— Что вам угодно? — почти ласково спросила она писателя.

— Ваша работа? — сказал участковый, показывая ей листовку.

— Да, моя, — с достоинством ответила старушка. Как видно, самообладания ей было не занимать.

Участковый на несколько мгновений задумался. Он всегда немного думал прежде, чем принять важное решение, чем подчас озадачивал своего непосредственного начальника. Наконец, он принял решение:

— Прошу вас проследовать со мной в опорный пункт охраны общественного порядка для составления протокола о факте расклеивания листовок. — Милицейский страж на всякий случай воздержался от каких-либо оценок происшествия.

Женщина в сером пальто, коей оказалась Лореция Антоновна, уже оклемалась и самостоятельно стояла на ногах.

— Вы не имеете права, — дрожащим от обиды голосом сказала она. — Разве это преступление — расклеивать предвыборные листовки?

В практике участкового подобное случилось впервые. Ориентировок на этот случай он пока не получал. Он помолчал, предоставив доказывать обратное разгневанному сеятелю конфликтов. Разгорелась небольшая перепалка между женщинами и кандидатом в депутаты. Писатель, на которого вопросительно посмотрел участковый, предложил в виду позднего времени отпустить женщин, а завтра спокойно во всем разобраться.

В конце концов, сей маленький инцидент закончился для обеих женщин благополучно, как и для кандидата, которого доверчивые избиратели все-таки вскоре избрали народным депутатом. И он смог в полную ширь развернуться на общественном поприще, демонстрируя невиданную активность в подаче депутатских запросов и всевозможных протестов, связанных с регламентом сессий. Что дало повод некоторым злопыхающим журналистам утверждать, что он не столько работает, сколько мешает работать другим.

Писатель же в тот памятный вечер так и не сумел посоветоваться с участковым на счет маленькой золотой штучки. Жизнь понесла его дальше по своему течению, а участковый по кокарду окунулся в свои повседневные заботы.

Писатель с растерянностью и даже некоторым сожалением вдруг обнаружил, что стареет. Одиночество, которое он так ценил и которому так радовался, понемногу стало тяготить его. Проснувшись ночью, он сожалел, что рядом нет никого — теплого и мягкого, кого можно достать рукой, разбудить и всласть поговорить, а затем вновь провалиться в крепкий сон. Он с недоверчивой, скептической улыбкой просматривал брачные объявления в газетах и удивлялся тому, как много на свете невостребованных женихов и невест со столь замечательными данными. Затем решился — тщательно отобрал возможных претенденток на его кров и вторую половину двуспальной кровати, стыдясь и подтрунивая над собой, заполнил анкеты, вкладывая в письма свое лучшее фото и послал в разные службы знакомств, которые с помощью ЭВМ на основе анкетирования и психологического тестирования подобрали для него из своей многотысячной картотеки трех кандидаток в спутницы жизни. Лично познакомившись с ними писатель еще раз воочию убедился, сколь велика пропасть между пылкой мечтой и суровой действительностью.

Стройная, привлекательная, деликатная блондинка с жилплощадью и высшим образованием, без вредных привычек, умеющая отлично готовить, шить и вязать, оказалась инвалидом с нарушениями опорно-двигательного аппарата и дефектами речи.

Добрая, приятная, уравновешенная женщина с отличной фигурой, способная оцените духовную красоту партнера, национальность которого для нее не имеет значения (лишь бы человек был хороший), была похожа на вурдалака из фильма ужасов. Писатель, даже не извинившись, поспешно бежал от нее.

И, наконец, «нежная, трогательно добрая, готовая к самопожертвованию, с кротким, ангельским характером и лицом, моложавая женщина, ищущая родственную душу, способную понять и оценить ее», на проверку оказалась просто молодящейся старушкой в темном парике с печально-благостных умиротворенным взглядом выцветших, некогда голубых глазок.

Другой бы, может, на месте писателя рассердился идя расстроился, жалея о потерянных деньгах и времени, но по зрелому размышлению он пришел к выводу, что это не ошибка и не злостные происки ЭВМ. Ему предложено именно то, чего он стоит сам, что соответствует его собственным данным. Надо только непредубежденным взглядом посмотреть на себя со стороны. Было от чего прийти в уныние.

