Хоть молодые леди и не могли в одиночестве обедать в ресторанах – фактически, их прямым текстом постоянно просили покинуть заведение – но им всегда были рады в многочисленных городских чайных, где женщины могли посидеть после посещения магазинов. Но когда я предложил это Изабелле, она мгновенно отмела все предложения.
- Не будьте смешным. Естественно, я иду с вами. Раньше вы не возражали, - напомнила она мне, сверкнув карими глазами.
- Да, но я обдумал всё ещё раз, и мне кажется неуместным брать вас с собой, - произнёс я. – Леди не стоит посещать подобные места, особенно в компании мужчины, с которым она знакома всего пару дней.
Мой резкий и неестественный голос выдавал мою неловкость.
Изабелла лишь рассмеялась.
- Я не стану сидеть в какой-то чайной, пока вы занимаетесь делом, Саймон, - произнесла она.
Она впервые назвала меня по имени и сделала это, не раздумывая. Ощущение было странным, потому что уже многие месяцы никто не называл меня так. С тех пор, как сначала умерла Ханна, а за ней – моя мать.
С некоторым усилием я переключил внимание на Изабеллу, которая продолжала со мной спорить.
- Я больше не восемнадцатилетняя девчонка, которая переживает из-за чужого мнения. Я твёрдо намерена сопровождать вас в этот клуб, потому что за сегодня этот разговор обещает быть самым интересным событием. И помните, - мягко добавила она, - во время исследований Алистера я сталкивалась и с более ужасными ситуациями, чем обычная сегодняшняя среднестатистическая женщина.
- Но вам может быть не комфортно, - слабо сопротивлялся я, думая, главным образом, о собственном дискомфорте, - и вам надо заботиться о своей репутации.
- Саймон, мне будет очень комфортно, и моя репутация не пострадает, - она легонько коснулась моей руки. – Меня не заботят люди, которые станут распространять обо мне слухи среди моих друзей.
Всё было решено уже без меня.
Дверь в здании из песчаника на Западе 38-ой улицы была такой же, как и на остальных домах: массивная, деревянная, с полированным латунным дверным молоточком. Я постучал, и всего пару секунд спустя дверь открыла девочка лет тринадцати-четырнадцати в чёрном платье с белым передником.
Скорей всего, это была привычная практика в таком заведении: клиент не должен стоять долго на улице, где его могут опознать. Но сразу за входной деревянной дверью шёл огромный холл, а напротив – вторая дверь из толстой стали. На ней не было наружной дверной ручки, зато были врезаны три тяжёлых замка.
Нежеланные посетители определённо сюда не попадут.
В середине двери было отверстие, похожее на почтовое для писем. Встретившая нас девочка пояснила, что туда надо опустить записку с причиной нашего визита. Я достал карандаш и замер. Если напишу «Полицейское расследование» - не похоже, что нас впустят. Поэтому я записал: «Мы представляем обеспокоенных друзей Стеллы Гибсон».
Служанка опустила записку в прорезь, и мы стали ждать в тишине. Девочка уставилась на Изабеллу, заставив ту покраснеть, несмотря на прежние уверения. Я предложил Изабелле желатиновую конфетку, которую всегда носил с собой в жестяной баночке в кармане, чтобы прояснить, что Изабелла пришла сюда со мной. Изабелла взяла конфету, и девочка отвела взгляд.
Спустя, казалось, бесконечность, хотя на самом деле прошло минут пять, металлическая дверь со скрипом отворилась, и нас проводили в отдельную комнату, где на столе я за метил стопку визитных карточек.
«МАМИ ДЮРАН. ПОСРЕДНИК В УСТАНОВЛЕНИИ СОЦИАЛЬНЫХ СВЯЗЕЙ».
Должен признать, услуги, которые она предлагает, были описаны со вкусом. Я познакомился в общих чертах с положением дел после прошлогоднего расследования. Её дела шли прекрасно, она являлась владелицей собственного здания в городе, и как я сегодня увидел сам, внутри этот дом был обставлен богато.
Мягкая мебель обтянута насыщенно-красным бархатом, отороченным золотом, а массивную мраморную столешницу по бокам овивали золотистые ветви. Левый угол комнаты полностью занимал огромный сверкающий чёрный рояль.
