— Офицерское. Служил во дворце, в охране российского императора.

— О! Как же это будет по-нашему? — Теодорос задал еще несколько вопросов, что-то прикинул в уме и наконец объявил, что Дмитрий имеет чин, равный его собственному.

За такими разговорами прошло несколько часов. Жара спала, и караван продолжил путь.

К оазису, в котором расположилась резиденция арабских купцов, прибыли к вечеру, и в последних лучах солнца Дмитрий успел рассмотреть окруженную крепостной стеной кучку домов с плоскими крышами, над которыми поднимались верхушки пальм.

— Они здесь прочно устроились, — сообщил Теодорос. — Нарыли колодцы, плодородную землю на своих «дау» завезли из Йемена. Занимаются не только торговлей, но и выращивают отличные финики. Вот только не могут ужиться с соседними племенами, которые не любят их за хитрость и жадность…

В низкой сводчатой зале, устланной коврами и уставленной низкими резными столиками, гостей принимали четверо купцов. Старшим у них был мужчина почтенной наружности с широкой крашенной хной бородой. Все были одеты подчеркнуто скромно, почти бедно. Гостей встретили у порога, низко кланялись, перебирали коралловые четки, бормотали молитвы. В дымном свете масляных ламп был виден слуга, примостившийся в углу возле жаровни, уставленной пузатыми сосудами, в которых варился кофе. По его знаку другие слуги быстро выставили перед гостями многочисленные блюда с кушаньями и тут же исчезли.

— Извини, Митри, но переговоры будем вести по-амхарски. Купцы должны почувствовать, что я один из придворных самого негуса и предпочитаю говорить с ними на своем языке, — предупредил Теодорос. Сам он успел облачиться в расшитый золотом лиловый шелковый плащ и выглядел весьма торжественно.

— Главное из разговора я тебе переведу, сообщу им и твое мнение. Ты можешь говорить откровенно, слуга не проболтается, у него вырезан язык. И не скучай, угощайся. Здесь из фиников умеют готовить свыше ста различных блюд. Отведай и кофе, его выращивают в эфиопской провинции Кэфа, которая и дала название этому растению и самому напитку.

Начались долгие переговоры. Обе стороны говорили много и вдохновенно, жестикулировали; закатывали глаза и прижимали руки к сердцу. Смотреть на это скоро надоело, у Дмитрия от сидения на ковре затекли ноги, а после дневного перехода начало клонить в сон. Хорошо, что несколько крохотных чашечек душистого кофе, сваренного без сахара, но обильно заправленного какими-то пряностями, прояснили голову.

Наконец Теодорос повернулся к Дмитрию:

— Купцы говорят, что организовать перевозку наших грузов почти невозможно — много верблюдов пало от какой-то болезни. Надо ждать, когда пригонят новые стада. Да еще шейхи сомалийских племен согласны пропустить караваны через свои земли, если им заплатят серебряными талерами. Вот такими.

Дмитрий с интересом рассмотрел довольно крупную монету, на одной стороне которой был выбит двуглавый орел Австро-Венгерской монархии, а на другой имелось изображение императрицы Марии-Терезии, современницы Екатерины Великой. Раньше уже слышал, что более ста лет такая денежная единица чеканится в Вене специально для некоторых стран Африки. На их жителей сказочный геральдический орел производит неотразимое впечатление. Они почтительно называют его «повелителем птиц», приписывают ему магические свойства и решительно отказываются принимать какие-либо другие монеты кроме талеров Марии-Терезии.

— Чем же ты собирался платить?

— Да, думал серебро попридержать. Раньше мы платили кочевникам брусками каменной соли, бумажными тканями или железными изделиями. Ладно, придется заплатить талерами. Сейчас при свидетелях дам задаток их посланнику.

Вновь засуетились слуги, и в комнату вошел горбоносый смуглый мужчина с пышной шапкой волос. На плечах длинный плащ из верблюжьей шерсти, за поясом пистолеты и кривые кинжалы, на груди жемчужные бусы и какое-то странное ожерелье из сморщенных кусочков сухой кожи с пучками волос. Садиться он не стал, презрительно поджав тонкие губы, осмотрел сидящих. Выслушал старшего из купцов, согласно кивнул.

