И пошёл он взглянуть на Герку, чего он там делает, может, уже кой-чего сообразил или кое о чем догадываться начал…

Но, к огромнейшему удивлению деда Игнатия Савельевича, сразу сменившемуся полнейшей растерянностью, внука на месте не оказалось. Вот это да! Вот это новость! Вот это сюрприз! Куда он мог исчезнуть и, главное, почему? Неужели даже сидеть на травке ему и то лень? Неужели за короткий промежуток времени избалованность его ещё более возросла?!

Дед Игнатий Савельевич, как опытный охотник, пытался обнаружить хоть какие-нибудь следы, но на ярко-зелёной травке ничего такого не было.

«Может, вдруг образумился? — с малой надеждой подумал он. — А что? Взял да и сообразил тунеядник избалованный, что стыдно, в загородке, хотя и специальной, на виду у всего посёлка сидеть, а в музее экспонатом быть и того позорнее? Куда разумнее просто нормальным человеком попытаться стать!»

Мысль эта настолько увлекла его и обрадовала, что он поспешил заняться каким-нибудь делом, чтобы зря не волноваться. Чего-чего, а дел у Игнатия Савельевича всегда хватало.

А внук сейчас переживал, уважаемые читатели, можно сказать, обескураживающие его чувства.

Сначала Герка отказался заходить даже во двор соседнего дома, объяснил хмуро:

— Тут же тётя Ариадна Аркадьевна живёт. Ведь она принципиально не любит детей, а меня просто за человека не считает, всем доказывает, что её кот чуть ли не умнее меня.

Но эта милая Людмила за руку прямо-таки втащила упиравшегося Герку в дом, сказав, что тётечка ушла на рыбалку, провела его в комнату и торжественным тоном произнесла:

— Сейчас ты узнаешь обо мне самое главное.

Она вся как-то подтянулась, лицо у неё стало очень серьёзным, словно в один момент повзрослело; она порылась в рюкзаке, достала из него книгу, почему-то строго взглянула на Герку и — перед его глазами оказалась в её протянутой руке открытка с портретом Гагарина.

— Видишь? — таинственным шёпотом спросила эта милая Людмила. — Узнаешь, кто?

— Конечно, — сразу пересохшим от волнения голосом выговорил Герка, почувствовав, что в сердце его закрадывается пока ещё непонятная зависть, и спросил: — Ну и что?

— Что?! — с нескрываемой гордостью спросила эта милая Людмила и показала обратную сторону открытки.

Там было: Гагарин.

— Мне лично надписал первый космонавт в мире Юрий Алексеевич Гагарин, — совсем тихо и даже чуть немного виновато прошептала эта милая Людмила, полюбовалась портретом, бережно вложила его в книгу, а книгу осторожно спрятала обратно в рюкзак. — Рассказать?

Сердце у Герки опустилось куда-то вниз, он слушал, временами едва сдерживая желание жалобно крикнуть «Врёшь, врёшь, честное слово, врёшь!», а потом слушал со светлой завистью и почти нежным уважением к этой маленькой, всё-таки странной, не похожей на других девочке…

…В Москве на Выставке достижений народного хозяйства эта милая Людмила (тогда ещё просто — Людмила) пришла с родителями в павильон «Космос».

Там оказалось много посетителей, чувствовалось, что они взволнованы, что никто и не собирался уходить, и отовсюду слышался шёпот:

— Гагарин… Гагарин… Гагарин…

А Людмила только что купила в киоске открытку с портретом первого в мире космонавта.

Вдруг все посетители павильона почти одновременно повернулись в одну сторону — там появился он, Гагарин, точно такой же, как на портрете у Людмилы, совсем простой, улыбающийся сразу всем (или каждому казалось, что именно ему и улыбается Гагарин).

Значит, улыбнулся он и Людмиле.

И ещё никто не успел до конца поверить, что это он, он самый, как Людмила бросилась к нему, да так стремительно, что едва не столкнулась с ним, и громко сказала, почти крикнула от волнения:

— Здравствуйте, Юрий Алексеевич! Как замечательно, что я вас встретила!

Не буду утверждать, уважаемые читатели, что всем посетителям павильона «Космос» это понравилось и что все они радостно рассмеялись. Нет, нет! Кое-кто и заворчал недовольно: ишь какая нашлась, выскочка!

Зато Гагарин нисколько не удивился, ответил весело:

— Здравствуй. И я рад тебя видеть. — Он обернулся к вышедшим вместе с ним друзьям-космонавтам. — Симпатичная девочка, правда?.. Тебя как звать?

