Оба знали, что скажет Хлоя: что Фултону следует считать свои деньги и не лезть в ее дела. Только она скажет это не так вежливо.
Эмма сделала глубокий вдох, чтобы набраться храбрости.
— К тому же, мне кажется, что нам не следует так много времени проводить вместе. Нам обоим нужно время, чтобы подумать о будущем.
Фултон пристально посмотрел на нее, весь бурля от негодования, потом выбежал из библиотеки, громко хлопнув дверью.
Эмма набрала стакан воды из крана в задней комнате и приняла порошок от головной боли. Все утро она была занята, а когда пришла домой в полдень, то обнаружила на кухне тарелку с сандвичами с курицей, покрытую клетчатой салфеткой. Других следов присутствия Дейзи не было.
Удостоверившись, что коса не растрепалась, и пощипав себя за щеки для румянца, Эмма понесла тарелку наверх и постучала в комнату Стивена.
Раздраженным голосом он разрешил ей войти.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она.
Он захлопнул книгу, которую утром принесла ему Эмма.
— Прекрасно, — произнес он, сердито глядя на нее.
Эмма рассмеялась, садясь в свое кресло и ставя тарелку на колени.
— Я знаю, что вы можете быть любезным, если постараетесь, мистер Фэрфакс. Вы были настоящим джентльменом, когда я вчера читала вам.
Взгляд Стивена, брошенный на тарелку с сандвичами, заставил Эмму протянуть ее. Он взял одно из произведений Дейзи с какой-то неохотной благодарностью.
— Мне нужен сорок пятый, — сказал он.
Эмма пригладила юбку; сатин скользил и блестел под ее пальцами. Движения в горле Стивена, когда он жевал и глотал еду, вызывали у нее странное теплое чувство.
— Кажется, сегодня у меня день невозможных требований, — сказала она.
Стивен нахмурился, продолжая поглощать сандвич, и Эмма подавила желание обмахнуться рукой, так ей стало жарко.
— Что это значит? — резко бросил он.
— Мне кажется, это очевидно. Это означает, что я не собираюсь давать вам оружие.
Он не взял второй сандвич, но, когда он быстро облизал губы, Эмма почувствовала приступ желания.
— Вам когда-нибудь говорили, что вы упрямая маленькая злючка?
— Да, — чопорно ответила Эмма, — и это не принесло им ни капельки пользы.
Стивен откинулся на подушки, и по его невольной гримасе и бледности Эмма прияла, что он испытывает сильную боль.
Нежно, не раздумывая, Эмма коснулась его лба. Он взял ее за запястье, пальцы были тверды и нежны.
— Иди сюда, — резко сказал он.
Он был как те таинственные сверхчеловеческие существа, о которых Эмма читала, способные покорять свои жертвы взглядом. Она поставила тарелку на столик возле кровати и позволила ему притянуть себя поближе, присев на край кровати.
Ее грудь поднималась и опадала под строгой блузкой, когда он проводил мозолистым большим пальцем по внутренней стороне запястья. Она задрожала, перевела дыхание, чувствуя себя полевой мышкой перед коброй.
Рука Стивена отпустила ее запястье, чтобы нежно взять толстую золотисто-рыжую косу. Потом он провел пальцами по ее подбородку и полным влажным губам. Она затрепетала и стала отодвигаться.
Он не позволил ей уйти. Взяв в ладонь, сложенную чашей, ее подбородок, он произнес тихим завораживающим голосом:
— Под этой одеждой библиотекарши прячется тигрица, Эмма Чалмерс.
Когда ее темно-синие глаза расширились от удивления и обиды, он улыбнулся и продолжил:
— Я докажу, что это правда.
Он притянул лицо девушки к своему и дерзко поцеловал. Сладкая дрожь пронзила ее, когда он пробежал языком по ее губам, прося что-то, чего у нее никогда не просили.
Чувствуя, как разгорается пламя в глубинах ее женственности, Эмма решила вырваться, но вместо этого приоткрыла рот. Стивен мгновенно завладел им, и Эмма беспомощно вздохнула, прильнув к нему.
— Стивен, — запротестовала она, когда он каким-то образом сумел уложить ее рядом с собой на кровать.. Ее волосы выбились из косы и тонкой золотой паутиной окружали лицо.
