Он не пошел к себе, а присел на угол стола Данглара и бросил смятый стаканчик в урну.
– Данглар, у меня внутри поселилось насекомое.
– Да? – Данглар осторожничал, не зная, чего ждать.
– То воскресенье, двадцать шестого октября, – медленно продолжил Адамберг, – помните тот вечер, комиссар, когда вы обозвали меня законченным кретином?
Капитан кивнул: он был готов к столкновению. Похоже, Адамберг собрался вывалить ему на голову мешок с дерьмом, как говорили в ККЖ, и очень тяжелый мешок. Но разговор принял совсем другой оборот. Комиссар, как обычно, застал его врасплох.
– В тот вечер я наткнулся на ветку на тропе. Удар был резким и сильным. Вы это знаете.
Данглар снова кивнул. Синяк на лбу, намазанный желтым снадобьем Жинетты, был все еще хорошо заметен.
– Но вы не знаете, что после нашего разговора я пошел прямо в «Шлюз» с намерением напиться. Чем старательно и занимался, пока крепыш бармен не выкинул меня на улицу. Я достал его рассказами о бабушке.
Данглар в очередной раз кивнул, не понимая, к чему ведет Адамберг.
– Выйдя на тропу, я шатался от дерева к дереву, вот и не смог увернуться от ветки.
– Понимаю.
– Не знаете вы и того, что столкновение произошло в одиннадцать вечера, не позднее. Я прошел около половины пути, возможно, был недалеко от делянки. Там, где выращивают маленькие клены.
– Ясно, – сказал Данглар, ни за что на свете не потащившийся бы по этой дикой и грязной тропинке.
– Очнувшись, я дотащился до здания. Сказал охраннику, что произошла потасовка между полицейскими и бандитами.
– Что вас смущает? Пьянка?
Адамберг медленно покачал головой.
– Вам не известно, что между веткой и пробуждением прошло два с половиной часа. Охранник сказал мне время. Два с половиной часа на дорогу, которую при нормальных обстоятельствах я одолел бы за полчаса.
– Так, – бесцветным голосом произнес Данглар. – Маршрут оказался непростым.
Адамберг наклонился к нему.
– И я ничего об этом не помню, – отчеканил он. – Ничего. Ни картинки, ни звука. Два с половиной часа на тропе, и я о них ничего не знаю. Абсолютный пробел. А ведь было минус двенадцать. Я не мог оставаться без сознания два часа, я бы замерз.
– Шок, – предположил Данглар. – Ветка.
– Травмы черепа не было. Жинетта проверяла.
– Алкоголь? – мягко предположил капитан.
– Разумеется. Потому я у вас и консультируюсь.
Данглар выпрямился: игра перешла на его поле, ссоры, слава богу, удалось избежать.
– Что вы пили? Можете вспомнить?
– Я помню все, что было до ветки. Три виски, четыре бокала вина и хорошая порция коньяку.
– Недурная смесь и количество серьезное. Но не смертельное. Правда, ваш организм к такому не привык, надо это учесть. Какие симптомы были у вас вечером и на следующий день?
– Ватные ноги. После столкновения с веткой. Голову сжимало как обручем, рвало, несло, вело, далее по списку…
Капитан поморщился.
– Что вас смущает, Данглар?
– Синяк. Мне никогда не случалось нажраться и одновременно получить удар по голове. Вы повредили лоб и потеряли сознание, так что в алкогольной амнезии нет ничего удивительного. Вы вполне могли эти два часа мотаться взад-вперед по тропе.
– Два с половиной, – поправил Адамберг. – Разумеется, я ходил. Но когда очнулся, снова лежал на земле.
– Ходил, падал, шатался. Мы подбирали достаточно пьяных, которые внезапно отключались.
– Я знаю, Данглар. Но это меня беспокоит.
– Понимаю. Даже мне, а я – Бог свидетель – имел такой опыт, не понравились бы выпавшие из жизни часы. Я всегда спрашивал собутыльников, что делал и что говорил. Но, если пил один, как вы в тот вечер, и никто не мог ничего мне рассказать, долго приходил в себя от такого «выпадения».
– Правда?
– Правда. Кажется, что пропустил несколько ступенек жизни. Чувствуешь себя ограбленным.
– Спасибо, Данглар, спасибо за помощь.
