Внезапно все кончилось. Кристина одним махом соскочила с дивана и устремилась в ванную. На секунду или две в комнате воцарилось молчание. Затем, будто всем троим в рот одновременно попала смешинка, мы разом расхохотались. Громче всех Карл, чьему кудахчущему смешочку, казалось, не будет конца.

Мы еще ржали как одержимые, как вдруг дверь ванной широко распахнулась. На пороге, в полосе яркого света, стояла нагая Кристина с пламенеющим лицом, в негодовании вопрошавшая, куда подевалась ее одежда.

— Вы мне отвратительны! — заорала она. — Выпустите меня отсюда!

Карл сделал попытку смягчить ее праведный гнев, но я резко оборвал его, отрезав: — Если хочет, пусть убирается. — Я даже не потрудился встать помочь ей собрать вещи. Только услышал издали, как Карл что-то говорит ей, понизив голос, и в, ответ — сердитый голос Кристины: — Оставь меня в покое, ты, грязная свинья! — Затем послышался стук захлопнувшейся двери, и она скрылась.

— Ну, вот тебе скандинавская красавица, — резюмировал я.

— Ja, ja12, — пробормотал Карл, раскачиваясь взад-вперед с опущенной головой. — Плохо, плохо.

— Что плохо? — переспросил я. — Не будь идиотом! Она обязана нам высшим кайфом своей жизни.

Он опять разразился своим кудахчущим смешком.

— А что если у нее триппер? — проговорил он и ринулся в ванную, где начал шумно полоскать горло. — Послушай, Джо, — прокричал он оттуда, — выплевывая изо рта воду, — как ты думаешь, с чего это она так осердилась? За живое взяло, что мы хохочем?

— Все они такие, — заметила Коринна философично. — La pudeur13.

— Я проголодался, — заявил Карл. — Давайте-ка еще поедим. Чем черт не шутит, вдруг она передумает и вернется. — Он пробормотал про себя еще что-то, потом, как бы подводя итог, добавил: — Ничего не понимаю.

Нью-Йорк-Сити, май 1940 года

Переработано в Биг-Суре, май 1956 года