Джанбаз, как только услышал такие мучительно-жгучие речи, опаляющие сердце, эти отчаянные стоны, выронил из рук меч сознания, чело его омрачилось, и он остановился огорченный и пораженный. Родники очей стали извергать фонтаны слез, и он проговорил, рыдая и стеная:

– Есть ли на свете хитрость или средство, благодаря которым ты вернулась бы к себе и в то же время охраняла бы падишаха, как вещая птица Хумай?

– Это возможно при условии, что ты заколешь, как Исмаила,[89] кого-нибудь из родных: или сына, или жену, или дочь, на челе которых начертаны приметы счастья, и принесешь в жертву за жизнь падишаха, – ответила женщина. – И тогда падишах проживет еще столько, сколько осталось жить принесенному в жертву.

Получив такой ответ, Джанбаз тотчас вернулся к себе и рассказал родным о том, что случилось, и тем самым подал им весть, что цветок жизни падишаха расцветет вновь, что бутон его счастья распустится снова. А падишах видел все это собственными глазами. Они, взволнованные и полные рвения, выступили вперед, в каждом из них проступала радость и гордость, и каждый говорил:

– Я принесу себя в жертву за шаха! Погибну! Нечего тут страшиться! Пусть сто наших жизней будут жертвой за один волосок падишаха! Какое счастье может сравниться с этим, какой удел равен тому, чтобы ушедшая жизнь властелина возвратилась назад и продлилась благодаря нашим жизням? Этот подвиг восхвалят потомки, наш род будет гордиться этим и прославится верностью и благодарностью благодетелю. Мы же обретем сан мучеников. Ведь человек в конечном итоге смертен, основа его – лишь вода и прах.[90] И всем придется когда-нибудь испить чашу небытия. В конечном итоге чаша ведь переполнится.

И так каждый из них рвался принести себя в жертву, стараясь превзойти другого и продлить жизнь повелителя. И, наконец, все вчетвером выступили вперед со словами:

– Это пустяк – отдать жизнь в жертву за падишаха!

Сначала сын Джанбаза как бы пожертвовал головой и сказал:

– Вот моя голова и меч. Делай все, что пожелаешь.

Затем дочь согласилась расстаться с жизнью, а затем и жена присоединилась к ним. Джанбаз, видя такую самоотверженность жены и детей, приставил к шее меч, подобный молнии, чтобы лишить себя жизни, как вдруг из степи раздался голос:

– О преданный муж! Не спеши, не пускай меча в ход, не окропляй своей пречистой кровью безжалостный кинжал, ибо твоя жертва принята. Во имя преданности и самопожертвования, которые ты явил, не пожалев ради своего благодетеля жены, сына и дочери, к сроку жизни падишаха прибавлено еще много лет. Пусть твои родные вновь облачатся в одеяния бытия и пусть жизнь их продлится.

После этого голос умолк, а семья Джанбаза осталась в целости и сохранности. А олицетворение жизни падишаха, подобного которому еще никто не видел, исчезло и скрылось, словно дух. Джанбаз же тотчас вернулся на свое место.

А падишах меж тем тоже воротился и стоял в своем величественном дворце, дожидаясь появления Джанбаза. И вот падишах вопросил его:

– Ну, Джанбаз! Что ты видел? Что за песни слыхал?

– Да продлится жизнь падишаха, – отвечал Джанбаз, – это была добрая весть. Я увидел красивую и пленительную женщину, которая разгневалась на мужа и ушла прочь. Я, твой нижайший раб, примирил их, и она вернулась в свой дом. Более ничего примечательного не было. Падишаху не о чем тужить, нет нужды задумываться о тех песнях. Ему подобает счастливо восседать на троне желаний и престоле благоденствия.

На другой день, когда властелин звезд взошел на изумрудный престол на востоке, словно светоч жизни падишаха Хузистана, звезда пребывания его в этом мире, повелитель устроил прием на ковре владычества в тронном зале счастья. Он удостоил везиров, избранных надимов, мудрецов и философов державы чести облобызать прах у своих ног, а потом рассказал о верности и преданности своего слуги, в которых убедился воочию. Он назначил его своим ближайшим помощником, осчастливил, возведя из положения слуги в наивысший сан, отдав ему предпочтение перед всеми вельможами и великими мужами державы, от души и сердца одобрив его преданность и верность.

Все это было наградой за то, что Джанбаз и душу и сердце – властелинов в царстве тела, главных в державе плоти – не пожалел принести в жертву, за то, что готов был пожертвовать женой и детьми, самыми любимыми и дорогими существами, ради своего господина. И поскольку у него были добрые помыслы, и он справился со своими обязанностями благодаря добронравию, то, конечно, всевышний не дал погибнуть его жене и детям в вознаграждение за его добродетели. Бог прибавил жизни его повелителю, оставил в живых членов его семьи, и он обрел долю в обоих мирах и был вознагражден. А после того он ласкал локоны красавиц и вкушал сполна наслаждение из рубиновых уст прекрасных дев, и к нему полностью применим аят:[91] «Никогда не обретете вы благочестия, пока не станете расходовать из того, что вы любите»,[92] и он всегда помнил эти стихи:

И попугай закончил так:

– О Мах-Шакар! Берегись. Что ты скажешь о мужестве и благородстве Джанбаза и его семьи? Кто из четырех благороднее? Кому из них отдать предпочтение?

Мах-Шакар раздумывала над ответом на вопрос попугая, когда утренний рассвет, словно ее светлый лик, озарил мрак мира, а лучезарное солнце засияло, словно ее прекрасное лицо.

На третью ночь, когда золотой лик солнца укрылся на западе, когда из кумирни на востоке извлекли серебряное изображение луны, Мах-Шакар украсила себя драгоценностями, словно идола Азара,[93] нацепила на свои точеные серебряные лодыжки золотые украшения, готовясь отправиться на свидание с возлюбленным, подошла к попугаю и заговорила красноречиво и находчиво, прося его погадать и подать благую весть, ибо всякому, кто приступает к какому-либо важному делу и серьезному начинанию, сперва надо узнать веление звезд, согласно выражению «Мы погадали тебе по тому, что рекли твои уста»,[94] а потом уж действовать.

Попугай-златоуст, видя ристалище слова свободным, тотчас пустил вскачь коня своего разума, дабы чоуганом хитрости загнать мяч страсти луноликой красавицы в тупик запрета, и сказал:

– Ныне самое благословенное время, благоприятный день и удачный час, пора покоя, ибо око счастья бодрствует, а глаза стража дремлют. Глаза счастья открыты, а смута дремлет.

Чего же ради медлить и проявлять лень в достижении желания в столь удобный час и благоприятное время? Может быть, ты сомневаешься в его чувстве и верности или подозреваешь его в нарушении клятвы? Я не знаю, любит ли он тебя так же сильно, стремится ли он к тебе в той же мере, как ты любишь его, предана ему душой и сердцем. Кто знает, ведомо ли ему такое же горение страсти и томление любви, или же он просто притворяется. Ведь говорят же великие мужи: «Многие люди склонны к легкомысленным чувствам и говорят о любви только ради преходящей чувственной страсти». Такие люди, стоит им лишь увидеть красавицу, тотчас влюбляются в нее и устремляются за ней. Так и случилось с юношей из Нишапура, который недолго был влюблен в прекрасную девушку, а потом вдруг отдал сердце другой.