— Я могла бы добавить, что я не ребёнок, которого запирают в комнате. Кроме того, мне не понравилось, когда я узнала, что вы вдвоём обсуждали меня в моё отсутствие. Если у вас есть что сказать мне, мистер Стоун, будьте любезны, говорите мне это в лицо.

— Конечно, Бостон, — дружелюбно согласился он. — Теперь скажи: ты пришла для того, чтобы завести со мной перепалку, почесать языком, или, может быть, ты хочешь 'что-нибудь выпить?

Она изучила перечень напитков на листе, висевшем на стене позади стойки бара.

— Я, пожалуй, попробую Баптистский лимонад.

Морган смущённо кашлянул:

— Э-э-э… как насчёт простого лимонада? Тот, другой, немного… крепковат. Ты ведь не хочешь опьянеть?

— Как вам будет угодно, — сказала она, небрежно махнув рукой.

Он вернулся с её напитком раньше, чем она успела дважды моргнуть.

— Пожалуйста, принцесса. А теперь, почему бы тебе не проковылять с этим к себе в комнату?

— Ты пытаешься избавиться от меня, Морган? — с подозрением спросила она. Он улыбнулся:

— А знаешь, ты не так глупа, как выглядишь.

— Глупа! — повторила она, угрожающе сощурив глаза. — Если вам нужны глупые, мистер, то здесь целая стая женщин, сгорающих от желания показать вам свою глупость.

— Ревнуешь? — поддразнил он.

— К кучке проституток? Вряд ли!

Он окинул её оценивающим взглядом:

— Может быть, и следовало бы. Мне кажется, тебе не мешало бы кое-чему научиться у этих девушек.

— Да? — Хетер надменно приподняла бровь. — Я полагаю, ты думаешь, что я буду выглядеть лучше с лицом, раскрашенным, как у клоуна?

— Мазок тут и там мог бы прийтись кстати, — сказал он с откровенным лукавством в глазах. — У тебя какой-то бледный цвет лица. И то, как ты зачёсываешь волосы назад, тоже тебя не очень красит. Тебе следовало бы попросить Ласку показать, как надо закалывать волосы со всеми этими свободно болтающимися завитками.

— Должна сообщить тебе, что если бы Итта не оставила меня, мои волосы были бы причёсаны во много раз лучше, чем любая причёска Ласки, — парировала она. — Я просто не привыкла причёсывать их сама.

— Похоже на то, что ты также не привыкла гладить свою одежду, — напевно произнёс он с плохо скрываемой насмешкой. — Или это последний крик моды — разгуливать в платье, украшенном следами от горячего утюга?

— Даже опалённое, моё платье предпочтительнее тех безвкусных, которые носят здесь, — бросила в ответ Хетер. — К тому же, может быть, лучше появляться в таком месте в несколько потрёпанном виде, чтобы не привлекать излишнего внимания.

— Думаю, это зависит от вкуса. Мне, например, нравится это пурпурное платье, что на Блёстке, — заметил Морган, указывая на женщину с оборчатыми юбками, задранными выше колен, которая в этот момент уселась за пианино.

Хетер состроила гримасу.

— В самом деле! — насмешливо сказала она. — В этих ярко-жёлтых нижних юбках и плюмажем на голове она похожа на облинявшего попугая, который потерял перья в наиболее важных местах! Я смотрю, у вас отличный вкус, мистер Стоун.

Он сверкнул жуликоватой улыбкой.

— Я всё же утверждаю, что ты выглядела бы чертовски привлекательно в таком платье вместо этой блузки, застёгнутой до бровей, и юбки, волочащейся на три фута позади. Мужчинам нравится время от времени увидеть немного обнажённой кожи или кружев.

— Тогда вы должны находиться в состоянии настоящего экстаза, сэр, при виде всего этого мяса, выставляемого напоказ, — проворчала она. — Но я должна предупредить вас: когда долго пялят глаза, они остаются выпученными навсегда. Если будете таращиться, ваши глазные яблоки могут просто выпасть на пол.

— Я рискну, принцесса, — сказал он, хихикая.

— Мне очень хотелось бы, чтобы ты перестал называть меня так, — отрезала она. — Это меня раздражает и совсем не смешно.