Решив, что сделка совершилась и можно немного расслабиться, Дмитрий поинтересовался:

— Что это за ожерелье на шее у воина?

Теодорос перевел вопрос, и все вежливо поспешили спрятать улыбки, чтобы не обидеть наивного гостя.

— Это саллаба, ожерелье из отрезанных яичников убитых врагов. Самое почетное свидетельство смелости и умения этого воина. Раньше некоторые наши бойцы украшали себя таким же образом, но теперь негус запретил этот языческий обычай. Ты, Митри, пока побудь здесь, а мы вместе со старейшиной пойдем и расплатимся с этим храбрецом.

Оставшиеся трое купцов молча потягивали кофе. Один из них вежливо улыбнулся, жестом выразил сожаление, что без переводчика вести беседу невозможно. Другой указал на блюда с угощением. Третий, рябой толстяк, негромко произнес:

— Цену можно еще больше поднять.

— Верно, скоро будет война, и они спешат с доставкой оружия.

— Видите, даже этому дикарю заплатили серебром.

— За верблюда надо потребовать по двести талеров, а за каждый вьюк по пятнадцати, — быстро добавил рябой.

— Еще скажем, что клан асаймара требует особой платы за воду в колодцах и корм для верблюдов.

— Но становище этого клана разгромлено Рыжим Джинном.

— Не поминай имени этого необрезанного пса!

— Слава Аллаху, эфиоп еще не знает о разгроме, а этот неверный вообще ничего не понимает.

— Налейте ему еще кофе.

Дмитрий сделал вид, что ничего не понял и даже не обратил внимания на тихий разговор купцов. Рассеянно ковырял фаршированного финиками цыпленка. Съел кусочек, причмокнул от удовольствия. Гостеприимные хозяева расплылись в довольных улыбках.

Вернулись Теодорос и старейшина купцов. Слуга поспешил наполнить чашечки свежим кофе. Опять начался неспешный разговор, но очень скоро в нем зазвучали новые нотки. Речь стала громкой и прерывистой, чаще стали вздрагивать пальцы купцов, перебиравших четки, гневно раздулись ноздри Теодороса.

— Что случилось? — поинтересовался Дмитрий.

— Эти разбойники совсем потеряли совесть! Называют цену в пять раз выше обычной!

— Очень хорошо. Помолчи и успокойся, я сам поговорю с ними.

Дмитрий встал, размял затекшие от долгого сидения ноги. Увидел удивленные и настороженные глаза купцов и громко произнес:

— Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Жадность ослепляет человека, но выше правды в мире нет ничего. С ложью можно пообедать, а вот до ужина дело не дойдет. Серебро негуса Эфиопии поможет найти в пустыне другие пути и других караванщиков!

— Клянусь Аллахом, ты не понял, о чем мы тут говорили! — Первым пришел в себя рябой купец.

— Не оскверняй себя лживой клятвой! Крыса может принять ислам, но от этого число правоверных не увеличится.

— Ты хорошо говоришь по-арабски, — заметил другой купец. — Ты кто — мусульманин или христианин?

— Я христианин, — спокойно ответил Дмитрий. Вспомнив рассказы дяди, за многие годы мира и войны хорошо изучившего характеры и обычаи восточных людей, добавил: — Разве ислам не пришел в наш мир как свидетельство посланнической миссии Иисуса, который в Коране назван «новым Адамом»? В моей земле, вы называете ее страной московов, не делят людей по вере и тысячи имамов вместе с целыми полками мусульман клянутся на священном Коране в верности императору России.

— Однако в чужой стране и зрячий иностранец слеп, поэтому он может и не найти дорогу к родному дому, — негромко произнес рябой.

Ответ Дмитрия был мгновенным:

— Вы можете зарезать нас прямо сейчас на этом ковре! Но знайте — зло побеждается злом! Следом за нами едет со своими людьми мой земляк — Рыжий Джинн. Когда он придет сюда, вы поймете, что зря возили из-за моря плодородную землю в этот оазис. Шакалы, которые поселятся в ваших домах, не будут выращивать финики.

Поспешил вмешаться старшина купцов:

— Уважаемый, не будем ссориться! О доблести великого народа московов хорошо известно, все знают об их победах над турками. Не надо волноваться — мы готовы доставить грузы для негуса Эфиопии по обычной цене.