Всего пятьсот космических десантников…

— Когда вы поняли, что вас предали?

Экене вздохнул, прежде чем ответил:

— Не потребовалось много времени.

— Гарганты, — вклинился в разговор Кинерик. — Они были готовы.

Горькая усмешка Дубаку прозвучала резко как выстрел:

— Если бы только это, то мы смогли бы пробиться, а не были бы перебиты. Возможно, даже сумели бы победить, хотя и полегли бы все.

Ещё сильнее помрачнев, он продолжил, ведя рассказ к неизбежной развязке. Гарганты не спали — они ждали. Жара в ущелье была из-за работавших глубоко в животах титанов твёрдотопливных двигателей. Раздался лязг механизмов, заглушив грохот болтеров и треск стрелкового оружия орков. Это лавина перемолотого угля и мусора посыпалась в топки гаргантов. Протестующе заскрипели суставы огромных орудий, и земля задрожала от первых шагов пробудившихся исполинов.

Золотистые танки Львов яростно устремили в небеса лазерные разряды, взрывая тонкие щиты и пробивая корпуса возвышавшихся военных машин. Военные вожди выкрикивали приказы, управляя воинами даже в пылу битвы: указывая, где нужно атаковать, где прорвать строй орков, куда двигаться для защиты танковых батальонов от вражеской пехоты.

Моё сердце воспарило от этих слов. Даже после пробуждения гаргантов Экене и его братья — уцелевшая половина благородного ордена — сражались, стремясь победить. Они бы зачистили ущелье ценой собственных жизней. Сам Дорн мог бы стоять рядом с ними в тот день.

Но всё изменилось. Когда Дубаку рассказывал о последнем повороте судьбы, Кинерик подался вперёд в тесном кресле, с трудом веря в услышанное.

Засада перешла в следующую стадию. Из земли выскочили зелёнокожие — целые орды изливались из укрытий в стенах каньона и в скалистом грунте. Взревели тысячи орков, а над ними развевались украшенные клыками военные баннеры и знамёна, которые они захватили в прошлых битвах с Небесными Львами. Эта новая армия заполонила ущелье подобно песку в песочных часах, перекрывая все возможности отойти и исключая малейшие шансы на победу.

— Они знали, что мы придём, — сказал Экене. — Разве есть иная причина, почему они укрыли целые кланы под скалами, ожидая атаки? Они знали, что мы придём. Их вожаком был зверь в металлической броне — самый большой зелёнокожий, которого мы когда-то видели. Он пожирал трупы: и своих и наших. Капитан Вуларакх вонзил меч Дже’хара в брюхо твари — три метра вонючих кишок вывалились наружу. И никакого эффекта. Мы сражались и отступали, но знали, что нас предали.

Тут нечего было возразить. Предатель как-то сумел предупредить орков, и те извлекли максимальную пользу из засады. Пятьсот космических десантников могли захватить звёздную систему. В Манхейме они едва смогли спастись. Было трудно вообразить какое море зелёнокожей плоти нужно, чтобы вырезать столь много лучших воинов человечества, но я всего несколько месяцев назад видел океан ксеносов, который затопил равнины вокруг Хельсрича и хлынул на его стены, а потому мог представить произошедшее вполне точно.

— Это ещё не всё, — мрачно усмехнулся Дубаку. — Со стен каньона вели убийственно меткий снайперский огонь. Я говорю не о пулях, которые с грохотом вылетают из оружия зелёнокожих. Я знаю, как сражается этот вид ксеносов, реклюзиарх. Это были смертоносно точные лазерные винтовки, пробивавшие сверху шлемы наших офицеров. Военному вождю Дакембе попали в горло. Охотник за душами Азадах стоял на расстоянии вытянутой руки от меня. Прежде чем он успел использовать свои силы, ему раскололи череп двумя лазерными разрядами с разных сторон.

— Говорящих с мёртвыми, военных вождей, охотников за душами… даже вожаков прайда выкашивали слишком метким и эффективным для орков огнём.

Экене замолчал и я понял по его глазам, что он больше не видит транспортный отсек «Громового ястреба». Он видит, как его братья гибнут в Манхейме — одним грубые металлические клинки пробивают керамит, других разряды раскалённой добела лазерной энергии повергают в ущелье.

