Кто-то осторожно коснулся ее руки. Продолжая сохранять на лице официальную улыбку, Эви обернулась – и тут же ее губы невольно раздвинулись в искренней и сердечной улыбке.

– Гарри, – обрадованно пробормотала она, – как я рада тебя видеть. – И почти инстинктивно она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

Немного поодаль несколько человек с очень разными чувствами наблюдали за этим обменом приветствиями. Мать Эви не могла скрыть своего удовольствия. Рашид же, не сводивший глаз с лица Эви, вдруг увидел на ее губах ласковую улыбку, которая прежде предназначалась ему одному. И внезапное зрелище этой улыбки, обращенной к другому, ранило его гораздо сильнее, чем он мог ожидать.

Конечно, Рашид прекрасно знал, кто это такой и кем он когда-то был для Эви. Они дружили с детства, потом, будучи подростками, влюбились, но любовниками не были никогда, напомнил себе Рашид, глядя, как маркиз Листерский обнимает Эви за талию.

– Он все еще любит ее, – негромко проговорил холодный голос около него. – Она разбила его сердце, когда бросила его ради вас. А вы, шейх Рашид, так же разобьете ее сердце, когда вам придет время расстаться с моей дочерью?

– Хотелось бы знать, что вас больше радует, леди Делахи, – натянуто улыбнулся Рашид. – То, что у вашей дочери будет разбито сердце, или то, что я ее оставлю?

– Я люблю Эви, – возмущенно фыркнула леди Делахи.

– Неужели? – сердито спросил он. – В таком случае осмелюсь доложить, что со стороны это совершенно незаметно.

– Она имеет право гордо стоять рука об руку с любимым мужчиной, а не избегать его на людях!

– А кто виноват в том, что она избегает меня? – с вызовом спросил Рашид. – Уж точно не я.

– Она плохо выглядит, – сурово ответила мать Эви. – И совсем не выглядит счастливой. Когда она улыбнулась Гарри, это была первая ее искренняя и радостная улыбка за весь день.

– Знаю… – тихо сказал Рашид. Внезапно ему открылось в словах леди Делахи то, чего он раньше не замечал. И от этого его сердце больно сжалось.

Потому что Эви действительно выглядела плохо. Он только что понял это. Да, он знал – что-то словно подтачивает ее изнутри вот уже несколько недель. Но что это? Болезнь? Недомогание?

– Извините, – коротко бросил он и направился в сторону Эви, предоставив леди Делахи провожать его злым взглядом.

Впрочем, злость эта сменилась мрачным удовольствием, когда она увидела, как ее сын вместе с молодой женой торопятся наперерез Рашиду. Ей отлично видно было раздражение, которое Рашид спрятал за вежливой улыбкой, с которой поздравлял новобрачных. И еще она видела, как в десяти футах от опасности стоит ее дочь, поглощенная разговором с Гарри и не подозревающая, какая борьба происходит совсем рядом с ней.

«Благослови Бог Джулиана», – думала Эви, делая вид, будто внимательно слушает Гарри, увлеченно повествующего о нововведениях, которые он планирует для своего конного завода, но все ее внимание было приковано к беседе ее матери с Рашидом, которую никак нельзя было назвать теплой и дружеской. Что бы там ни было сказано, Рашид вдруг коротко извинился и направился прямо к Эви. Это могло означать только одно – мама всегда умудряется создать проблемы.

– Ты обязательно должна как-нибудь приехать и посмотреть, какие произошли перемены, – говорил тем временем Гарри. – Ты даже не представляешь, Эви, как все изменилось с тех пор, как ты была там в последний раз.

Внезапно в жарком полуденном воздухе прозвучал взрыв смеха – голоса Рашида и Джулиана звучали искренне и весело, а Кристины – счастливо и жизнерадостно, словно звон волшебных колокольчиков.

И снова Эви мысленно поблагодарила свою широкополую шляпу, которая скрыла от Гарри отразившееся на ее лице желание оказаться там, с ними.

Гарри – человек, которого Эви когда-то, как она думала, любила, но теперь она не могла даже вспомнить, на что похоже было это чувство, – настолько ее сердце было занято Рашидом.

– Но твоя мать говорила, что ты больше почти не бываешь в Вестхевене, – голос Гарри прозвучал как будто издалека. – Это из-за того, что ты не хочешь встречаться со мной?