Он пожал плечами, словно отстраняя её просьбу.

— Ты должна согласиться с тем, что это звучит гораздо лучше, чем милочка, как твой отец называет миссис Клэнси.

— Не могу сказать, что мне нравится, когда Ангус называет кого-нибудь милой помимо моей матери. Но вам-то какое до этого дело? — спросила Хетер.

Морган рассмеялся и решил посвятить её в шутку:

— Не милочка. Миличка, что на самом деле является одним из названий мула. Но раз это её устраивает, то и я помалкиваю.

Хетер чуть не задохнулась от внезапно охватившего её приступа смеха.

— О Боже! Интересно, понимает ли сам Ангус, с этим своим шотландским произношением, как он её называет?

— Вероятно, не понимает, — весело заметил Морган. — Но давай не будем говорить ему об этом. По крайней мере сейчас, ладно? Иначе мы лишимся удовольствия слышать это хотя бы время от времени.

Хетер с готовностью кивнула:

— Я согласна. Это будет нашей тайной шуткой.

— Я знал, что ты согласишься, — признался он, — так как у меня сложилось впечатление, что ты не испытываешь особых симпатий к этой даме.

— Это у меня происходит невольно, — призналась Хетер. — Мне просто кажется неправильным, что мой отец связан интимными отношениями с кем-либо помимо матери, независимо от того, насколько привлекательна или мила может быть эта особа.

Ранним ясным воскресным утром Хетер устало поднялась с постели и стала одеваться, чтобы отправиться в церковь. Хотя она не испытывала особого желания оказаться в толпе незнакомых людей, особенно после того как очень долго не могла уснуть предыдущей ночью из-за пьяного шума, доносившегося снизу, она решила всё же придерживаться многолетней привычки, сложившейся у них с матерью. По крайней мере, в церкви она должна наконец встретить соблюдающих правила приличия солидных и почтенных граждан, с которыми, как она надеялась, у неё много общего.

Думая так, она выбрала платье из светло-розовой парчи с длинными рукавами, украшенное рисунком из нежных бутонов роз и отороченное по лифу, рукавам и подолу элегантными кружевными оборками более яркого розового оттенка. Маленькие атласные складочки оттягивали юбку, собиравшуюся сзади в небольшой турнюр. С зонтиком, в перчатках, туфельках и шляпке под цвет платья она выглядела весьма привлекательно, хотя её огорчало то обстоятельство, что морщины на ткани не полностью разгладились, после того как платье повисело в шкафу. Гладить же его она не решалась из боязни сжечь, как она уже сожгла другое.

Пока она шла к церкви, ей не приходило в голову, что она одета слишком нарядно. Только усевшись, она с большим замешательством поняла, что мода в Додже несколько устарела по сравнению с Бостоном. — Из тридцати с небольшим женщин большинство были одеты намного проще, чем Хетер. Только у двух молодых женщин в одежде были использованы ткани пастельных тонов, и в глаза бросалось отсутствие украшений. Быстро оглядевшись, Хетер определила, что у неё одной был зонтик и шляпка и что единственными драгоценностями, украшавшими остальных дам, были обручальные кольца, скромные броши и часы, висящие у некоторых на шее. Таким образом, даже маленькие аметисты, поблёскивавшие у неё в ушах, и небольшая такая же подвеска на шее казались чрезмерными.

Почувствовав себя неловко, как будто она была розовым фламинго среди стаи крапивников, Хетер поспешила найти другое место, где она не так бросалась бы в глаза. Как назло, пастор в это утро выбрал для своей проповеди тему тщеславия. В течение его выступления Хетер чувствовала себя наглядным пособием, и время от времени взоры присутствовавших обращались к ней в молчаливом осуждении. К моменту окончания службы ей не терпелось убежать. Посещение церкви не принесло ей удовлетворения, покоя и новых знакомств, несмотря на её усилия.

Однако ей не удалось так легко убежать. Когда она проходила по заполненному людьми проходу, направляясь к двери, она услышала некоторые замечания, большинство которых, по её твёрдому убеждению, предназначалось для её ушей:

— Подумать только, так наряжаться в церковь! Ну и ну, куда катится мир!

— Послушай, Ада, может быть, на Востоке так принято? — предположила другая женщина.