— Четыре часа ушло, чтобы выбраться. Мы прорубили дорогу назад, оставив позади себя множество подбитых танков, убитых братьев и трупов забитых ксеносов. Геносемя половины ордена гниёт на дне каньона, несобранное апотекариями и осквернённое тысячами врагов, которых мы не смогли убить. Мы сбежали, — он выплюнул это слово, словно проклятье, — с поля боя. Самая доблестная битва Небесных Львов в истории ордена — вот чем было это отступление. Никогда раньше мы не сражались против настолько превосходящих сил врага. Последние из нас прорубились из окружения, вытащили братьев из шторма клинков и направились в крепость. Зелёнокожие преследовали нас по пятам.

— Крепость пала, — тихо сказал я.

— Это подразумевает, что у нас был шанс защитить её, — покачал головой вожак прайда. — Ксеносы ворвались туда раньше, чем подошло большинство уцелевших братьев. Нам пришлось биться за то, чтобы выбраться из собственной захваченной крепости. И даже тогда на каждый улетевший десантно-штурмовой корабль приходилось два сбитых в пламени.

— Трон Императора, — тихо выругался Кинерик.

Дубаку кивнул:

— Выжившие вернулись в Вулкан. К вечеру у нас оставалось три офицера. Три офицера старше по званию вожака прайда. Вестник смерти Юлкхара, который называл вас братом, реклюзиарх; военный вождь Вакемби, последний капитан; и хранитель жизни Кей-Тукх, наш последний апотекарий. Будущее ордена зависело от его умений. И вы догадываетесь, что стало последним ударом, реклюзиарх? Последней сценой спектакля позора и предательства?

Мне нужны факты, а не собственные предположения.

— Скажи, — произнёс я.

Экене улыбнулся:

— За городскими стенами мы разместились на плохо освещённом недействующем литейном заводе, оставшиеся воины патрулировали рокритовый периметр. Кей-Тукх не пережил и первой ночи. Мы нашли его на рассвете сгорбившимся рядом с последним «Лэндрейдером» — апотекарию попали в глазную линзу. Геносемя, которое у него было, исчезло. И он больше не сможет ничего собрать. Итак, теперь вы видите всю тяжесть нашего положения, реклюзиарх. Мы лишились флота, склада оружия, офицеров и почти утратили надежду восстановить орден. После позорного отступления мы даже не можем цепляться за гордость. Всё что у нас осталось — правда. Мы должны продержаться как можно дольше, чтобы рассказать её. Империум должен знать, что здесь произошло.

Я хотел сказать ему, что Империум будет знать. Я хотел убедить его, что гибель всех его братьев не была напрасной. Я хотел сказать это, но невольно сорвавшиеся с моих губ слова были другими, зато точно более честными:

— Ты хочешь сказать, что вы все умрёте на этой планете.

Тёмные губы Дубаку изогнулись серповидной улыбкой:

— Конечно. Мы умрём рядом с нашими братьями, как и следовало. Вестник смерти Юлкхара хотел, чтобы вы знали правду о нашей последней битве и чтобы те в ком течёт кровь Дорна, никогда не сказали бы дурно о нашей гибели.

Я ничего не ответил. Они просили меня приехать, но я сам решу, как мне поступать.

Кинерик подался вперёд и вокс-динамики шлема не смогли полностью скрыть всплеск эмоций в его голосе:

— Вы должны вернуться на Элизиум. Переживите свой позор, раз должны. Как Багровые Кулаки пережили свой. Вы обязаны восстановить орден — галактика не может навсегда потерять Львов.

— Элизиум? Брат-рыцарь, орден так сильно пострадал, что не сможет восстановиться. Люди, материальная часть, знания… Ничего больше нет. У нас не осталось ничего, что мы могли бы передать следующему поколению. Вы оправдываете малодушие, подпитывая ложную надежду?

— Я оправдываю выживание, — прорычал Кинерик. — Выжить, чтобы сохранить драгоценную кровь и возвыситься снова, чтобы сражаться в другой день. Я надеюсь славно погибнуть, как и любой сын Рогала Дорна. Но даже в наших легендах о примархе, где он ради очищения заставлял воинов истекать кровью, он никогда не позволял им войти во вкус полного уничтожения. Иногда большая добродетель вынести позор и выжить.