тела. Оно должно продолжать двигаться, двигаться непрерывно, но вся сила должна направляться в сторону стены отеля, преодолевая природную силу земного притяжения.

Он ощущал ветер с моря скорее носом, чем кожей, и опять он оттолкнулся ногами от стены и пролетел вниз еще пять футов, и опять пальцами ног и рук затормозил продвижение вниз.

У него пронеслась мысль: а в самой ли деле я готов? Достаточно ли сильны руки, достаточно ли точно чувство времени, чтобы преодолеть силу тяжести, пользуясь техникой прерываемого раскачивания – техникой, которой уже более тысячи лет, и которой в совершенстве владеют ниндзя – легендарные японские воины-кудесники.

Римо вспомнил анекдот о человеке, упавшем с тридцатого этажа небоскреба. Когда он пролетал мимо пятнадцатого этажа, кто-то внутри прокричал: «Как дела?» – «Пока неплохо», – ответил тот.

Пока неплохо, подумал Римо.

Движения его стали ритмичными, почти автоматическими – от стены, вниз, к стене, затормозить. И снова – от стены, вниз, к стене, затормозить. Преодолевая силу земного притяжения, нарушая все законы природы, его стройное, атлетически сложенное тело использовало всю силу и опыт для того, чтобы падать на поверхность вертикально стоящей стены, а не вниз – туда, где ждала смерть.

Он преодолел уже половину пути, отскакивая от стены как резиновый мячик. Скорость падения стала возрастать, и ему пришлось сильнее напрягать мышцы ног, чтобы не сорваться.

Маленькое черное пятнышко в черной бездне ночи, профессионал, профессионально творящий свое профессиональное волшебство, спускаясь вниз по гладкой стене.

Наконец его ноги коснулись черепичного козырька крыльца черного хода, он расслабил руки, перекувырнулся через голову, спрыгнул, и, проделав в воздухе сальто, бесшумно приземлился босыми ногами на асфальтированный задний двор погруженного во тьму отеля. Он смог, он сделал это!

– Достойно сожаления, – раздался голос.

Человек, которому принадлежал этот голос, покачал головой. Сейчас его было видно отчетливо – длинные космы белой бороды, по-детски мягкие волосы, обрамляющие начавшую лысеть голову, азиатские черты лица. Утренний бриз шевелил его волосы, и они словно бы излучали какое-то мерцание. Он был похож на человека, умершего от голода и вновь вытащенного из могилы на свет. Звали его Чиун.

– Достойно сожаления, – повторил этот человек, чья голова едва ли достигала Римо до плеча. – Достойно сожаления.

– Я смог, я сделал это! – радостно усмехнулся Римо.

Чиун продолжал печально качать головой.

– Да. Ты великолепен. С твоим мастерством может сравниться только лифт, который привез меня вниз. Тебе потребовалось девяносто семь секунд. – Это было обвинение, а не констатация факта.

На часы Чиун не смотрел. Это было излишне. Его внутренние часы были безупречно точны, хотя, как однажды он признался Римо, теперь, когда ему уже около восьмидесяти, он порой ошибается на десять секунд в сутки.

– К черту девяносто семь секунд. Я смог, я сделал это, – повторил Римо.

Чиун воздел к небу руки, молчаливо взывая к одному из бесчисленных своих богов.

– Даже самый ничтожный муравей сможет сделать это за девяносто семь секунд. Станет ли он от этого опасным? Ты не ниндзя. Ты ни на что не годишься. Кусок сыра. Ты и твое картофельное пюре! И твой ростбиф, и твой алкоголь! За девяносто семь секунд можно подняться по стене.

Римо взглянул вверх. Стена отеля возвышалась над ним – гладкая, без выступов или трещин, блестящий каменный монолит. Он поглядел на Чиуна и снова усмехнулся:

– Не свисти.

У старика-корейца даже дыхание перехватило.

– Пошел прочь, – прошипел он. – Иди в гостиницу и поднимайся в номер.

Римо пожал плечами и направился к двери черного хода гостиницы. Открыв ее, он подождал Чиуна, чтобы пропустить его вперед. Краешком глаза он увидел, как парчовое кимоно Чиуна промелькнуло куда-то вверх и исчезло из глаз, скрытое козырьком крыльца. Он собирается лезть вверх по стене. Но это невозможно. Такое никому не под силу.

