Лучше всего поговорить с невесткой. Она в больнице работает. У них там, наверно, всякий народ нужен.

И Матвей Кузьмич так и спросил невестку:

- У вас, Танечка, в больнице-то, наверно, всякий персонал требуется? И по медицине и так. Нельзя ли и меня там где-нибудь пристроить? Я ведь не только швейцаром могу. Я кем угодно. Я бы даже мог покойников выносить. Ведь я, вы поглядите, какой здоровый... - И он выпрямился во весь рост и разгладил бороду. - Меня хоть на войну посылай, а не только что в швейцары.

- А зачем вам, папаша, служить? - спросила Татьяна Федоровна. - Все у вас готовое. Деньги у вас есть. Вот и пенсию будете получать.

- Скучно мне! - вдруг со стоном сказал Матвей Кузьмич. - До крайности прямо скучно! Вы представить себе не можете. Я и помереть так от скуки могу.

В тот же вечер жена передала этот разговор мужу. Виктор Матвеевич сердито сказал:

- В кино его надо сводить. В театр. Я же занят с утра до ночи, мне вздохнуть некогда. А ты могла бы его развлечь немножко. Действительно, старику скучно.

Немедленно супруги поссорились.

Жена кричала, что она тоже занята черт знает как.

Но в следующий же вечер старика повели в кино.

Водили его и в театр, и по музеям, и еще раз в Планетарий, по его просьбе.

Виктор Матвеевич два раза ходил с ним в Парк культуры и отдыха. Вспоминая о матери, сын всячески старался теперь сделать что-нибудь приятное для отца. В парке он водил его в цирк-шапито, и плавал с ним на лодке, и показывал ему аллею смеха. Ухаживал за ним, как за маленьким.

Но отец чувствовал себя неловко в обществе сына, точно стесняясь того, что сын тратит на его развлечения драгоценное время. И видно было, что зрелища слабо развлекают старика.

По утрам Матвей Кузьмич все чаще и чаще уходил из дому и один часами бродил по городу. Постепенно он освоился. Безбоязненно переходил теперь через улицы, запоминал номера трамваев и ездил даже куда-то на окраину города - в церковь.

Однажды утром он зашел в большое учреждение на Ильинке и, разыскав завхоза, спросил, не требуются ли здесь швейцары. Завхоз сказал, что швейцары пока не требуются, но вот рабочие для дворовых работ нужны.

Матвей Кузьмич подумал, что временно можно, пожалуй, поступить и рабочим, а потом, когда освободится должность, стать швейцаром. Матвей Кузьмич сказал, что он согласен.

Но завхоз посмотрел его паспорт и замахал руками.

- Нет, нет, таких нам пока не требуется! Тебе же скоро восемьдесят лет...

- Не восемьдесят, - сказал Матвей Кузьмич, - а семьдесят шестой. А вообще вы не по годам смотрите, а по корпусу. Какой у меня корпус! Другому и тридцать лет, а он весь скрюченный, квелый. А мне семьдесят шесть скоро, а у меня все зубы на месте. Не надо если вам рабочих - вы так и скажите, а для чего человеку намек делать...

Матвей Кузьмич ушел.

После этого случая поступать на службу он уже не пытался, хотя был твердо убежден, что встреченный им завхоз обыкновенный дуботол и, если б на месте этого завхоза был кто-нибудь другой, более серьезный, договориться о службе можно было бы. Люди везде нужны. И всякие люди.

Но Матвей Кузьмич, однако, больше ни в одно учреждение не ходил. Он по-прежнему или сидел дома, или бродил по городу, погруженный в думы свои.

Поговорить с сыном о работе он долго не решался. Да и занят был сын все время. Разговаривал Матвей Кузьмич чаще с Ольгой Михайловной. Он простил ей тот случай, когда она высказала свое нелестное мнение о его ведрах. Он приходил к ней на кухню, иногда помогал мыть посуду и, присев на табуретку, говорил, вздыхая:

- Вот, значит, какая тригонометрия! Нахожусь я, как тот суслик, в неволе. И ни дома, и ни в солдатах...

Ольга Михайловна сочувствовала ему. Она была единственным сочувствующим ему человеком. Она советовала ему поговорить с Виктором Матвеевичем.

- Он ведь очень хороший, - говорила она. - Вы объясните ему, как и что.

