Конкэннон несколько секунд лежал лицом вниз, переводя дух, потом приподнялся на локте, встал на колени и еще несколько раз ударил врага револьвером.
Откуда-то с холма доносился голос второго:
— Что там такое? Тюрк, ты в порядке?
Тюрк был не в порядке. Над левым ухом у него была огромная ссадина, из которой текла кровь, заливавшая лицо. Конкэннон подполз к нему, вытащил его «Кольт» из кобуры и толкнул его стволом.
— Эй, проснись, есть разговор.
Не обращая внимания на призывы Кроя, Конкэннон ухватил Тюрка за шиворот и затащил за каменистый выступ. Это отняло у него почти все силы, и он в изнеможении прислонился к глиняному бугру. Он поискал глазами ружье, но не нашел, и снова ткнул своего пленника «Кольтом».
— Тюрк, тебя зовет твой дружок. Пора тебе отозваться.
Тюрк открыл один глаз, повернулся на спину и с ненавистью посмотрел на Конкэннона. Рука его быстро ощупала пустую кобуру. Конкэннон с улыбкой показал ему «Кольт».
У Тюрка были рыжие волосы, голубые глаза и такая белая кожа, что ее обжигало даже слабое октябрьское солнце. Конкэннон мог бы угадать его имя с первого взгляда: почти все рыжие из западных областей Чикаго носили такое имя.
— Тюрк, — строго сказал Конкэннон, помахивая револьвером, — окликни своего друга и скажи, чтоб стоял на месте.
Тюрк в бешенстве плюнул на землю, но решил подчиниться.
— Оставайся на месте, Крой! Он меня поймал…
Конкэннон улыбнулся:
— Так-то лучше. А теперь я тебя кое-о-чем спрошу. Кто ты? Почему ты выбрал такой сложный способ убить меня? Тогда, в Оклахома-Сити, тебе было гораздо проще это сделать.
Тюрк посмотрел на него с горькой злобой.
— Если б была на то моя воля — убил бы тогда.
Тут Тюрк сообразил, что сболтнул лишнее, стиснул зубы и покосился на Конкэннона. Тот пожал плечами.
— М-да, Тюрк, вы упустили хорошую возможность… Но почему? Кто отговорил? Крой?
Тюрк снова плюнул, выразив таким образом свое отношение к последнему предположению.
— Тогда кто-то другой, — продолжал Конкэннон. — Может быть, главарь банды, которая ограбила поезд?
— Ты зря теряешь время, Конкэннон.
— Эйб Миллер, специалист по нитроглицерину?
Тюрк хмыкнул. Крой снова принялся что-то кричать, но Конкэннон не обращал на это внимания.
— Настало время проявить благоразумие, Тюрк. Железнодорожная компания знала, что Эйб Миллер заодно с бандитами. Теперь мы вас вывели на чистую воду. Это начало конца. Так что хватит корчить из себя героя; прояви благоразумие, Тюрк, пока есть возможность.
Тюрк сделал вид, что скучает, и зевнул. Конкэннон не унимался:
— Железнодорожники хотят вернуть деньги. Если вы им поможете, то не исключено вознаграждение.
Тюрк вытер окровавленное лицо рукавом и не проронил ни единого слова.
— Кто вас надоумил устроить мне засаду? — спросил Конкэннон. — Кто-то ведь должен был вам сказать, что я ищу Миллера!
Преступник злобно смотрел куда-то вдаль. Вопросы Конкэннона вызывали у него не больше реакции, чем у глухонемого. Конкэннон попытался вспомнить, кто знал о его поездке на землю криков. Лили? Он уже забыл, говорил ли ей об этом. Атена Аллард? Разве что она…
Конкэннон вдруг осознал, что на холме стало тихо: Крой, видимо, спускался к ним.
— Скажи своему приятелю, чтоб стоял на месте, иначе я тебя убью, — проговорил Конкэннон, бросая на Тюрка быстрый взгляд.
— Думаешь, он станет горько плакать? Да он будет только рад этому — больше денег останется! — усмехнулся Тюрк.
— Что ж, хорошо…
Конкэннон прицелился в преступника и положил палец на спусковой крючок. Секунду Тюрк крепился, затем струсил.
— Крой, — хрипло крикнул он, — если ты подойдешь, он меня убьет!
Оба прислушались. Наверху было тихо.
— Видишь, — сухо сказал Конкэннон, — дружба в этом грешном мире еще существует.
— Дружба! — презрительно прошипел Тюрк. — Он просто понимает, что вдвоем мы с тобой быстрее справимся.