В эти дни писатель много размышлял о жизни. Он думал о том, что все наше существование — тайна и все отпущенное нам время мы тщимся постичь ее, но так и умираем ничего не постигнув. Сколько замечательных, быстрых и глубоких умов бьется над ее разгадкой все с тем же нулевым результатом. Говорят — надо верить и все. Верить мало, хочется знать. Почему жизнь прерывается с каждым существом и в тоже время непрерывна? Почему сознание в одном гаснет и снова вспыхивает в другом? Оно во всем сущем и в тебе, который это понимает. Словно существует нечто похожее на эстафету сознания, переходящую от одного человека к другому, а потому и остается вечным восприятие мира, его воскрешение в каждом новом живом существе. Может быть, это и есть бог?

Один оставался у писателя верный и преданный друг — Керя. Он всегда, в любую минуту мог откликнуться на зов, был терпелив и доверчив, отзывчив на ласку, легко прощал обиду. Вот и сегодня пока писатель одевался Керя, радостно виляя хвостом, вертелся у его ног. Они спустились на лифте вниз и оказались на улице. Был ранний осенний вечер. Сырой и неприютный, пахнущий запустением. Но улицы еще не угомонились. Озабоченные люди после работы шастали из одного пустого магазина в другой. Казалось воздух, подсвеченный тусклым красноватым светом фонарей, был пронизан безысходностью и тревогой, ожиданием беды.

Писатель привычно прогуливался по скверу, расположенному рядом с его домом. Керя, как обычно, носился по пожухлой мокреющей траве, оставляя свои меты на кустиках и стволах деревьев. Как эта женщина появилась на поляне, писатель не заметил. Он увидел ее только тогда, когда она оказалась рядом и приветливо сказала: «Добрый вечер!»

Писатель обрадовался, заулыбался. Тем более женщина была молодой и очень хорошенькой. Крепенькая, ладненькая, с пухлыми губками, белозубой улыбкой в весело блестевшими глазами. С ней была собака — небольшой, серый с белыми пятнами, резвый спаниель. Все собачники словно масоны ощущают себя членами некоего тайного сообщества. И не удивительно, что писатель и молодая женщина без разминки и околичностей завязали непринужденный разговор. Писатель сразу же ожил, сделал, как говорят в народе, «стойку», приятно заволновался. Хорошенькая женщина — вот лучший эликсир молодости для стареющего мужчины.

Вначале они обменялись информацией о своих собаках. Потом женщина, кстати, пора назвать ее — Вера посетовала, что держать собаку становится все труднее, она капризна в еде, а в магазинах ничего не купишь. «Вы не боитесь, что будет еще хуже?» — спросила она, с тревогой глядя на писателя.

— Нет, — уверенно ответил он. — Я не боюсь невзгод. Не было бы разлада в душе. Остальное для меня пустяки. Я придумал, например, великолепный способ борьбы с очередями. Все очень просто. Надо засчитывать людям как рабочее — время, затраченное на стояние в очередях. То есть оплачивать его за счет государства. Раз вы не умеете по-другому — пожалуйста, платите.

— Очень мило, — сказала Вера своими чувственными губками. — Мне это нравится.

Она смотрела на писателя нежным, доверчивым, ждущим взглядом. И его вдруг охватило сладкое, радостное волнение, предчувствие, предвкушение любовного приключения. Вот она — живая, теплая стоит перед тобой. Бери и люби.

— Как вы пишете свои рассказы, где берете сюжеты? — спросила Вера спустя короткое время. — Придумываете или берете из жизни? А то вдруг меня опишете… — И она кокетливо засмеялась.

Какой же писатель останется равнодушным к такому вопросу?! К тому же если его задает молодая красивая женщина с призывно мерцающими глазами.

— Сюжеты валяются под ногами, — сказал писатель, — надо только быть чуточку повнимательней. Вот, например объявление на катке: «Запрещается кататься на льду в штанах, предназначенных для других целей». Чем не сюжет?