До Игоря не сразу дошло, что дед Мартын исчез, но уже в следующую минуту он понял, что рыжий говорит правду — и втайне порадовался за старика. Вместе с радостью пришла и надежда — ведь дед Мартын не мог оставить внука одного и наверняка придёт на помощь.

И всё же мальчик был крайне удивлён: он знал, что из кухни выхода нет.

— Оставь его, — сказал «Иван-Иваныч» и громко икнул, — пацан знает не больше нашего.

— Ты уверен? — злобно сверкнул глазами рыжий, хватая Игоря за ворот рубашки. — Ты уверен, что они не сговорились?

— А ты сам-то уверен, что запер старика в этой каморке? — в свою очередь спросил «Иван-Иваныч».

— В отличие от вас, скотов поганых, я был трезв, как стёклышко, — огрызнулся рыжий. — В конце концов, щенок подтвердит мои слова. Так ведь, хмырёнок?

Игорь проглотил комок, застрявший в горле, и молча кивнул.

«Иван-Иваныч» подошёл к ним вплотную.

— Этот трезвенник, — он ткнул пальцем в сторону рыжего, — действительно запер твоего деда в той каморке?

Бандиты, затаив дыхание, ждали ответа.

— Да, — чуть слышно произнёс Игорь.

— А что я говорил, — рявкнул рыжий, отталкивая от себя не нужного более свидетеля; Игорь едва удержался на ногах.

— В таком случае наше дело хреново, — подал голос «Семён-Семёныч». — Старик бесследно исчез из комнаты, при этом ни двери, ни стены, ни пол, ни потолок не повреждены. Знаете, чем это пахнет?

— Дерьмом это пахнет! — взорвался рыжий. — Что ты здесь сопли распускаешь, Меченый?! И без тебя тошно…

— А ты погоди, Плохой, — вкрадчиво произнёс «Семён-Семёныч», или Меченый, — ты пораскинь мозгам-то. Во-первых, старик исчез, значит, здесь замешана такая-то чертовщина, а во-вторых, этот старый оборотень наверняка наведёт мусоров на наш след. Срываться отсюда надо, мужики, и чем скорее, тем лучше.

— Во-во, Плохой, — кивнул «Иван-Иваныч», — пора собирать манатки. Неровен час, нагрянут сюда ищейки.

Проспиртованный мозг рыжего с трудом анализировал создавшуюся ситуацию. Наконец он смачно выругался, махнул рукой и сдался.

— Хорошо. Уходим.

Тут же начались сборы, заключавшиеся в основном в складывании в рюкзак непочатых бутылок со спиртным, а также продуктов, найденных в кладовой деда Мартына.

— А с этим что делать? — спросил «Иван-Иваныч», кивнув на Игоря. У мальчика всё внутри похолодело.

Рыжий ухмыльнулся и ткнул большим пальцем правой руки вниз.

— Нам терять нечего, — отрезал он жёстко. — Одним больше, одним меньше — один чёрт вышка светит. Всем троим.

— Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, — подытожил «Семён-Семёныч» и снял автомат с предохранителя.

— Выйди во двор, — поморщился «Иван-Иваныч». — Здесь и так дышать нечем.

— Пойдём, малец, — добродушно произнёс «Семён-Семёныч» и сделал автоматом приглашающий жест, — не будем тянуть резину. Обещаю, больно не будет. Небольшой укол — и вечный кайф. Пойдём, а?

— Иди, щенок, — сказал рыжий Игорю, — тебя сам Меченый просит, а Меченый просить не привык. Ты должен ценить оказанную тебе честь. А насчёт боли он прав: боли не будет. Меченый — профессионал высокого класса, у него осечек не бывает.

— Заткнись! — рявкнул «Семён-Семёныч». — Раз толкаешь других на «мокрое», так хоть попридержи язык… Идём!

На этот раз он уже не просил — он требовал. У Игоря пошли тёмные круги перед глазами, ноги стали ватными, тело налилось свинцом. Сознание начало медленно меркнуть, затягиваться густой пеленой, но тут…

Но тут до его слуха донёсся едва слышный гул приближающегося вертолёта.

— Что это? — лица бандитов посерели.

Вертолёт с грохотом пронёсся над сторожкой и пошёл на разворот. Рыжий схватился за автомат.

— Всё! Нам крышка! — крикнул он. — Это старик навёл! Ну, попадётся он мне!..

— Уходим, Плохой! — «Иван-Иваныч» бросился к выходу. — В тайге отсидимся! Может, пронесёт…

«Семён-Семёныч» кинулся за ним, сшибая стулья на своём пути и перекрывая матерной бранью вертолётный гул. Не заставил себя ждать и рыжий. Игорь остался один.

Не разбирая дороги, бандиты понеслись по тропе, ведущей к озеру Медвежьему. Вертолёт в этот момент как раз проходил над сторожкой. Беглецов тут же заметили.

Снизив машину, пилот повёл её прямо над тропой, по которой в панике бежали бандиты. В раскрытой дверце показалась фигура в военном; офицер держал в руках мегафон.

— Нехорошев! Макеев! Байдюк! — донёсся сверху усиленный репродуктором голос военного. — Сопротивление бесполезно! Предлагаю вам сдаться! Повторяю…

— Это ты, Скипидар, их навёл! — вдруг заорал рыжий, ткнув дулом автомата бегущего впереди «Иван-Иваныча» между лопаток. — Ты наследил, когда за ханкой гонял! Паскуда!..

Но Скипидар был не в состоянии произнести ни слова в ответ: смрадное дыхание рывками, с каким-то клёкотом, чуть ли не хрустом, вырывалось из его прокуренных лёгких, жирный пот стекал по мокрым сосулькам волос, глаза безумно таращились по сторонам, ничего и никого не видя. Вчерашнее возлияние не прошло даром — небезызвестный синдром давал о себе знать, и давал весьма настойчиво. Впрочем, двое его дружков чувствовали себя немногим лучше.

— Сопротивление бесполезно! Предлагаю сдаться!.. — тяжело падали с неба хлёсткие слова.

— Пошёл ты, коз-зёл вонючий!.. — прошипел рыжий и выпустил по вертолёту автоматную очередь.. Резкий, лающий звук разрезал утреннюю мглу. Вертолёт качнулся влево и взмыл вверх.

— …откроем огонь! — донеслось с неба.

— Смотрите: старик! — вдруг остановился «Семён-Семёныч», бежавший впереди. Скипидар налетел на него и чуть было не сшиб с ног.

На тропе, круто свернувшей вправо, неподвижно стоял дед Мартын. Вся его фигура едва заметно светилась, взгляд был грозный, с заметной примесью укоризны. Суеверный страх сковал движения бандитов. Но уже мгновение спустя двое из них — те, что были вооружены автоматами — крест-накрест прошили грудь несчастного лесника огненными очередями.

— Получай, падаль, — процедил рыжий сквозь зубы.

Дед Мартын остался недвижен, ни один мускул не дрогнул на его суровом лице — лишь только глаза гневно сверкнули.

— Призрак! — в исступлении завопил рыжий и выпустил по старику остаток магазина. Но старый лесник всё также продолжал стоять на тропе. Тогда Меченый схватил автомат за ствол, размахнулся и с рёвом обрушился на старика. Воронёная сталь прошла сквозь видение, а бандит, не ожидавший подобного эффекта, потерял равновесие и свалился в куст бузины.

— У-у-у!.. — завыл он, выпучив глаза от ужаса и зарываясь лицом в снег.

Лес корчился, изнывая от боли, скулил, словно стая голодных псов, вопил о помощи, снисхождении и смерти…

Обезумевшие бандиты метались по тропе, натыкаясь друг на друга, сыпля проклятиями и угрозами, окончательно теряя человеческий облик и уподобляясь диким животным. А вертолёт тем временем всё кружил и кружил над тропой, и всё тот же голос твердил те же слова о добровольной сдаче и бесполезности сопротивления — только дверца в кабину была теперь закрыта.

Тайга стонала….

Дед Мартын воздел к небу руку, и тут же ослепительная вспышка осветила всё вокруг, огненный смерч пронёсся над лесом, сжигая верхушки сосен, обдавая нестерпимым жаром вековую тайгу. Смерч пролетел — и тут же исчез, и только трое бандитов, замершие в самых невообразимых позах, сделались белыми, как луни. Нет, они всё ещё были живы — но они уже видели смерть.

Вертолёт, отброшенный жгучей огненной волной к озеру, тем не менее не потерял управление и теперь набирал высоту. Он кружил над Медвежьим, поднимаясь всё выше и выше; призывы офицеров прислушаться к голосу рассудка больше не были слышны. Едва машина оказалась над самой серединой озера, случилось нечто странное.

Небесный свод вдруг изогнулся, сжался в точку, тут же распрямился и затрясся в жутком грохоте. Вертолёт камнем полетел вниз, словно попавший в зону мощного гравитационного поля; лёд на озере заходил ходуном, затрещал, захрустел, заскрежетал, пошёл волнами… Когда обречённый вертолёт оказался буквально в метре от поверхности озера, ледяное покрытие вдруг провалилось, мгновенно превращаясь в мельчайшие обломки, и стремительно понеслось вглубь. Подо льдом образовалась пустота — мрачная, жуткая, бездонная, — пустота, во мгновение ока поглотившая и вертолёт, и тонны озерного льда… Таёжный воздух со свистом устремился в пропасть, затягиваемый неведомым вакуумом. Тайга словно сошла с ума. Столетние дубы, кряхтя, с корнями вылезали из смерзшейся земли и, уносимые упругим ветром, исчезали в разверстой пасти исполинского подземного чудовища, бывшего некогда озером Медвежьим. Длинноствольные сосны, ломаясь словно спички, неслись следом — гигантский смерч пожирал всё, до чего могли дотянуться его незримые щупальца. Трое бандитов, зарывшись в снег и судорожно ухватившись друг за друга, выли по-волчьи и тряслись от ужаса. И лишь один дед Мартын продолжал стоять на том месте, где ещё недавно была видна тропа, — с высоко поднятой рукой, с гневом и укоризной в потемневших глазах. Огни Святого Эльма выплясывали безумный танец на кончиках воздетых к небу перстов.