— Нравится? — сказал Фрэнсис, — это не то, что может просто нравиться.

Когда они спустились на берег, песок и галька были мокрыми, потому что отлив закончился совсем недавно. Чего здесь только не было: подводные скалы и образованные ими небольшие заводи, и моллюски, и рожки, и маленькие береговички, похожие на необычайно тонкие зёрна маиса, разбросанные среди красных, коричневых и зелёных водорослей.

— Это восхитительно! — произнёсФрэнсис. — Это просто восхитительно, если хочешь знать! Я уже почти хочу пойти и разбудить остальных, потому что мне кажется, это не совсем честно.

— Ну, они уже видели это раньше, — почти искренне ответила Мэйвис. — И я не думаю, что искать русалок вчетвером — хорошая идея.

— К тому же, — заметил Фрэнсис, высказав то, о чём оба думали со вчерашнего дня в поезде, — Кэтлин хочет пострелять в русалок, а Бернард вообще думает, что это тюлень.

Они присели и поспешно сняли шлёпанцы и носки.

— Конечно, — сказал Фрэнсис, — нам вряд ли повезёт что-нибудь найти.

— Ну, — отозвалась Мэйвис, — судя по тому, что нам известно, её уже могли найти. Будь осторожен, когда пойдёшь по этим скалам, они ужасно скользкие!

— Как будто я не знаю! — заметил Френсис и побежал по тонкой полоске песка, что отделяла скалы от гальки, и впервые коснулся ногами моря. Это было всего лишь мелкое озерцо в зеленовато‑белой скале, но, тем не менее, это было все то же море.

— Слушай, а не слишком ли она холодная? — сказала Мэйвис, отдёргивая порозовевшие, мокрые пальцы ног. — Я против того, чтобы ты ходил по…

— Как будто я не!.. — начал Фрэнсис и неожиданно плюхнулся в большую чистую сверкающую заводь.

— Ну вот, я полагаю, что теперь мы немедленно должны пойти домой, чтоб ты переоделся, — не без горечи констатировала Мэйвис.

— Исключено, — заявил Фрэнсис, с трудом поднимаясь и держась за Мэйвис мокрыми руками. — Я совсем сухой! Ну, почти.

— Ты знаешь, что означает простуда? — спросила сестра. — Это значит — сидеть весь день дома или, возможно, вообще в постели. Тебе будут ставить горчичные пластыри и придётся есть жидкую овсяную кашу с маслом. Ну же, пойдём домой, мы и не могли найти здесь русалку. Это слишком яркое, светлое и обыденное место для того, чтобы тут случилось что‑нибудь волшебное. Давай, пошли домой!

— Ладно, только дойдём до конца волнореза, — убеждал её Фрэнсис. — Просто, чтобы посмотреть как там, на глубине, трепещут и колышутся водоросли, — такие тонкие, длинные и похожие на траву, совсем как на картинке с Сабриной.

— Полпути и ни шагу дальше, — твёрдо сказала Мэйвис. — Мама же говорила, что заходить глубоко — опасно.

Они прошли полпути, Мэйвис всё еще осторожно, Фрэнсис же после того, как полностью вымок, почти в открытую демонстрировал своё полное безразличие тому, плюхнется ли он снова в воду или нет. Это было очень забавно. Вам знакомо чувство, когда идёшь по мягкому и вязкому водяному мху или по гладким, как атлас ленточным водорослям? Знаете ли вы о том, как остры бывают раковины моллюсков, особенно когда они покрыты маленькими рачками, и что на круглые раковинки бледно‑жёлтых береговичков ступать вполне терпимо?

— Всё, — сказала Мэйвис, — идем домой! Только наденем носки и ботинки, чтоб не простудиться, и всю дорогу будем бежать.

— Лучше бы мы и не приходили, — поворачиваясь с мрачным видом, произнёс Фрэнсис.

— Ты же ведь не думал всерьёз, что мы можем найти русалку? — спросила Мэйвис и рассмеялась, даже несмотря на то, что была очень раздосадована тем, что Фрэнсис вымок и прервал захватывающую утреннюю игру. Но Мэйвис была замечательной сестрой.

— Глупая была идея. Плюхаться в этой заводи, разговаривая и дурачась, носясь туда‑сюда. Нам следовало прийти сюда в полночь и тихонько с предельно серьёзным видом сказать:

Услышь меня,

Прекрасная Сабрина…

— Ой! Подожди… Что‑то коснулось моей ноги!

