- И что потом? – спросил я. – Она сталкивалась ещё с такими подозрениями? Может, на факультете математики?

- Не знаю, - ответила девушка. – Я о таком никогда не слышала.

- А что насчёт её подруг из Барнарда24?

Мэри на минуту задумалась, что ответить, и эта заминка говорила сама за себя. Наконец, она произнесла:

- Сара умела ладить с людьми, но она была сильной личностью и могла постоять за себя в споре. Эта черта со временем становилась у неё всё ярче, потому что с каждым успехом, которого она достигала, ей приходилось сражаться с теми, кто заявлял, что это не её заслуги.

- Какова была область её исследований? – поинтересовалась Изабелла.

- Я знаю, что её диссертация была посвящена гипотезе Римана – Сара была ей просто одержима. Но вряд ли я смогу рассказать вам об этом что-то ещё, потому что математика для меня – тёмный лес.

- А с кем мы можем поговорить о её работе кроме научного руководителя? – чуть надавила Изабелла.

- Эммм, - вслух задумалась Мэри. – Попробуйте поговорить с Арти Шоу. Он на том же курсе, что и Сара, и они вместе проводили многие исследования, да и вообще довольно близко дружили.

- Близко дружили? – переспросила Изабелла, требуя пояснений, хотя тон её был по-прежнему располагающим.

- Как однокурсники, ничего более, - пояснила Мэри и смущённо добавила, - хотя, если честно, я думаю, что у Сары был кавалер, но это не Арти.

- Почему вы так думаете? – спросил я. А вот двоюродная сестра Сары Эбигейл была свято уверена, что у её двоюродной сестры нет ни времени, ни желания заводить романтические отношения.

- Потому что Сара втихомолку посещала Принстон25, - ответила девушка, - но всегда притворялась, что едет куда-нибудь в другое место.

Теперь Мэри Бонэм полностью завладела нашим вниманием, и мы стали ждать, какую ещё информацию она сможет сама нам предоставить. Иногда проще позволить людям говорить самим – в привычном им ритме и привычным способом – и тогда они сами расскажут самое полезное.

- Впервые я это заметила, когда увидела в её комнате на чемодане бирку «Принстон Джанкшен»26 после тех выходных, когда она, по её словам, навещала свою тётю. Я собиралась спросить её об этом, но, в конце концов, передумала. А в следующий раз, когда она предположительно вернулась из Добсона, я обыскала её комнату и нашла билет до Принстона.

- Может, она ездила в Принстон по поводу своих исследований? – спросил я. – Например, чтобы посетить их библиотеку?

- Тогда почему она солгала, что ездила куда-то ещё? – возразила Мэри. – Какова бы ни была её цель, у Сары была причина это скрывать. Не поймите меня неправильно: я не пытаюсь сказать, что Сара была замешана в какой-то интрижке. Она была слишком рассудительной и слишком преданной своим научным изысканием, чтобы рисковать ими из-за чего-то подобного. Я уверена, что любые связывающие её отношения были абсолютно подобающими, но, тем не менее, она желала сохранить их в тайне.

Я достал из кармана медальон.

- Вы когда-нибудь видели, чтобы Сара это носила? – спросил я, протягивая ей украшение. Девушка оглядела его, пробормотала: «Нет» и медленно раскрыла. И зачарованно уставилась на две фотографии, находящиеся внутри.

- Вы знаете этого мужчину?

- Нет, - ответила она с широко распахнутыми глазами. – Я никогда его не видела. Ни его, ни этот снимок Сары.

- А фотографию бóльшего размера? – я хотел быть полностью уверен.

Мэри покачала головой.

- А что насчёт этого мужчины? – я вытащил маленькую фотографию Майкла Фромли, которую для подобных случаев дал мне с собой Алистер. Я неловко раскрутил бумагу, в которую аж в два слоя завернул снимок.

Девушка на секунду замерла, словно хотела что-то сказать, но затем качнула головой:

- Я никогда его не видела. Но он приблизительно одного возраста с Сарой, возможно, это и есть её кавалер из Принстона?

- Сомневаюсь, - ответил я и засунул фотографию Фромли обратно в карман.