— Людмила.

— Жаль, милая Людмила, что у меня нет с собой своего портрета…

— Так у меня есть, есть, есть! Вот, пожалуйста! — радостно и опять же слишком уж громко сказала, почти крикнула Людмила, и теперь все вокруг рассмеялись.

Гагарин взял открытку, расписался на обороте, проговорил серьёзно:

— Желаю тебе, милая Людмила, счастья, здоровья и, конечно, отличной учебы. Кстати, как ты учишься?

— Я отличница.

— Значит, я не ошибся. Ты действительно милая Людмила. А то было бы просто очень обидно надписать свой портрет какой-нибудь троечнице. До свиданья.

И Гагарин оглянулся вокруг со знакомой всему миру улыбкой и вышел из павильона впереди своих друзей-космонавтов.

Людмила (отныне — уже милая Людмила) стояла и смотрела вслед широко раскрытыми от изумления и счастья большими чёрными глазами. А все глядели на эту маленькую девочку с радостью за неё и, честно говоря, с завистью.

И все молчали.

Первым опомнился папа, взял дочь за руку и вывел из павильона.

— Я сегодня никуда больше не пойду, — прошептала она, — у меня сегодня такое счастье… даже не верится… я запомню это на всю жизнь…

…Когда она кончила рассказывать, большие чёрные глаза её блестели. Она проговорила:

— Я запомнила каждое его слово на всю жизнь. Не подумай, пожалуйста, Герман, что я хвастаюсь. Совсем наоборот. Просто я сама себе напоминаю, что надо быть достойной слов Юрия Алексеевича, — тихо отчеканила она. — Тогда, в тот день, я со страхом думала, прямо с ужасом думала, а что бы я ответила первому в мире космонавту, если бы не была отличницей?! Ведь со стыда можно было бы умереть, будь я троечницей!.. В школе мы открыли космический кабинет имени Гагарина… Когда он погиб… ты не представляешь, Герман, что со мной было… я даже не смотрела похороны по телевидению… не могла…

У неё было такое печальное лицо, что в Геркином сердце впервые в жизни возникла боль от острого желания и неумения утешить.

— Ты… ты… — прошептал он, — гордись…

— Гордись… — Эта милая Людмила горько усмехнулась. — Вот как раз гордиться-то я и не собираюсь. Нечем мне ещё гордиться. Просто я решила, что должна, обязана оправдать слова Юрия Алексеевича, вырасти настоящим человеком и посвятить себя, всю свою жизнь участию в освоении Космоса.

— А… а… — Герка от удивления долго стоял с широко раскрытым ртом. — А как ты Космосом-то… осваивать-то ты как его будешь?

— Во-первых, буду отлично учиться, — спокойно и деловито, с внутренним достоинством объяснила эта милая Людмила. — Во-вторых, я регулярно занимаюсь спортом. В-третьих, я всё стараюсь делать для того, чтобы вырасти настоящим человеком. Конечно, у меня далеко не всё получается, но я стараюсь… Когда подрасту, поступлю в авиационное училище. А затем… а потом… — Она подняла вверх задумчивый взгляд и твёрдо закончила: — Затем я поступлю в отряд космонавтов.

— Ну да! — вырвалось у Герки с недоверием и завистью. — Так там тебя и ждут!

Эта милая Людмила усмехнулась очень насмешливо и снисходительно и, с явной жалостью посмотрев на Герку, сказала:

— Не в том дело, ждут или не ждут. И даже не в том дело, примут меня или не примут. Главное, что у меня есть цель в жизни, а у тебя нет. Ты живёшь шаляй-валяй, ни о чем серьёзном не думаешь, а я готовлюсь к своему будущему. Можешь опять утверждать, что я хвастаюсь. Но ведь я говорю не о том, что я будто бы чего-то уже добилась, а всего лишь о своих стремлениях.

Ничего не ответил Герка, хотя бы и мог возразить, да ещё как! Например, если тебе повезло и первый в мире космонавт расписался на твоей открытке, случайно расписался, то это ещё вовсе ничего не значит. А то, что ты ни с того ни с сего вдруг вообразила, что будешь космонавткой, так это мы ещё посмотрим… Без конца хвастается, что она отличница… У девчонок это часто бывает… Спортом, видите ли, занимается… Да с таким малюсеньким ростиком, как у тебя, сколько спортом ни занимайся, всё равно меньше всех будешь… Будущая женщина… Цель жизни, стремления какие-то… Просто слов много выучила!.. А как я живу, не твое дело. Мне нравится, даже очень нравится, как я живу.