Самое страшное миновало – вода сняла большую часть ожога, хотя Эви не перестало трясти в ознобе. Достав антисептическую мазь, Рашид бережно принялся накладывать ее на покрасневшую кожу.

– Больно? – (В ответ Эви только покачала головой.) – Если появятся пузыри, вызовем врача. Но пока, похоже, тебе повезло.

«Повезло», – повторила Эви про себя. Но она совершенно не чувствует себя везучей.

– Рашид… пожалуйста, выслушай меня, – сказала она просящим тоном. – Ты не можешь…

Он поднял на нее глаза. В них было столько боли, что Эви невольно замолкла.

– Не вынуждай меня быть с тобой грубым, – предупреждающе сказал он. – Потому что тебе это точно не понравится.

– Это угроза? – с трудом выговорила Эви. Рашид не ответил, только продолжал смотреть на нее не отрываясь. Он умел, когда нужно, быть не просто грубым, но и жестоким – хотя до сего дня Эви ни разу не приходилось сталкиваться с этой стороной его личности.

– Это мой ребенок, – с нажимом заявил он, – и ты – моя. И я совершенно не намерен отказываться ни от кого из вас. Это значит, что отныне ты займешь законное место рядом со мной.

– И к дьяволу все последствия? Он поморщился, но кивнул.

– К дьяволу все последствия, – ровным тоном ответил он.

Зазвонил телефон, прерывая напряжение.

– Хочешь, чтобы я ответил? – негромко спросил Рашид.

Эви отрицательно покачала головой и, опустив глаза, ждала, пока включится автоответчик. Это снова была ее мать.

– Ты видела утренние газеты? – Резкий высокий голос Люсинды резанул тишину комнаты. – Такого позора я не испытывала за всю мою жизнь! Мало того, что ты улизнула рано утром, не сказав никому ни слова, не поблагодарив хозяев, даже не попрощавшись, так теперь этот проклятый араб поступает точно так же – и практически сразу же я вижу вас обоих на первой полосе утренней газеты! – (Эви вопросительно вскинула глаза на Рашида, но тот только мрачно покачал головой). – Предупреждаю тебя, Эви, – продолжала мать. – Я до такой степени зла, что готова отречься от тебя навсегда! На первой полосе газеты! В его объятиях! А в середине газеты – его же фотография вместе с отцом и объявление о его скорой свадьбе! С другой женщиной!

Пробормотав сквозь зубы проклятие, Рашид решительно двинулся к телефону. Он уже готов был посоветовать Люсинде отправиться ко всем чертям, когда ее голос раздался снова.

– А где фотографии Джулиана и Кристины? – со слезами вопрошала она. – На видном месте их нет! Скандал – вот во что ты меня снова втянула, Эванджелина! Позор, унижение и скандал! Беверли вне себя, но стараются этого не показывать. Я вне себя, но стараюсь этого не показывать. А где ты? Вот что мне хотелось бы узнать! Опять где-нибудь с ним? Устроились где-нибудь в укромном местечке, чтобы провести оставшиеся часы вместе, прежде чем он бросит тебя, чтобы жениться на другой! Может, ты хотела бы, чтобы и это попало в газеты?

Связь прервалась. В тяжелой тишине, повисшей в комнате, Эви стояла, окаменев, прижимая к груди руку, обмотанную полотенцем, и с ужасом думая о том, что скажет мать, когда узнает о ребенке.

Внезапно раздался громкий стук в дверь. Эви вздрогнула от неожиданности и по привычке поспешила к двери, чтобы открыть.

– Нет, подожди, – остановил ее Рашид, – надо посмотреть, кто это.

Выглянув в окно, Эви потрясение ахнула.

– Это репортеры! – воскликнула она и бросилась задвигать штору, но поздно – с полдюжины репортеров заметили ее и кинулись к окну на приступ.

Через секунду вокруг коттеджа стоял невообразимый шум – стучали в дверь, в окно, окликали Эви по имени и выкрикивали вопросы. Побелев как мел, Эви повернулась к Рашиду.

– Что происходит? – негодующе воскликнула она. – О чем говорила моя мать? Почему они здесь?

– Не знаю. – Нахмурившись, Рашид снял трубку и уже набирал какой-то номер.