Римо в нерешительности помедлил какое-то мгновение – не стоит ли отговорить Чиуна от этого безрассудного предприятия. Да нет, не выйдет, наконец решил он, быстро вошел в здание и нажал кнопку лифта. Лампочка горела на цифре двенадцать. Римо снова нажал кнопку. Лифт не двигался.

Римо проскользнул в открытую дверь рядом с лифтом и помчался вверх по лестнице. Он летел, перескакивая через три ступеньки, на ходу лихорадочно пытаясь вести счет времени. С того момента, как они с Чиуном расстались, прошло не более тридцати секунд.

Он несся вверх по лестнице, бесшумно касаясь каменных ступенек. Сломя голову он влетел на девятый этаж и открыл дверь в коридор. Тяжело дыша, подошел к двери своего номера и прислушался. Внутри все было тихо. Отлично. Значит, Чиун по-прежнему ползет по стене. Его азиатская спесь получит щелчок по носу.

А что если он упал? Ему ведь восемьдесят. Вдруг его изуродованное тело лежит бесформенной массой на земле возле гостиничной стены?

Римо схватился за ручку двери, повернул, толкнул тяжелую стальную дверь и вошел внутрь. Чиун стоял на ковре посередине комнаты, его горящие желто-карие глаза встретились со взглядом темно-карих глаз Римо.

– Восемьдесят три секунды, – изрек Чиун. – Ты даже и по лестницам не умеешь взбираться.

– Я ждал лифта, – неуклюже солгал Римо.

– Нет в тебе правды. Даже в твоем состоянии человек не выбивается из сил, разъезжая на лифте.

Чиун отвернулся. В руке у него была пресловутая туалетная бумага.

Он отмотал длинную полоску бумаги от рулона, висевшего в ванной комнате, и теперь расстилал ее поверх толстого ковра, покрывавшего пол гостиничного номера. Разгладив бумагу, он снова ушел в ванную. Через некоторое время Чиун вернулся со стаканом воды и начал медленно поливать бумагу. Дважды он уходил в ванную и возвращался с полным стаканом. Наконец вся бумага на полу достаточно пропиталась водой.

Римо закрыл входную дверь. Чиун пересек комнату и сея на кровать. Потом взглянул на Римо.

– Тренировка, – сказал он и добавил, обращаясь скорее к самому себе: – Животным не нужна тренировка. Но ведь и картофельное пюре они не едят. И они не совершают ошибок. Когда человек утрачивает инстинкты, он должен вернуть их себе – для этого нужна тренировка.

Тяжело вздохнув, Римо поглядел на пятнадцать футов мокрой туалетной бумаги, разостланной перед ним. Это был старинный способ тренировки, изобретенный на Востоке и приспособленный к условиям двадцатого века. Бегать по полоскам мокрой бумаги и не порвать ее. Или, согласно требованиям Чиуна, даже и не помять. Это было старинное искусство ниндзя – все считали его японским, но Чиун утверждал, что оно происходит из Кореи. Последователей этого боевого искусства называли невидимками, и легенда утверждала, что они умеют исчезать в клубах дыма, или превращаться в животных, или проходить сквозь каменные стены.

Римо ненавидел это упражнение, а легенду, когда впервые услышал ее, просто высмеял. Но потом – это случилось много лет назад – однажды в гимнастическом зале он шесть раз подряд выстрелил в Чиуна почти в упор, пока старик бежал к нему от стены зала. И все шесть пуль пролетели мимо.

– Тренировка, – повторил Чиун.

Никто не слышал выстрелов на Джером-авеню в Бронксе. Был час пик, и только когда черный лимузин с задернутыми занавесками на стеклах с треском врезался в одну из опор моста метро, все обратили взор в том направлении. Людям казалось, что водитель вроде как кусает баранку руля, а из дырки в затылке хлещет кровь. Пассажир же, сидевший на переднем сиденье, уперся головой в лобовое стекло и как будто блюет кровью. Заднее и боковые стекла были зашторены, мотор продолжал урчать, а колеса вертелись вхолостую.