Я узнал её, как только она вошла в комнату. Я видел фотографии этой женщины в газетах и в полицейских рапортах, но в жизни она была ещё более удивительной личностью. Высокая, солидная, с полными красными губами, которые были почти такими же яркими, как и её волосы, уложенные плавными волнами в высокую причёску.
Я был уверен, что волосы покрашены хной, потому что никогда прежде не встречал такой насыщенный натуральный красно-рыжий оттенок. На ней был роскошный пурпурно-золотистый халат, и я подозревал, что она только что встала с постели, хотя было уже обеденное время.
В её хрипловатом голосе слышались медовые нотки её родного Юга, хотя и были они настолько усилены, что я подозревал, что она специально создала себе такой акцент для подчёркивания созданного образа.
- Доброе утро, - произнесла женщина. – Приношу свои извинения, что вам пришлось меня ожидать. Я так понимаю, что вы пришли сюда, потому что беспокоитесь о Стелле Гибсон?
Я в ответ представил нас с Изабеллой, как подобает, и объяснил ситуацию, признав, что поиски Стеллы – это часть полицейского расследования. Я совершенно ясно дал понять, что ни она, ни её бизнес нас не заботят. Почти последней нашей надеждой было то, что Стелла могла связаться за прошедшие дни с кем-то из местных девушек.
Мами не была удивлена вопросам. Полагаю, за столько лет работы в этой сфере она не раз сталкивалась с подобными просьбами – если и не с официальными полицейскими расследованиями, то уж точно с личными запросами.
И я подозревал, что формулируя ответ, она всегда задавалась вопросом, хочет ли девушка, которой интересуются, быть найденной. Учитывая это, я специально подчеркнул тот факт, что Стелла может быть в серьёзной опасности.
Мами Дюран несколько секунд размышляла, но ответила, на мой взгляд, искренне.
- Ах да, Стелла Гибсон. Она была милейшей девочкой. Все здесь говорили о ней только хорошее, - произнесла она. – Но не могу сказать, что видела её здесь с того августа, как она от нас ушла.
- Она ушла без скандалов? – уточнил я.
- Конечно, - ответила Мами. – Она была милой и весёлой, хотя и слишком стеснительной, чтобы удовлетворить большинство джентльменов. Поэтому дела у неё шли и не так радужно, как могли бы идти. Думаю, она слишком напоминала им девчонок из их родной местности.
Дверь открылась, и женщина замолчала. В комнату вошла другая служанка и внесла чайник с тремя чашками.
- Я ещё не пила утром чай, - произнесла Мами Дюран, - поэтому приказала и вам приготовить по чашечке.
Пока служанка не покинула комнату, Мами не возобновляла разговор и расставляла чашки.
- Хорошо, что она ушла, как мне кажется. Когда она захотела нас покинуть, я подтолкнула её в правильном направлении. Я отправила её в одно из тех праведных христианских обществ, борющихся за реформы и управляемых старыми девами с избытком свободного времени. Я слышала, что её устроили к северу от города, возможно, у какой-то праведной старухи, которая радуется, что спасла девушку от грешной жизни.
Её голос был полон сарказма.
Зная Вирджинию Уингейт, я подавил ухмылку, когда услышал подобные слова. Конечно, миссис Уингейт была старой девой, но что-то мне подсказывало, что она не подходила под описание Мами «самодовольной праведницы».
- Стелла дружила здесь с кем-нибудь из девушек? – спросила Изабелла. Если ей и было не комфортно, она это никак не показывала.
- Ну, - Мами на секунду запнулась, – я бы сказала, что она неплохо ладила с Корой Черни. Похоже, они всегда были хорошими подругами.
- Кора сейчас здесь? Мы можем с ней поговорить? – взволнованно спросила Изабелла.
- Нет, - ответила Мами – Она уже съехала, как и большинство успешных девушек. Нашла себе парня ещё богаче, чем прежний, и переехала в новую квартирку в центре города. Я могу дать вам адрес, если хотите с ней пообщаться.
Естественно, мы согласились.
Если слухи не лгали, то история Мами была как две капли воды похожа на историю Коры. Я знал, что Мами была любовницей нескольких мужчин, один успешней другого, и их шикарные подарки и создали накопления, на которые она начала своё собственное дело.