Конкэннон убрал палец со спускового крючка.
— Ну, и что дальше? Ты надеешься получить свою долю?
Тюрк бешено сверкнул глазами, и Конкэннон отметил про себя несомненный факт: награбленное еще не разделили. И, возможно, по той причине, что банда находилась еще в окрестностях Оклахома-Сити.
Солнце медленно опускалось за лесистые холмы земли криков. Наступали сероватые сумерки. Невысоко в воздухе стремительно носились летучие мыши. Но это вечернее спокойствие было обманчивым: ведь где-то недалеко затаился Крой.
Конкэннон посмотрел на мертвого коня. Он хорошо понимал, кому придется оплатить ущерб, нанесенный хозяевам конюшни. Ему предстояло отдать месячное жалованье, получив в обмен мертвого мерина, несколько ушибов, царапин и порванную одежду.
Он внезапно вспомнил Рэя Алларда — красивого веселого парня, любимца всех девчонок из дансингов, первоклассного полицейского, чья храбрость граничила с безрассудством. Рэй был отличным напарником: живым доказательством служил сам Конкэннон.
Женитьба Рэя в свое время рассмешила его. Конкэннон решил тогда, что его наверняка окрутила какая-нибудь танцовщица, он не ожидал увидеть в доме Рэя такую жену, как Атена. Что она в нем нашла? Скорее всего, то же самое, что находили в нем девчонки из дансингов. Эта мысль показалась Конкэннону неприятной.
Тюрк смотрел на него, стараясь улучить момент, когда Конкэннон ослабит внимание, но тот заметил это.
— Сиди спокойно. Можешь помолиться на всякий случай.
Небо из серого превратилось в темно-синее. Крой не подавал признаков жизни.
Конкэннон стал думать об Атене Аллард. Его неотступно преследовало лицо женщины, ее прямой детский взгляд. В нем таились горечь, страх, чувство пустоты. Она не умела скрывать свое настроение, не владела искусством обмана… Поэтому Конкэннон понимал, что никакой надежды у него нет. Встречая ее взгляд, он тут же видел, что она думает о нем: он был для нее лишь средством реабилитировать мужа. Инструментом, который выбрасывают после употребления…
Конкэннон сознавал все это, но ничего не мог с собой поделать. При мысли о ней он глупел на глазах. Ему было стыдно за себя, но выхода из положения он не видел…
Тюрк наблюдал за ним все внимательнее. В какое-то мгновение он заметил, что глаза Конкэннона рассеянно смотрят в никуда. Тюрку было неинтересно, о чем он думает. Ему нужно было во что бы то ни стало выбрать момент, чтобы прыгнуть и завладеть «Кольтом».
И он решился. Но сегодня ему не везло. Конкэннон мгновенно вышел из задумчивого оцепенения и обрушил рукоятку револьвера на голову нападавшего. Тот упал как подкошенный и уткнулся лицом в камни. Конкэннон встал на одно колено рядом с ним и приложил палец к артерии на его шее. Пульс был на месте. Конкэннон сунул «Кольт» за пояс и напряг слух. «Где же ты, Крой? Сидишь наверху? Или решил обойти меня сбоку?»
— Крой, не хочешь ли посмотреть, что стало с твоим коллегой? — крикнул он.
Ответа не последовало.
Конкэннон взглянул на человека, лежавшего у его ног. Он не чувствовал жалости: напротив, теперь он считал себя отмщенным за случай в переулке. «Может быть, и мне когда-нибудь придется пожалеть о том, что не убил тебя сразу», — подумал он и стал ползком удаляться от холма.
Конкэннон не помнил, как провел ночь. Ему казалось, что он прошел многие километры, продираясь сквозь кусты вереска и высокую сухую траву. Один раз ему послышалось конское ржание. По-видимому, Крой привел своего сообщника в чувство, и они вновь принялись за дело, пусть даже с опозданием и с некоторыми повреждениями…
Конкэннон понимал, что и сам находится в незавидном положении — без лошади, в центре территории криков, преследуемый двумя всадниками-убийцами.
Он добрался до реки, которую заметил перед самым нападением Кроя и Тюрка. Слишком обессиленный, чтобы обращать внимание на треск ломающихся веток, он пролез сквозь прибрежные кусты, упал у самой воды, жадно напился и стал ждать, пока успокоится бешено бьющееся сердце. Ему стало совестно, что он проклинал мерина за костлявую спину: теперь он уже думал о нем как о старом добром друге. Но мертвый друг больше не мог ему помочь…