Мэйвис остановилась и схватила брата за руку, помогая ему устоять. В этот же момент они ясно услышали голос, который явно не принадлежал ни одному из них. Это был самый сладкозвучный голос, который они когда‑либо слышали:

— Спасите её. Мы погибаем в неволе.

Фрэнсис глянул вниз: в воде мелькнуло что‑то бело‑коричневое с зелёным и скользнуло под камень, на котором стояла Мэйвис. Ощущение, что кто‑то держит его за ногу, исчезло.

— Ну и ну, ты это слышала? — переводя дыхание, удивлённо спросил он.

— Конечно, слышала, — ответила сестра.

— Нам же не могло показаться сразу обоим, — заметил Фрэнсис. — Хорошо бы оно ещё сказало кого, где и как спасти.

— Как думаешь, что это было? — тихо спросила Мэйвис.

— Русалка, кто же ещё! — уверенно ответил Фрэнс.

— Значит, действительно начинается волшебство… — пробормотала Мэйвис.

— В русалках не больше магии, чем в летающих рыбах или жирафах, — отозвался Фрэнсис.

— Но она же пришла, когда ты произнёс строчки из стишка про Сабрину! — возразила Мэйвис.

— Сабрина не русалка, — твёрдо возразил Фрэнсис, не пытайся совместить несовместимое. Пошли, нам надо как можно скорее добраться до дома.

— Разве она не может ею быть? — не унималась Мэйвис. — Я имею в виду русалкой. Как лосось, который может жить и в реках и в море.

— Я никогда не думал об этом… Просто потрясающе было бы, если бы это оказалась настоящая Сабрина, правда?Но кто, она, по-твоему, такая — та, что говорила с нами, или та, которая погибнет в неволе? Которую нам надо спасти.

Вскоре они достигли берега. Мэйвис прекратила выворачивать свои коричневые чулки и сказала:

— А может, нам всё это почудилось? Может, это просто какой‑то вид научной магии, при которой обоим кажется то, чего на самом деле нет? Ну, как индийские фокусы с манго. Ты же знаешь, дядя Фрэд про такое упоминал, обычно это называют «Расскажите это птичкам!»

— Я тебе скажу вот что, — ответил Фрэнсис, завязывая шнурки, — если продолжать утверждать, что какие‑то события не происходили, хотя мы точно уверены, что они происходили, то в скором времени у нас не останется ни единого шанса поверить в волшебство. Ты где‑нибудь в книгах видела, чтобы так поступали? Там просто говорят: «Это волшебство!» — и ведут себя, как ни в чём не бывало. И не делают вид, будто всё привиделось. Почему же это не могло быть волшебством?

— Тётя Доротея как‑то раз сказала мне, что магия похожа на Каплю Принца Руперта, — призналась Мэйвис. — Если однажды разбить её не останется ничего, кроме горстки пыли.

— Разве я не то же самое сказал? Мы всегда ощущали присутствие магии, не так ли? Теперь, когда мы, наконец, столкнулись с ней, не стоит быть глупыми и притворятся, что её нет. Давай просто поверим, каким бы трудным это не казалось. Мы ведь должны так поступить, а, Мэйвис? Вера в вещи делает их более реальными. Тётя Доротея говорила и это, помнишь?

Они поднялись.

— Остальным расскажем? — спросила Мэйвис.

— Мы должны, — уверенно ответил Фрэнсис, — если не скажем, это будет ужасно нечестно. Но даже если нам и не поверят, мы должны быть упорными, как Кассандра, и не обращать на это внимания.

— Я только хотела бы узнать, кого же мы должны спасти, — сказала Мэйвис.

У Фрэнсиса было предчувствие, что в свое время они это узнают. Откуда оно взялось, он объяснить не мог, просто почувствовал это. И он ответил лишь:

— Бежим!

Что они и сделали.

Кэтлин и Бернард встретили их у калитки, пританцовывая от возбуждения и нетерпения.

Где вы были? Что случилось? Почему ты весь мокрый, Фрэнс? — расшумелись они.

— У моря. Замолчите, я прекрасно знаю, что вымок, — ответил старший брат, проходя через калитку.

— Могли бы и нас с собой взять, — больше с грустью, чем со злостью заявила Кэтлин, — но всё равно, уйдя без нас, вы пропустили кое-что.

— И что же?

— Потрясающие новости, — —злорадно заметил Бернард и добавил. — Ага!

— Какие новости?