Я бросил взгляд на часы и отметил, что мы просидели у Мэри Бонэм уже более получаса, поэтому я перешёл к заключительной части своего опроса.

- Нам сообщили, что Сара была участницей движения за равноправие женщин. Можете рассказать нам что-нибудь по поводу её активности в этой группе?

Я постарался, чтобы мой вопрос был максимально нейтральным – посмотрим, что нам сможет рассказать Мэри. Этот момент был очень щепетильным, а я понятия не имел, какое у Мэри отношение к подобным обществам.

Но, тем не менее, ответ Мэри был быстрым и по существу.

- Сара стала членом местной группы за равноправие женщин в последний год нашего обучения в Барнарде, но она не принимала активного участия, пока не записалась на курс органической химии, о котором я вам рассказывала.

Мэри вздохнула.

- Это и стало переломным моментом. Тогда Сара …, - девушка на мгновение запнулась, пытаясь подобрать подходящее слово, - … ожесточилась. Её разочаровывал тот факт, что её достижения и научные исследования недооценивают просто из-за того, что она женщина. Ей посочувствовала одна сокурсница и пригласила на митинг, и после этого Сара стала принимать активное участие в жизни общества.

- А вы когда-нибудь посещали с ней подобные митинги? – спросила Изабелла, и в её тоне сквозило любопытство.

- Нет, - Мэри застенчиво покачала головой. – Возможно, я и согласна с политическими целями Сары. Но участие в подобных митингах и маршах протеста – не то, что меня интересует.

Я прекрасно понимал, что собрания и толпы на улице могли не привлекать такую неуклюжую и стеснительную девушку, как Мэри.

Мы с Изабеллой закончили разговор, получив немного информации, которая может оказаться полезной. Прежде, чем уйти, мы осмотрели комнату Сары. Она была обустроена в спартанском стиле – возможно, даже более спартанском, чем гостевая спальня в доме её тёти.

Мы не нашли почти никаких вещей, рассказавших бы нам о личности Сары, за исключением коллекции книг по математике и листов бумаги на простой деревянной полке у кровати.

Я думал, что Алистер уже будет ждать нас на углу 113-ой и Бродвея – он обещал быть там к часу дня. Я снова глянул на часы: пятнадцать минут второго.

«Где он? Почему так задерживается? До сих пор договаривается о встрече с семьёй Фромли?»

Мне не нравилась идея оставлять это на Алистера, но я прекрасно осознавал, что это благодаря его хорошему отношению с родственниками Фромли – а не моему полицейскому значку – мы сможем договориться с ними быстрее.

- Что дальше? – спросила Изабелла.

- Будем ждать, - ответил я.

Я посмотрел вверх и вниз по улице Бродвей. Алистера видно не было.

Изабелла выдвинула предложение:

- Можем пока сходить на факультет математики. Это рядом. А Алистеру оставим записку в его офисе.

Я согласно кивнул, и мы быстрым шагом прошли три квартала к 116-ой улице.

- Что вы обо всём этом думаете? – спросил я Изабеллу. – Считаете, Алистер прав?

Девушка улыбнулась:

- Думаю, мой свёкор достоин восхищение. А ещё думаю, что у вас никогда прежде в самом начале расследования не было таких серьёзных подозрений и улик.

Я рассмеялся и ответил:

- Возможно, вы и правы.

Алистер указал мне на моего главного подозреваемого, используя лишь размышления и простую логику. Но я начинал сомневаться, что он с такой же лёгкостью сможет привести ко мне самого Фромли.

Глава 7

Как только мы пришли, профессор Ричард Бонэм, глава Факультета Математики, созвал экстренное собрание в своём офисе. Комната была уютной, хоть и не такой обустроенной, как кабинет в исследовательском центре Алистера.

Поскольку Колумбийский университет закупал лишь самую малую толику необходимой мебели, профессорам приходилось самим настаивать на приобретении нужным им вещей: мебели, растений, ковров.

Самой красивой частью кабинета было огромное окно, открывавшее прекрасный вид на темнеющий на фоне неба гранитный купол библиотеки юридического факультета.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: