Стивен чувствовал себя неспокойно в «Звездной пыли» в тот вечер. Ему хотелось вернуться в дом Хлои и поскорее отвести Эмму в их спальню. Но она была занята с Хлоей сердечными разговорами, и ему не хотелось им мешать.

Стивен обрадовался, когда в салун вошел Большой Джон Ленаган, осмотрел всех присутствующих и подошел с улыбкой к Стивену.

— Не возражаете, если я присоединюсь к вам?

— Садитесь, — пригласил Стивен и попросил принести еще стакан.

Когда его принесли и Большой Джон уселся напротив него, Стивен налил из бутылки, которую заказал раньше.

— Тоже сбежали из дома? — добродушно спросил скотовод, опрокинув в себя виски и наливая второй стакан. — Будь я проклят, если это не лучше клубничного пунша.

Стивен ухмыльнулся.

— Правильно со всех сторон.

— Нам будет не хватать вас здесь, Фэрфакс, — заметил Большой Джон. — Вы были отличным десятником и были бы прекрасным шерифом.

Эта мысль снова вызвала улыбку у Стивена. Все-таки его разыскивают за убийство в Луизиане. Было бы иронией стать шерифом Соединенных Штатов.

— Надо уладить дела дома, — сказал он.

Большой Джон кивнул, выпивая второй стакан, а Стивен посмотрел вокруг: на танцующих девушек в ярких тонких платьях и на непристойные картины на стенах.

— Мне все еще не по себе в салунах, — признался он. — После того, что случилось в «Желтом чреве» в тот день.

Большой Джон громко захохотал, но выражение его лица стало серьезным, когда он сказал:

— На моем ранчо всегда будет для вас работа, если вы решите вернуться сюда.

Стивен принял предложение кивком головы.

— Я рад, что вы не сердитесь из-за Джоэллен.

Ленаган усмехнулся.

— Она злючка, — с любовью произнес он, — но думаю, что перерастет. Спасибо, что присмотрели за ней, когда она сбежала, и не воспользовались случаем. Многие бы использовали такую возможность.

— Джоэллен собиралась сказать вам, что я скомпрометировал ее. Честно говоря, я был немного удивлен, что вы даже не спросили об этом.

Джон снова засмеялся.

— О, она сказала мне. Я просто не поверил. Слышал, как вы отшлепали ее. Я вам благодарен, потому что хотел высечь ее сам.

Мужчины пили в дружеском молчании, разглядывая танцующих девушек и слушая их неприличные песенки под аккомпанемент разбитого пианино.

Хлоя, разодетая в пух и прах, подошла к их столику, и оба встали.

Хлоя улыбнулась, довольная этим проявлением почтения.

— Вы можете идти домой к жене, мистер Фэрфакс, — сказала она Стивену. — Мы с Эммой закончили наш разговор. А с вами, Большой Джон Ленаган, — продолжила она, неуловимо изменившимся голосом, который стал тише и ниже, — мне бы хотелось поговорить наедине.

Большой Джон покраснел, к вящему изумлению Стивена, но кивнул и последовал за Хлоей наверх.

Стивен, улыбаясь, положил монету на стол в уплату за виски и вышел из шумного прокуренного салуна.

Как только он вышел, из темноты возник Макон, словно был частью ее.

— Просто проверяю, что ты не решил снова улизнуть, — заметил брат Стивена, когда они шли по деревянному тротуару.

— Я не собираюсь убегать, и тебе это известно, — ответил Стивен, не глядя на брата. — Тебе просто хочется заставить меня страдать.

— Ты не знаешь значения этого слова, — весело проговорил Макон. — Но ты это узнаешь, когда будешь за решеткой, а я уложу в постель твою роскошную женушку. Сначала она заявит, что ей это не нравится, но я уже имел дело с такими. Они говорят, что их это не интересует, но когда их бросаешь на матрац, они тяжело дышат и раздвигают для тебя ноги через минуту. А как они возбуждаются…

Стивен проиграл битву за контроль над своим гневом и, схватив Макона за лацканы пиджака, с силой швырнул его на стену почты. Потом сильно ударил кулаком в солнечное сплетение.

Макон не то рассмеялся, не то задохнулся, согнувшись пополам и пытаясь вдохнуть.

— Твоя мать была такой же, — закашлялся он. — Она была маленькой горячей шлюшкой, которой нравилось забавляться с богатыми кавалерами.

Рука Стивена снова сжалась в кулак, но на этот раз он сдержался, понимая, что Макон хотел, чтобы его ударили. Он получал при этом какое-то извращенное удовольствие.

Полный презрения, Стивен повернулся, чтобы немедленно уйти.

— Через месяц ты будешь качаться на веревке, — крикнул ему вслед Макон. — A через девять месяцев после этого Эмма в муках будет рожать первого из моих ублюдков!

Стивен сжал рукоять кольта, но не вытащил его. Он шел дальше, притворяясь, что не слышит.

Но Макон вызвал в его воображении жуткие картины. В животе все переворачивалось, в горле появилась горечь.

Как всегда, мысль об Эмме была и спасением, и проклятием. Он мысленно увидел, как она смеялась, запихивая ему в рот кусок свадебного торта, и ускорил шаг. К тому времени, когда он увидел дом Хлои, светящийся в темноте, Стивен почти бежал.

Его поразило, что раньше он не дорожил своей жизнью, не думал о том, сохранит или потеряет ее. Теперь из-за Эммы, любимой женщины, каждый вздох и удар сердца стали драгоценными для него.

У калитки он решил оставить ее здесь, чтобы она избежала ужасов и опасностей, подобных желтой лихорадке, ожидающих их в Новом Орлеане. Но, дойдя до крыльца, понял, что не существует способа запретить ей следовать за ним.

Он собирался доверить ее заботам дедушки и Господа Бога. В деде он был совершенно уверен, но по своему опыту знал, что Бог несколько ненадежен.

Эмма стояла перед зеркалом во весь рост, одетая только в воздушную ночную рубашку, которую ей подарила Хлоя, и вспоминала о разговоре, который был у нее с опекуншей.

Сжимая руку Эммы, Хлоя тяжело вздохнула и сказала:

— Я всегда жалела, что не поехала следом за тем проклятым поездом и не заставила их отдать мне Лили. По крайней мере, вы бы росли вместе. Но, честно сказать, мне вполне хватало и одной дочери.

Эмма сказала Хлое, что понимает ее, и это было правдой.

Раздался легкий стук в дверь, и вошел Стивен.

— Я уж подумала, что ты один из тех мужей, которые проводят больше времени в салунах, чем дома, — заметила Эмма.

Под взглядом Стивена она ощутила, словно ее кожу протирали теплым, нежным маслом.

— Поверь, — тихо произнес он, — в следующие сорок или пятьдесят лет ты выяснишь, что я принадлежу к совершенно другому типу мужей.

Она чувствовала себя восхитительно беззащитной, стоя рядом с ним в прозрачной ночной рубашке, не скрывающей ее тела, и, когда Стивен швырнул пальто и шляпу на стул и заключил ее в объятия, она не могла дышать от волнения.

Она ослабила его галстук и положила руки ему на плечи.

— Я так рада, что ты подорвался в «Желтом чреве» в тот день, — сказала она. — Иначе я могла бы не встретить тебя.

Он медленно улыбнулся, глаза смеялись.

— Я бы предпочел познакомиться с вами на танцах, мисс Эмма. Или, может быть, в библиотеке.

Эмма не отводила от него глаз, когда ночная рубашка спустилась до талии, обнажив ее пышную грудь для ленивого обозрения Стивена. Он обвел кончиком пальца ее соски, наклонился и поцеловал ее в губы.

Сначала поцелуй был нежным и мягким, но только до тех пор, пока Эмма не обвила его шею руками и не коснулась языком его языка. Рубашка пеной упала вокруг ее голых ног, и она слабо вскрикнула.

Эмма вытащила его рубашку из брюк, а он расстегнул пряжку ремня. Она не заметила, как исчез ремень, сапоги, рубашка и брюки.

Стивен положил руку между ее бедер и раздвинул их. Она сделала глубокий вдох, когда его палец начал ласкать ее, и слабо застонала, когда пальцы проникли в нее.

— Стивен, — шепнула она.

Он снова поцеловал ее, покусывая нижнюю губу, а она что-то бессмысленно лепетала.

Стивен убрал руку, подвел Эмму к кровати и медленно вошел в ее естество сзади.

Его руки ласкали ее бедра, живот и грудь.

Движения уже были знакомы ей, но ощущения усиливались из-за новизны положения, таким первобытным способом ее брали впервые.