В обычный день я бы скрылась в тени и сидела на хвосте мадам Гоблин, до тех пор пока бы не поняла, почему она бродила по городу среди дня одетая как уличная проститутка. Но сегодня это невозможно, и у меня не было никаких доказательств, кроме того, что гоблин хреново ходила на каблуках.

Она исчезла за углом в конце квартала. На том же углу стояла старомодная телефонная будка. Набрать номер Вайята было так же естественно как дышать, но даже если бы я его помнила, чтобы он ответил? Когда я в последний раз с ним разговаривала? О чём мы говорили? Последние четыре года он был движущей силой в моей жизни. Одновременно яростно поддерживал и сокрушительно критиковал, но почему-то это срабатывало. Именно он сделал из нас триаду.

Только теперь его команда мертва, и уже ничего не будет как раньше. Теперь мне не к кому обратиться, кроме соседа Чалис по квартире, и он, скорее всего, отправит меня в психушку, если я попытаюсь сказать ему правду.

В какой-то момент я пошла к телефонной будке. Но остановилась на полпути. Если обратиться в полицию и сдаться. Это означало, что клан Уолкин умерли — нет, их убили — ни за что.

Нет. Они погибли не напрасно: ради меня. Этот долг я с трудом смогу оплатить.

Ветер переменился, направляя в мою сторону едкий запах сожженной древесины и прохладной воды. Я чихнула и прикусила язык. Глаза заслезились.

Ошеломляющая тоска — такого я не чувствовала очень давно — обрушилась на меня мощной волной. Я стояла раздавленная, беспомощная и одинокая. Мир перед глазами затуманился, став размытым, наэлектризованным. Я старалась не потерять сознание, пережидая, когда прекратится головокружение. Обморок на улице не значился на сегодня в списке моих дел. А вот получение ответов — да.

Я схватила трубку таксофона, не осознавая, что оказалась в телефонной будке, пока не коснулась грязного пластика. Подняла трубку, а затем повесила обратно. Стоят ли эти ответы вероятной казни? Департамент избавится от меня как от нейтрализованной. Обычно триаде позволяли действовать по их собственным правилам, она отвечала только перед своими кураторами — тремя ключевыми персонами в городской полиции. Пока кто-то действительно серьезно не облажался.

Зазвонил телефон. Я вскрикнула и отскочила назад, локтем ударившись об угол двери. Правая рука онемела от пронзившей боли. Ни хрена не весело.

Два звонка, четких и ясных.

Я повернулась кругом в телефонной будке, внимательно осматривая окрестные здания. Никто не бежал отвечать на звонок. На улице было тихо, пустынно.

Три гудка. Настойчивых.

Я сжала телефонную трубку.

Четыре.

Я подняла трубку, прервав назойливый звон. Осторожно поднесла к уху. Связь установилась, но я ничего не слышала. Даже тяжелого дыхания. Секунды уходили одна за другой, растягиваясь в длительное молчание.

Разочарованная, я проглотила сомнения и произнесла:

— Алло? — Тишина. Я рискнула ещё раз, даже не смея надеяться на ответ. — Вайят?

Щелчок.

Черт.

Я бросила трубку телефона и вышла из кабинки. И врезалась во что-то жесткое. Теплой рукой кто-то обнял меня за талию, а другой — зажал мне рот. Паника нахлынула на меня ледяным потоком. Я схватила невидимого врага. Годы тренировок говорили мне, что кричать бесполезно, но тело Чалис отказывалось сотрудничать.

Я взвизгнула из-под, надеюсь, человеческой руки и безуспешно попыталась укусить захватчика в ладонь. Со всей силы наступила пятками кроссовок на, как оказалось, жесткие армейские берцы. Мой захватчик хмыкнул, но не ослабил призрачной хватки.

Средь бела дня. Он атаковал меня среди бела дня.

Я зацепилась левой ногой за его лодыжку, навалилась на него всем весом и потянула вниз. Мы упали. Когда он свалился на тротуар, я впечатала локтем ему под ребра. Обиженное ворчание стало музыкой для моих ушей. Я впечатала в него и второй локоть. Его хватка ослабла.

— Может, ты уже прекратишь? Я тебе ничего не сделаю.

Я изумленно застыла, мой боевой инстинкт сошел на нет от звука самого красивого голоса, что я когда-либо слышала. Откатившись в сторону, я присела на корточки и оказалась лицом к лицу с...

С удушливым воздухом. И тротуаром. Повсюду пустым тротуаром.

— Вайят? — спросила я. Мне всё это привиделось как кандидату в дурдом?

Ощутила на руке теплое прикосновение. И вздрогнула.

— Эви? — снова спросил бестелесный голос Вайята. Судя по голосу, он стоял прямо передо мной.

Где бы он ни был, я внезапно закричала, предупреждая его:

— Сзади!

Воздух позади меня сдвинулся, а я пригнулась к тротуару. Что-то пролетело над моей головой и с шумом врезалось в того, кого там даже не было, а после проехало по тротуару на чешуйчатой заднице, ударившись о мусорный бак.

Молодой и глупый гоблин атаковал меня в одиночку. Он вскочил на ноги во весь рост — около четырех футов пяти дюймов — высокий даже по меркам гоблинов. Рубиновые глаза сверкали на меня из-под нахмуренных бровей. Он зарычал, оскалившись, приподнимая губу над неровными зубами.