И Матвей Кузьмич решился наконец. Но, как нарочно, сын собрался уезжать в командировку. Утром он позавтракал, простился со всеми и уехал в трест. Из треста он должен был ехать на вокзал. Разговаривать было некогда.

Матвей Кузьмич потерял последнюю надежду. И неизвестно, как бы чувствовал себя, если бы не произошло одно пустячное событие.

Дома Виктор Матвеевич в спешных сборах забыл бритву. Он позвонил домой. Татьяна Федоровна снарядила в трест Матвея Кузьмича. Она со всеми подробностями рассказала ему, как надо ехать, на какой трамвай садиться и как идти там от остановки. Матвей Кузьмич сказал, что он найдет "безо всякого".

И он действительно нашел.

Швейцар в тресте показал ему, как пройти в кабинет директора, и посоветовал сесть в лифт. Матвей Кузьмич решил обойтись без лифта. Он поднялся на третий этаж, разыскал кабинет.

Но у дверей кабинета его остановил секретарь. Чернявый молодой человек сказал, что директор занят, он сейчас уезжает и никого принимать не велел.

- Уезжает он. Понятно?

- Вот я по этому самому делу к нему и иду. Я ему папаша.

Чернявый молодой человек критически осмотрел старика. Потом попросил подождать и сам вошел в кабинет.

Из дверей сейчас же показался Виктор Матвеевич.

- Папаша мой, собственной персоной! - сказал он весело и ввел отца в кабинет.

В кабинете сидели четыре человека в хороших костюмах. Они заулыбались, глядя на старика.

Матвей Кузьмин смутился.

- Садись, пожалуйста, - сказал сын и пододвинул ему стул. - Отдохни...

Матвей Кузьмич сел. Но через минуту почувствовал себя особенно неловко. В кабинет входили все новые люди, а он сидел тут и, может быть, мешал заниматься. Он подошел к сыну и сказал негромко:

- Я, пожалуй, пойду. Мне еще в одно местечко надо зайти.

- Ну, как знаешь, Матвей Кузьмич, - сказал сын и пожал ему руку. - А дорогу-то обратно найдешь?

- Конечно, - сказал отец и осторожно закрыл за собой дверь.

- Ну как, добились? - спросил его внизу швейцар, сидевший теперь за маленьким столиком в широкой нише. Он пил чай.

- Свободно, - сказал, довольно улыбаясь, Матвей Кузьмин. И зашел к швейцару в нишу. - Спичек у вас случайно не будет?

Швейцар, погремев спичками, протянул ему коробок.

Вскоре Виктор Матвеевич прошел мимо отца, не заметив его. Виктор Матвеевич спешил. До поезда оставалось меньше четверти часа.

Матвей Кузьмич, проводив сына глазами, улыбнулся и сказал швейцару:

- Видел? Это сынок мой, директор. Я к нему приехал...

- Будет врать-то! - строго сказал швейцар. - У него папаша инженер путей сообщения. Я это точно знаю. Мне говорили...

- Чудак! - не обиделся Матвей Кузьмин. - Чего это я врать буду на старости лет? Я тебе говорю - сын мой родной. Желаешь, паспорт покажу?

- Ну, зачем мне паспорт! - смутился швейцар. Решительный тон Матвея Кузьмина, видимо, поколебал его убеждение. - Может, и в самом деле ваш сынок. Я не спорю. - И вдруг такая любезность: - Да вы чего стоите? Присаживайтесь...

И придвинул стул Матвею Кузьмичу.

Матвей Кузьмич сел. Минута представлялась самой подходящей, чтобы толком расспросить швейцара обо всем и между прочим политично выяснить, нет ли тут интересных вакансий.

Швейцар сказал, что вакансий, вообще-то говоря, нету, но, если желательно, можно разузнать через знакомых, где такие вакансии имеются. Известно, что сейчас повсеместно спрос на людей. Даже в газетах пишут, приглашают.

Швейцар не удивился, что папаша директора ищет себе такую должность. Швейцару это показалось вполне нормальным. Он только спросил:

- А в караульные вы не согласны пойти? У меня тут есть на примете одно местечко: караульный нужен в магазин...

Матвей Кузьмич сказал, что можно и в караульные пойти, но интереснее все-таки в швейцары - по старой, так сказать, специальности.

Швейцар сказал:

- Загляните ко мне денька через два, через три. Может, я вам это дело устрою...