Эви стояла, дрожа всем телом от испуга, прислушиваясь к шуму и возгласам, раздававшимся у входа в ее дом. Рашид сдавленным и срывающимся от ярости голосом что-то быстро говорил на родном языке, мрачнея с каждой секундой, а шум за дверьми все нарастал, так что Эви уже с трудом слышала голос Рашида.

С громким проклятием Рашид бросил трубку. В этот момент в почтовую щель в двери протиснулась газета и со стуком упала на коврик у порога. Эви хотела поднять ее, но Рашид ее опередил.

– Вы можете что-либо сказать об этом, мисс Делахи? – раздался приглушенный голос из-за двери. – На первой полосе. Вы не пропустите, – добавил голос услужливо.

«На первой полосе. Вы не пропустите».

Эви стояла рядом с Рашидом и молча смотрела на то, что предстало ее взгляду. Это была фотография, на которой запечатлен был их с Рашидом поцелуй – тогда, под навесом, на свадьбе. А над снимком крупными буквами красовался заголовок: «Не прощание ли это?» Внизу же, более мелким шрифтом, было набрано: «Посольство Берана объявило о предстоящем бракосочетании шейха Рашида Аль-Кадаха и дочери шейха сопредельного государства! Этот брак объединит две богатейшие правящие фамилии и полностью отодвинет в сторону Эви Делахи».

– Я не давал разрешения печатать такое! – яростно воскликнул Рашид. – Мой отец хочет надавить на меня!

– О нет! – только и смогла прошептать Эви, бессильно падая в ближайшее кресло, до которого ее смогли донести ослабевшие ноги.

Рашид стоял, стиснув злосчастную газету так, что даже костяшки пальцев побелели. Его и без того расстроенное лицо помрачнело еще сильнее. Оба молчали. Да в словах и не было нужды. Они слишком хорошо понимали, что это значит.

Потому что, как бы сильно ни хотел Рашид отказаться от того, о чем было только что объявлено, Эви понимала, что он не сможет. Это означало бы нанести страшное оскорбление семье Айши и опозорить свою.

Вот и все, с нарастающим отчаянием подумала Эви. Больше ей не придется заставлять себя говорить, что она не выйдет за него замуж. Это и без нее решено. Но только теперь, когда все стало предельно и окончательно ясно, Эви поняла, что, отказывая ему, она лгала самой себе. Это больно ранило ее. Так больно, что она с трудом могла пошевелиться.

Снова раздался телефонный звонок. Ни Эви, ни Рашид словно не услышали его. В тот же миг в окно и в дверь одновременно застучали. Но даже если бы под напором репортеров рухнули стены коттеджа, они все равно не сдвинулись бы с места.

Почтовая щель в двери снова приоткрылась, и в ней показалась пара любопытных глаз.

– Вы знали об этом вчера вечером, мисс Делахи? – спросил чей-то голос. – Поэтому вы и шейх так тщательно избегали друг друга на протяжении всей свадебной церемонии?

«Видимо, недостаточно тщательно, – с горечью подумала Эви, вспомнив о том вездесущем фотографе. – Да и не избегали мы друг друга, – добавила она мысленно, безучастно глядя, как Рашид в ярости швыряет на пол газету и хватает кухонный стул, первым попавшийся ему на глаза. Подняв его, он очень точно закрыл спинкой почтовую щель. Да, мы танцевали, – продолжала тем временем вспоминать Эви. – Занимались любовью в моей комнате… а потом вместе спустились вниз, в бальную залу».

Рашид злился на нее за то, что она его избегает. Он не подозревал об этой статье, в этом Эви могла быть уверена. Потому что, как бы то ни было, негодяем он не был.

Да, позже, узнав о ребенке, он снова разозлился. Потому что понимал, какие проблемы в связи с ребенком встают перед ним, так как отец уже толкал его на скорый брак с Айшой.

Но это… это было жестоко. Эви чувствовала себя так, как будто с нее публично содрали кожу и обнажили перед всеми ее истерзанное сердце.

Рашид не мог бы так поступить с ней.

– Я уеду, – пролепетала она едва слышно. – У меня есть родственники в Австралии. Я могу…

– Нет! – грозно рявкнул на нее Рашид.

Подняв глаза, она посмотрела на него сквозь слезы. Его смуглая кожа побледнела, глаза на осунувшемся лице сверкали двумя золотыми солнцами.

– Ты не сделаешь ничего – ничего, пока я не найду выход из этой ситуации! Есть выход – не может не быть хоть какого-нибудь выхода! – хрипло прорычал он.