Желчь обожгла мне горло. Столь неожиданная реакция случилась безо всяких причин и эмоций — просто абсолютное и незамедлительное отвращение при виде разъяренного гоблина. Лишь простая кожаная набедренная повязка отделяла его от непристойности.

Гоблины никогда не атаковали в открытую или днем.

Позади меня закрутился воздух. Я развернулась, ожидая атаки со спины. И это предположение оказалось верным. Ещё пара гоблинов, явившихся на помощь другу, растянулись на тротуаре. Они будто со всего размаху врезались в невидимую кирпичную стену.

Я снова развернулась, но слишком поздно. Кто-то вонзил кинжал в моё левое плечо, на два сантиметра выше подмышки. Острая боль пронзила грудь. Я повернулась в другую сторону и врезала в чуть приплюснутый нос гоблина острым локтем. Его голова откинулась назад. Из его ноздрей брызнула темно-красная кровь. Я с разворота ударила его в голову. Он упал спиной на тротуар.

Неподготовленные ноги Чалис едва не запутались, но мне всё же удалось удержаться на ногах. Мышцы бедра ныли в ответ на подобные акробатические трюки. Я схватилась за узкую рукоятку гоблинского кинжала и дернула. Он плавно выскользнул из моей плоти, причиняя незначительную боль. А затем атаковала сбитого мной на землю гоблина, намереваясь вспороть его от груди до мошонки.

Вайят закричал слишком хорошо знакомым мне голосом, на этот раз полным боли. Нападавший забылся, а я обратила внимание на двух других гоблинов, которые, казалось, висели в воздухе как пришпиленные к невидимому объекту. И этот объект истекал кровью из-за кинжала, парящего в четырех футах над землей. Голову меньшего гоблина свернули на бок невидимым ударом, а через секунду его тело отбросило в сторону. Гоблин ударился о тротуар и, вскочив, убежал.

Оставшийся гоблин клацнул в воздухе конусообразными зубами. Лезвие вонзенного кинжала вдруг стало видимым из-за покрывавшей его красной крови. Оно развернулось и по рукоять вонзилось в горло пойманного гоблина, разбрызгивая темно-бордовую кровь на то, что теперь выглядело как пара человеческих ног. Мертвого гоблина отбросили на тротуар.

Пропитанная кровью обувь шагнула ко мне. Я отступила назад. Красная человеческая кровь продолжала просачиваться в воздух, очерчивая контуры мужского торса.

Этого не могло быть. Конечно, он одаренный, но не мог силой мысли двигать неодушевленные предметы. И с каких это пор Вайят мог становиться невидимым?

Сбежавший гоблин почти добрался до конца квартала. Я вышла на середину улицы, прицелилась, сконцентрировалась и метнула кинжал. Он пролетел по воздуху, но в последний момент сменил траекторию. И вместо того, чтобы вонзиться гоблину в спину, попал в бедро. Гоблин споткнулся и вылетел на дорогу, где его расплющил несущийся на огромной скорости пикап. Взвизгнули тормоза, и грузовик скрылся из виду.

Издалека это черно-розовое, абсурдно нечеловеческое месиво выглядело как остатки чьей-то собаки. В дали слышался грохот двигателя удаляющегося пикапа. Я ждала, что водитель вернется посмотреть, чьего питомца он искалечил. Вместо этого двигатель взревел ещё сильнее, и пикап исчез из виду.

Как типично.

— Где третий? — спросил Вайят.

Дерьмо. Тот, кто пырнул меня кинжалом, сбежал.

— Нам нужно убираться с улицы, — сказал он. — Немедленно.

Я не собиралась спорить. И последовала за парящим в воздухе окровавленным торсом к ближайшему жилому дому, пытаясь примирить свои глаза с чувствами. Я ощущала запах крови, как человеческой, так и гоблина, и что-то ещё очень знакомое — пряный лосьон после бритья с ароматом мускуса и корицы, свойственный только Вайяту. Его продолжающаяся невидимость пугала меня, хотя я никогда бы в этом не призналась. Как оказалось, я не единственная, кто изменился.

Он провел меня через узкий затхлый коридор мимо почтовых ящиков к двери с символом стиральной машины. Я последовала за ним в сырой и промозглый лестничный пролет. Мы спустились по лестнице в серый и влажный мир бетонных полов и цементно-блочных стен. По моей спине пополз холодок. Внизу лестницы взору открылась комната. Четыре стиральные машины выстроились вдоль стены напротив четырех сушилок. Длинный деревянный стол делил комнату пополам. Ни окон, ни стульев не было.

— Это действительно ты? — спросил его бестелесный голос.

Я кивнула окровавленному торсу:

— Я, если это действительно ты. Я могу точно так же выдавать дерьмовые ответы. Возможно, мне хотелось бы видеть лицо того, с кем говорю.

— Верно, прости.

Он произнес слова, которые я не узнала. Воздух вокруг него замерцал и покрылся рябью, подобно жару, исходящему от пустынной трассы в солнечный день. Тело материализовалось, затем исчезло и появилось вновь, уже видимое абсолютно четко. Одну руку он прижимал к раненому боку, другой сжимал светящийся желтый драгоценный камень. Вайят отчаянно нуждался в бритве, чтобы избавиться от щетины на подбородке и щеках, такой же черной, как его коротко подстриженные волосы и жесткие густые ресницы. Кровь двух видов пропитала брючины его джинсов, окрашивая их в пурпур.