Геза был очень заинтересован. Он думал об услышанном всю ночь, а наутро, что уж никак не входило в планы Дена, позвал Рени и рассказал ему все.
К удивлению Гезы, Рени нисколько не удивился услышанному.
— Я знаю об этом, — сказал он. — Я давно это заметил. Иногда Ден (наедине с Гезой Рени называл Дена по имени) приказывал мне помочь ему надеть парадные одежды. Я обратил внимание, что мои пальцы проходят в его тело и Ден этого не замечает.
— И ты не испугался?
— Немного испугался, когда это случилось в первый раз, — ответил Рени. — Но больше был заинтересован. Есть много такого, чего мы не знаем. Пришельцы были людьми, но они понимали, как это происходит. И не боялись. Почему же мы должны бояться? Надо не бояться, а стараться понять.
— Почему ты думаешь, что пришельцы знали о таком явлении? — спросил Геза.
— Потому что они сами были такими.
— Они?
— Да. Ты помнишь, как Лези (это было имя раба, ударившего пришельца палицей) напал на одного из них? Я видел. Удар пришелся по голове, но палица прошла насквозь.
— Я закрыл глаза от ужаса и ничего не видел.
— Я видел хорошо.
— Почему же ты не рассказал мне?
— Я думал, что ты видел сам.
— А почему ты молчал о Дене?
— Я думал, ты сам знаешь. Ты молчал. Я считал, что тоже должен молчать. Обнаружить знание такой тайны опасно.
Эти слова напомнили Гезе о вчерашнем ударе плетью, который Ден нанес Рени. Он посмотрел на обнаженное плечо молочного брата и не увидел сине-багровой полосы, которую хорошо помнил.
Рени перехватил его взгляд.
— Ден сильно ударил меня, — сказал он с мрачным выражением в красивых глазах. — Очень сильно. След должен был остаться надолго. Но я смазал плечо мазью, изготовлять которую меня научили пришельцы. И, как видишь, за одну ночь все исчезло.
— Научили пришельцы?
— Что тебя удивляет?
— А что это за мазь? — спросил Геза вместо ответа.
— Я покажу ее тебе.
— И ты научил других?
— Нет, это опасно. Но я употреблял ее несколько раз, помогая другим, которых еще хуже избивали по приказу Дена. И всегда мазь помогала.
Геза улыбнулся.
— Рабы считают тебя волшебником, наверно? Они не боятся тебя? — спросил он.
— Нет. А если и боятся, то немного, и совсем не так, как тебя и Дена. Меня они любят.
— Ты же знаешь, что я никогда не наказываю рабов так, как Ден.
— Ты господин, и тебя боятся, как господина. А я такой же раб, как и они.
— Если бы это зависело от меня, Рени, ты давно уже перестал бы быть рабом.
— Я знаю.
Геза с нежностью обнял Рени:
— И твое плечо совсем не болит?
— Как только я наложил мазь, боль прошла.
— Расскажи мне, когда и почему пришельцы научили тебя такому лечению?
— Когда, я не помню. Они сами предложили научить меня. Они относились к нам очень хорошо.
— По-моему, Ден не знает о такой мази.
— Ты прав. Пришелец сказал мне: «Если кто-нибудь узнает, у тебя отберут мазь и запретят изготовлять ее. Храни тайну и посвяти в нее только верного человека», Они считали нас людьми, — с горечью добавил Рени.
Геза промолчал. Не раз приходила ему в голову мысль, что он оказал Рени плохую услугу, дав ему образование. Развитие умственных способностей только подчеркивало рабское положение. Но сделанного не воротишь!
— Ты мой брат, — сказал Геза, не зная чем успокоить Рени, только накануне испытавшего в полной мере, что он вещь, которую господин может сломать и выбросить в любую минуту.
— Только в твоих глазах, Геза, — ответил Рени. — Но это, — он дотронулся до обруча, пересекавшего его лоб, — не позволяет забыть.
— Снимай его, когда приходишь ко мне.
— А что это изменит? Горьки не внешние признаки рабства, а сознание его.
— Ты жалеешь, что я дал тебе знания?
— А ты думаешь, что другие рабы не чувствуют ничего? — печально спросил Рени. — Они неграмотны и дики, но душа их болит так же, как моя. Ты хороший человек, Геза, ты лучше других, но ты многого не понимаешь.
— Чего я не понимаю?
— Не понимаешь того, что раб такой же человек, как ты, — ответил Рени.
Гезу поразило сходство этих слов с тем, что говорили пришельцы. Люди, стоявшие намного выше его и Дена, и рабы, стоявшие, по его убеждению, намного ниже, мыслили одинаково.
— Ты ошибаешься, Рени, — сказал он. — Я давно это понял. Но ведь ничего нельзя изменить. Так устроен мир. Он всегда был таким.
— Устройство мира зависит от людей, — возразил Рени. — Изменить можно все. И когда-нибудь мир изменится. Жаль, что мы этого не увидим.
Геза вздохнул.
— Да, — сказал он, — конечно, жаль. Но я не представляю себе такого мира, где нет рабов. Не могу представить. Скажи мне, — переменил он тему, — ты веришь, что у Дена перевернулось все тело и сердце оказалось с правой стороны? Может ли это быть правдой?
— Я думаю, что Ден сказал правду. Такого не выдумаешь.
— Но это же невозможно!
— Почему? Оказалось же возможным, что палица прошла сквозь голову пришельца, как сквозь воздух. Оказалось же возможным, что мои пальцы проникали в тело Дена, не встречая сопротивления. Расскажи кому угодно, никто не поверит. Все скажут, что это невозможно.
— Тонкой иглой можно проткнуть щеку, — сказал Геза, — и щека пропускает иглу. Но то, что находится с левой стороны, не может оказаться на правой.
— Никогда?
— Никогда!
— Тогда смотри! — Рени подошел к стене и снял с нее боевую перчатку, которую вместе с остальными доспехами Геза хранил в своей комнате. — Видишь, большой палец находится слева. — Рени вывернул перчатку. — А теперь он справа.
Геза рассмеялся.
— Человека нельзя вывернуть, как перчатку, — сказал он.
— Видимо, тут и кроется ошибка, — возразил Рени. — Мы знаем три направления — длину, ширину и высоту. Если бы мы знали два, то не могли бы себе даже представить, что и перчатку можно вывернуть.
Геза в полном изумлении смотрел на Рени. Такой странной мысли еще никто и никогда не высказывал. Но он сумел понять смысл услышанного.
— Четвертого направления не существует, — сказал он.
— Как знать. Может быть, оно существует, но мы еще ничего не знаем о нем.
— Жаль, что мы не догадались спросить у пришельцев, где находится их сердце — справа или слева.
— Это ничего бы не дало. Они не земные люди. На их родине все другое.
— Ден думает, что их родина под землей.
— Мне кажется, что это не так. Слова пришельцев надо понимать иначе.
— Но если не на земле и не под землей, то где же тогда? — удивленно спросил Геза.
— Может быть, над землей.
— Почему же мы ее не видим?
— Она очень далеко.
Геза задумался. То, что говорил Рени, было ново. Откуда у него такие необычайные мысли?
— Хорошо, допустим. Их родина велика, на ней есть города. Почему же она не падает на землю?
— А почему не падает Луна?
— Ты бы еще спросил, почему не падает Солнце, — Геза улыбнулся.
— Я часто думаю об этом, — сказал Рени.
— Не о чем думать. Солнце и Луна прикреплены к небесному своду.
— Значит, и родина пришельцев может быть прикреплена точно так же. Но я как-то спросил пришельца, высоко ли небесный свод, и он ответил, что никакого свода нет.
— Ты его не так понял. Все предметы падают на землю. Упала бы и Луна, если бы не была прикреплена.
— Шар же не падает. А он ни к чему не прикреплен.
Геза не нашелся, что ответить на такой довод. Шар действительно не падал, вопреки всем законам.
— А что ты сам об этом думаешь? — спросил он.
— Я думаю, что не все законы нам известны, — ответил Рени.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДВА РАЗГОВОРА
Геза легко нашел тайный люк в садовой беседке, о которой говорил ему Ден.
Люк был так хорошо замаскирован, что, не зная о нем, невозможно было заподозрить его существования.
Геза спустился в подземный ход и увидел загадочную дверь. Она нисколько не изменилась с тех пор, как он был здесь вместе с Деном, провожая пришельцев. Тогда они подошли с другой стороны, по ходу, появившемуся когда-то на глазах Гезы. Теперь этот ход был засыпан и от него не осталось никакого следа.