Стопка дел медленно уменьшалась. Адамберг надеялся, что, если посидит в выходные, к понедельнику крепко возьмет в руки и отдел и трезубец. Происшествие на тропинке вызвало у него необъяснимое желание срочно разделаться со старинным недругом, чья тень нависала над всей его жизнью, включая следы от медвежьих когтей, безобидное озеро, рыбу и банальную пьянку. Трезубец цеплялся за все трещины в его броне. Внезапно он вскочил и вернулся в кабинет своего заместителя.
– Данглар, а если я надрался как свинья не для того, чтобы забыть судью или молодого отца? – спросил он, сознательно исключив Ноэллу из списка раздражителей. – А если все началось в тот момент, когда Трезубец восстал из могилы? А если я надрался, чтобы пережить все, что пережил мой брат: выпивка, лесная тропинка, амнезия? По аналогии? Чтобы найти к нему дорогу?
Голос Адамберга срывался.
– Почему бы и нет? – уклончиво ответил Данглар. – Желание слиться с ним, встретиться, пройти след в след. Но это ничего не меняет в событиях той ночи. Уберите их на полочку с табличкой «пьянка и рвота» и забудьте.
– Нет, Данглар, мне кажется, это все меняет. Река прорвала плотину, и лодку смыло потоком. Мне надо отдаться течению и совладать с ним прежде, чем оно меня утащит невесть куда. А потом заткнуть пробоину и вычерпать воду.
Еще долгих две минуты Адамберг стоял, не говоря ни слова и размышляя под озабоченным взглядом Данглара, потом медленным шагом отправился в свой кабинет. Фюльжанс «во плоти» отсутствовал, но он знал, откуда следует начать.
В час ночи Адамберга разбудил звонок Брезийона.
– Комиссар, у квебекцев принято забывать о разнице во времени, когда они нам звонят?
– Что случилось? Фавр? – спросил Адамберг. Он просыпался так же быстро, как и засыпал, будто не ощущал границы между сном и реальностью.
– О Фавре и речи нет! – крикнул Брезийон. – Завтра вы садитесь в самолет, вылетающий в шестнадцать пятьдесят. Собирайте шмотки и вперед!
– Куда я лечу, господин окружной комиссар? – спокойно спросил Адамберг.
– А как вы думаете? В Монреаль, черт возьми! Мне только что звонил суперинтендант Легалите.
– Лалиберте, – поправил Адамберг.
– Плевать. У них убийство, и им нужны вы. У нас нет выбора.
– Простите, я не понимаю. Мы там не занимались убийствами – только генетическими отпечатками. Лалиберте не новичок, у него это не первое убийство.
– Не первое, но вы ему нужны впервые, черт побери!
– С каких это пор парижская полиция занимается квебекскими убийствами?
– А с тех самых, как они получили анонимное письмо. Жертва – француженка и связана с каким-то делом, которым вы там занимались. Короче, есть связь, и им нужны ваши знания.
– Черт возьми, – занервничал Адамберг, – пусть пришлют рапорт, и я отсюда предоставлю им нужные сведения. Не собираюсь всю жизнь летать туда-сюда.
– Я так и сказал Легалите, представьте себе. Но ничего не поделаешь, им нужны ваши глаза. Он не отстает. Хочет, чтобы вы увидели жертву.
– Не может быть и речи. Здесь полно работы. Пусть суперинтендант пришлет мне досье.
– Слушайте, Адамберг, повторяю: ни у вас, ни у меня нет выбора. Министерству пришлось постараться, чтобы они согласились на вашу стажировку. Мы их должники. У нас нет выбора. Понимаете? Завтра вы летите. Но я предупредил Легалите, что вас будет сопровождать Ретанкур.
– Не стоит, я вполне дееспособен.
– Не сомневаюсь. Но вас будут сопровождать.
– То есть эскортировать?
– А почему нет? Мне говорили, что вы гоняетесь за мертвецом, комиссар.
– Так и есть… – Адамберг понизил голос.
– Вот видите. У меня в Страсбурге есть хороший друг, который сообщил мне о ваших выходках. Помните, я советовал вам ходить по струнке?
– Ладно. А Ретанкур будет следить за моими передвижениями? Я еду по приказу и под контролем, так?
Брезийон сбавил тон.
– Вернее будет сказать – под защитой.
– Мотив?
– Я не отпускаю своих людей поодиночке.
– Тогда дайте мне кого-нибудь другого. Данглара.