— Сладкая, — сонно пробормотал он перед тем, как снова прижаться губами к ее рту.
Эмма чувствовала себя так же, когда пятнадцатилетней выпила липшее на Рождество. Казалось, что она в нереальном мире, голова кружилась. Когда Стивен нежно положил руку ей на грудь, она откинула голову на подушку и простонала.
— Твой банкир касается тебя так, Эмма?
— О Боже, — прошептала Эмма, настолько потерявшая рассудок от восхитительных ощущений, что ее не интересовало, что знает Стивен о Фултоне. Стивен наклонил голову и захватил зубами сосок под тканью. Наслаждение было так велико, что Эмма выгнулась навстречу ему, чтобы усилить удовольствие. Он целовал ее шею, покусывая, дразня языком ложбинку, где бился пульс, начал расстегивать крохотные перламутровые пуговицы ее блузки.
— Мистер Фэрфакс!
— Не бойся, — тихо успокоил он ее, и девушка поверила. — Я хочу только показать тебе, какая ты в действительности.
Он говорил, лаская ее горячую шею, и когда Эмма почувствовала, что на ней ничего нет, кроме тонкого лифчика, он опустился ниже, пока его лицо не оказалось у ее напрягшихся грудей.
С необыкновенной нежностью он обнажил одну, восхищенно вздохнул, прежде чем почувствовать ее тяжесть в своей руке и прикоснулся языком к соску.
Эмма задыхалась от наслаждения, пока он сосал, ее голова металась в исступлении на подушке. Его слова звучали в ее воспаленном сознании: «Я хочу только показать тебе, какая ты в действительности…»
Он обнажил вторую грудь и ласкал сосок. Эмма едва сдерживалась, чтобы не разнести постель. Когда он поднял юбку и положил ладонь на мягкое место, где ее штанишки стали влажными, она испугалась, быстро села, а затем, спрыгнув с кровати, встала в другом конце комнаты.
В глазах Стивена были понимание и смех. Он с нескрываемым интересом наблюдал, как Эмма поспешно прикрывала свою еще возбужденную грудь.
— Понимаю, — вздохнул он с лукавой, дразнящей улыбкой. — Вы не такая девушка.
Эмма знала, что ее лицо было пунцовым от смущения и обиды, и только потом, когда было уже поздно, она сообразила отвернуться, чтобы застегнуть свою блузку.
— Конечно, нет!
— Но тебе это понравилось, — сказал Стивен, с самодовольным смешком откидываясь на подушки. — И с этой минуты и до того дня, когда я возьму тебя, ты будешь думать, что ты еще, могла испытать со мной.
— Вы самонадеянны, мистер Фэрфакс!
— Но, тем не менее, я прав, — весело откликнулся он. А потом у него хватило нахальства широко зевнуть. — Ты вся горячая и влажная, и разочарованная, признаешь ты это или нет.
Слабый протест замер у нее на губах. Все, что говорил Стивен, было правдой, и она не могла это отрицать, понимая, что он увидит ложь.
— Эмма-библиотекарша, — хрипло произнес он. Он хмыкнул, как будто находил ее занятие необыкновенно смешным.
У Эммы дрожали колени и к горлу подкатил ком от бесстыдной правды его слов. Она сглотнула.
— Вы переоцениваете свою привлекательность, мистер Фэрфакс, — сказала она. А потом повернулась на одной ножке и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
Только когда она посидела на своем любимом камне у озера, она начала остывать и дыхание пришло в норму. Ей хотелось остаться в постели со Стивеном, даже позволить ему дальнейшие вольности — и это ужасало ее. Больше всего на свете, не считая соединения с сестрами, Эмма хотела, чтобы ее считали скромной и приличной женщиной.
Она приложила руки к пылающим щекам. Она вела себя как распутница. Девушка еще ощущала теплую влажность его рта у себя на сосках. Она чувствовала себя глубоко несчастной, хотя воспоминание об испытанном наслаждении заставило ее вцепиться обеими руками в ткань юбки.
Не скоро, когда совсем успокоилась, Эмма вернулась в комнату Стивена.
— Как ты смеешь так трогать меня? — выдохнула она.
Он, уютно устроившись, сидел среди подушек и отметил место в книге, которую читал, указательным пальцем.
— Подожди и увидишь, как я еще собираюсь трогать тебя, — протянул он.