– Что? – С усилием оторвавшись от смеющейся компании, Эви перевела взгляд на покрасневшего и смущенного Гарри. – Не говори глупостей, – сердито воскликнула она. – Мы ведь были хорошими друзьями. Я думала, ими и остались.

– Это я все испортил, когда предложил тебе выйти за меня, – поморщился он.

– Для меня это была большая честь, поверь мне, – возразила Эви, – и мне очень неловко было отвергать предложение. Но у нас с тобой не было бы ни одного шанса, Гарри, – мягко продолжала она, глядя, как он старается смотреть в сторону. – Мы слишком хорошо знали друг друга, нам было слишком… спокойно вместе.

– И искр между нами не вспыхивало, ты хочешь сказать. – Он принужденно усмехнулся. – Так, как между тобой и твоим шейхом.

Ответить было нечего, поэтому Эви не стала и пытаться и просто перевела разговор снова на лошадей. Через несколько минут распорядитель пригласил гостей в главный шатер, где был накрыт праздничный стол.

Сидя среди четырех сотен гостей, расположившихся за огромными круглыми столами, Эви практически потеряла Рашида из виду и последующие два часа провела относительно спокойно, беседуя с сидящими вокруг родственниками.

К тому времени, когда гости начали расходиться по своим комнатам, чтобы подготовиться к предстоящему балу, Эви почувствовала, что смертельно устала. Добравшись до своей комнаты, она долго лежала в ванне с ароматной солью, надеясь снять хотя бы часть накопившегося за день напряжения.

Но тщетно. Поэтому, услышав стук в дверь, она устало приготовилась к новой нотации, которую, по-видимому, собиралась прочесть ей мать. Накинув халат поверх обтягивающего чехла, который она надела под бальное платье, Эви крикнула:

– Открыто!

И застыла в изумлении, увидев на пороге Рашида.

Наверное, ужас слишком явно отразился на ее лице, потому что Рашид помрачнел и плотно закрыл за собой дверь, повернув ключ в замочной скважине. Потом прислонился к косяку и скрестил руки на груди.

Теперь он был не в национальном костюме. Вместо бурнуса на нем была одежда самого что ни на есть европейского светского льва: белая рубашка, черный галстук, кремовый пиджак и черные шелковые брюки, подчеркивавшие его сильные длинные ноги.

Эви начала трясти нервная дрожь. Потемневшими от беспокойства глазами она смотрела на рассерженного Рашида. Он же с явным неодобрением оглядывал ее комнату.

– Твой брат не преувеличивал, говоря своей очаровательной молодой жене, что тебя оскорбили, – сказал он наконец. – Неудивительно и то, что она вспыхнула и немедленно направилась к своей матери, чтобы все выяснить на месте, а ее мать, в свою очередь, побагровела и во всем обвинила твою мать, а та… – тут Рашид бросил на Эви блестящий взгляд, – не преминула во всеуслышание объявить, что тебя специально поселили в самой дальней комнате, как можно дальше от западного крыла…

Самого Рашида поселили в западном крыле – там были просторные комнаты с высокими потолками, а ему наверняка досталась одна из лучших, подумала Эви. И не смогла сдержать болезненной гримасы при мысли о неприятии матерью их отношений с Рашидом – таком неприятии, что леди Делахи не постеснялась дойти до подобных заявлений.

– Скажи только слово, – спокойно предложил Рашид, – и твои вещи немедленно перенесут ко мне.

– Мне здесь вполне удобно, – покачала головой Эви, думая, неужели ее мать действительно собирается таким способом достичь своей цели. Ведь полмили коридора для Рашида препятствием не является. – И поэтому ты здесь? – устало спросила она. – Чтобы проверить, действительно ли меня разместили хуже всех?

– Нет… – Он покачал темноволосой головой, неотрывно глядя на Эви. – Я здесь, чтобы спросить, здорова ли ты.

– Здорова ли я? – Эви недоуменно нахмурилась. – Это ты таким образом иронизируешь?

– Нет, – он снова покачал головой. – Я серьезно. Если начистоту, Эванджелина, – добавил он, называя ее полным именем, так же как мать, когда хотела сказать что-нибудь неприятное, – ты выглядишь ужасно.