«Прежде москвитяне были в таком рабстве у заволжских татар, что князь их (наряду с прочим раболепием) выходил навстречу любому послу императора и ежегодно приходящему в Московию сборщику налогов за стены города и, взяв (его) коня под уздцы, пеший отводил всадника ко двору. И посол сидел на княжеском троне, а сам он коленопреклоненно слушал послов. Так что и сегодня заволжские и прошедшие от них перекопские татары называют князя москвитян своим холопом, то есть мужиком. Но без основания. Ведь себя и своих (людей) избавил от этого господства Иван, дед того Ивана (сына) Василия, который ныне держит (в руках) кормило власти, обратив народ к трезвости и повсюду запретив кабаки. Он расширил свои владения, подчинив себе Рязань, Тверь, Суздаль, Володов и другие соседние княжества. Он же когда король Польши Казимир и князь Литвы сражался в Пруссии с крестоносцами за границы королевства, а народ наш погрязал в распущенности, отнял и присоединил к своей вотчине литовские земли, Новгород, Псков, Север и прочие; он, спаситель и творец государства, был причислен своими людьми к лику святых. Ведь и стольный город свой он украсил кирпичной крепостью, а дворец – каменными фигурами…, позолотив купола некоторых его часовен. Также и рожденный им Василий, поддерживая ту же трезвость и ту же умеренность нравов…Расширил свой стольный град Москву, включив в нее деревню Наливки, создание наших наемных воинов, дав ей название на позор нашего хмельного народа….. Он в такой трезвости держит своих людей, что ни в чем не уступает татарам, рабом которых некогда был; и он оберегает свободу не мягким сукном, не сверкающим золотом, но железом; и он держит своих людей во всеоружии, укрепляет крепости постоянной охраной; он не выпрашивает мира, а отвечает на силу силой, умеренность его народа равна умеренности, а трезвость – трезвости татарской» (36, стр.78–80).

«А так как москвитяне воздерживаются от пьянства, то города их славятся разными искусными мастерами; они, посылая нам деревянные ковши и посохи, помогающие при ходьбе немощным, старым, пьяным, а также черпаки, мечи, фалеры и разное вооружение, отбирают у нас золото» (36, стр.77). Вот какими были наши предки создавшие Российскую империю, прежде всего ТРЕЗВЫМИ, кто так вторит врагам нашим и забулдыгам, что русский народ – пьяный народ и другого веселия не знает кроме пьянства. С пьяну можно только дров наломать, а не сделать что-либо дельное.

Низкий поклон, мое почтение и вечная память Царям Российским утвердившим на Руси трезвость и возродившим на ней Русь, будьте и для нас и для правителей наших живым примером Иван III (окончательно свергнувший татаро-монгольское иго), его сын Василий III (последний собирательль земли русской), его внук Иван IV (Грозный). К ним всем могут быть отнесены слова посвященные Василию: «Он в такой трезвости держит своих людей, что ни в чем не уступает татарам, рабом которых некогда был; и он оберегает свободу не мягким сукном, не сверкающим золотом, но железом; и он держит людей своих во всеоружии, укрепляет крепости постоянной охраной; он не выпрашивает мира, а отвечает на силу силой, умеренность его народа равна умеренности, а трезвость – трезвости татарской» (36, стр.80).

А потом была смута, так как не подготовил Иван Грозный себе достойного преемника, и труды их пошли прахом. Нет Русь созданная их трудами пока до сих пор стоит, но надолго ли? Потом были Романовы со своими Монопольками и орлеными штофами, которые получали деньги на свои и государственные нужды от спаивания собственного народа, в отличии от Рюриковичей, которые эти деньги получали от спаивания неприятеля. А может начиная с ХVII века для наших правителей неприятелем стал собственный народ?

Проблемой борьбы с пьянством были озабочены лучшие люди России, но мы мало что знаем о них. Почему? Да потому что пьяным народом управлять легче и пороки прививать народу легче чем что то положительное. Вот и читают наши дети в школе поэму Н.А.Некрасова “Кому на Руси жить хорошо”, где у мужиков всегда скатерть самобранка наряду с едой на стол ставит ведро водки, а тех кто не пьет укоряют: “Не пьют, а также маются. Уж лучше б пили глупые”. Но почему то ни в одной хрестоматии, ни в одной программе нет социально острых стихов А.К. Толстого, “Колокольчики мои… “ не в счет. Других стихов и работ его и его соратников славянофилов, один “Богатырь” чего стоит, вот прочитайте и вдумайтесь

Богатырь

По русскому славному царству,
На кляче разбитой верхом,
Один богатырь разъезжает
И взад, и вперед, и кругом.
Покрыт он дырявой рогожей,
Мочалы вокруг сапогов,
На брови надвинута шапка,
За пазухой пеннику штоф.
“Ко мне горемычные люди,
Ко мне, молодцы, поскорей!
Ко мне молодицы и девки, —
Отведайте водки моей!”
Он потчует всех без разбору,
Гроша ни с кого не берет,
Встречают его с хлебом-солью,
Честит его русский народ.
Красив ли он, стар, или молод —
Никто не заметил того;
Но ссоры, болезни и голод
Плетутся за клячей его.
И кто его водки отведал,
От ней не отстанет никак,
И всадник его провожает
Услужливо в ближний кабак.
Стучат и расходятся чарки,
Трехпробное льется вино,
В кабак, до последней рубахи,
Добро мужика снесено.
Стучат и расходятся чарки,
Питейное дело растет,
Жиды богатеют, жиреют,
Беднеет, худеет народ.
Со службы домой воротился
В деревню усталый солдат;
Его угощают родные,
Вкруг штофа горилки сидят.
Приходу его они рады,
Но вот уж играет вино,
По жилам бежит и струится
И головы кружит оно.
“Да что, – говорят ему братья, —
Уж нешто ты нам и старшой?
Ведь мы-то трудились, пахали,
Не станем делиться с тобой!”
И ссора меж них закипела,
И подняли бабы содом,
Солдат их ружейным прикладом,
А братья его топором!
Сидел над картиной художник,
Он Божию Матерь писал,
Любил как дитя он картину,
Он ею и жил, и дышал;
Вперед продвигается дело,
Порой на него с полотна
С улыбкой Святая глядела,
Его одобряла она.
Сгруснулося раз живописцу,
Он с горя горилки хватил.
Забыл он свою мастерскую,
Свою Богоматерь забыл.
Весь день он валяется, пьяный
И в руки кистей не берет —
Меж тем, под рогожею, всадник
На кляче плетется вперед.
Работают в поле ребята
И градом с них катится пот,
И им, в умилении, всадник
Орленый свой штоф отдает.
Пошла между ними потеха!
Трехпробное льется вино,
По жилам бежит и струится,
И головы кружит оно.
Бросают они свои сохи,
Готовят себе кистени,
Идут на большую дорогу,
Купцов поджидают они.
Был сын у родителей бедных;
Любовью к наукам влеком,
Семью он свою оставляет
И в город приходит пешком.
Он трудится денно и нощно,
Покою себе не дает,
Он терпит и голод и холод,
Но движется дело вперед.
Однажды, в дождливую осень,
В одном переулке глухом,
Ему попадается всадник,
На кляче разбитой верхом.
“Здорово, товарищ, дай руку!
Никак ты, бедняга, продрог?
Что-ж выпьем за Русь и науку!
Я сам им служу, видит Бог!”
От стужи, иль с голодухи,
Прельстился на водку и ты —
И вот потонули в сивухе
Родные, святые мечты!
За пьянство из судной управы
Повытчика выгнали враз;
Теперь он крестьянам, на сходке,
Читает подложный указ:
Лукаво толкует свободу
И бочками водку сулит;
“Нет боле оброков, ни барщин;
Того-де закон не велит.
Теперь, вишь, другие порядки.
Знай, пей, молодец, не тужи!
А лучше чтоб спорилось дело,
На то топоры и ножи!”
А всадник на кляче не дремлет,
Он едет и свищет в кулак;
Где кляча ударит копытом,
Там тотчас стоит и кабак.
За двести мильенов Россия
Жидами на откуп взята —
За тридцать серебрянных денег
Они же купили Христа.
И много Понтийских Пилатов,
И много лукавых Иуд
Отчизну свою распинают,
Христа своего продают.
Стучат и расходятся чарки,
Рекою бушует вино,
Уносит деревни и села
И Русь затопляет оно.
Дерутся и режутся братья,
И мать дочерей продает,
Плачь, песни, вой и проклятья —
Питейное дело растет!
И гордо на кляче гарцует
Теперь богатырь удалой;
Уж сбросил с себя он рогожу,
Он шапку сымает долой:
Гарцует оглоданный остов,
Венец на плешивом челе,
Венец из разбитых бутылок
Блестит и сверкает во мгле,
И череп безглазый смеется:
“Призванье мое свершено!
Не даром же им достается
Мое даровое вино!”

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: