– И здесь шашлык жарили, – мечтательно пробормотал Грикор, разглядывая очаг. – А шашлык запивали вином, да еще, поглядите, из какой кружки… Ну нет, после этого не называйте меня больше обжорой!

И в самом деле, кружкой, вероятно, пользовались великаны – такой она была громадной. Кружка эта была полна пестрых, блестящих бус.

– Ого, да это они оставили для Асмик! – обрадовался Грикор.

– И как это ты находишь самые интересные вещи! – не без зависти сказал Камо.

– Идите-ка сюда, ребята, – позвал учитель. – Посмотрите на эти кинжалы, большие-пребольшие, грубые. Их ковали местные кузнецы. Вот даже следы, оставленные молотом. Делали эти мечи наскоро, как попало, наверно тогда, когда уже шли сражения…

– Ох, поглядите-ка! – показал Грикор на какой-то предмет, весьма отдаленно напоминавший пистолет.

Это была широкогорлая короткая трубка с деревянной ручкой.

Глаза учителя загорелись:

– Дай сюда!.. Подумать только – пистолет, первое огнестрельное оружие!.. Армяне научились пользоваться им у арабов.

В то время как учитель был еще занят разглядыванием найденных предметов, Камо и Грикор подошли к гнезду орла. Выступ, на котором находилось гнездо, был довольно высокий. Камо, став у стены, сказал Грикору:

– Влезь мне на спину и попробуй достать из гнезда птенца.

– Укусит… Зачем нам орленок?

– Для уголка живой природы. Будем держать в клетке.

Грикор влез на плечи Камо и сунул руку в гнездо. Орленок раздраженно взглянул на мальчика и пребольно ударил его своим кривым клювом. Грикор взвыл и скатился вниз.

– Ой, укусил! – кричал он и тряс пальцем, залитым кровью.

– Эх, мужчина! Ну, становись, я влезу. Выдержишь меня?

– С трудом: больно тяжел ты. Да уж лучше твою тяжесть выдержать, чем от этих крылатых разбойников страдать.

Камо влез на спину Грикору, накинул шапку на орленка, схватил его и соскочил на землю. Крепко зажав крылья и клюв птицы, он начал разглядывать ее. Птенец орла был величиной с добрую курицу. Перья у него были такие же, как и у матери, но более светлого оттенка. Белыми были и «штаны».

Не успел Камо как следует рассмотреть птенца, как раздался сильный свист и в пещеру, словно буря, ворвалась орлица. Своими мощными крыльями она ударила Грикора и сбила его с ног. Камо успел отскочить в глубину пещеры, не выпуская, однако, из рук взятого в плен птенца. А учитель, размахивая какой-то заржавленной саблей, бросился на орлицу, клевавшую Грикора.

– Ой, съела, съела она меня! – вопил Грикор, уткнувшись лицом в землю, хотя орлица уже оставила его и вылетела из пещеры.

Теперь она в тревоге носилась у входа, а птенцы, высунув голову из гнезда, отчаянно пищали, по-видимому упрашивая мать не оставлять их без защиты.

Камо так закутал в куртку захваченного им орленка, что тот и голоса подать не мог, и орлица, не зная, что один из ее детенышей в плену, больше не нападала на людей.

– Ну, как дела? – смеясь, спросил Камо у Грикора.

– Ой, эта негодница чуть плечо у меня не вырвала…

– Покажи-ка свое плечо!.. Пустяки, поцарапала немного. Увидишь, как все в селе удивятся, когда мы покажем орленка! Такого поймать – не шутка. Из-за него и царапину получить не жаль.

Связав орленку ноги, Камо отнес его в темный угол. Птенец успел, однако, до крови расцарапать руку мальчика и изорвать его рубашку.

– Асмик, Армен, мы поймали орленка! – подойдя к краю пещеры, крикнул Камо в ущелье.

– Покажи, Камо! – донесся снизу радостный голос Асмик.

– Сейчас, сейчас принесу… – пообещал Камо, но, увидев грозно парившую над ущельем орлицу, показать орленка не решился.

Мальчики подошли к учителю, что-то осматривавшему в глубине пещеры.

Здесь Грикор неожиданно увидел скелет человека: он сидел, прислонившись к стене, и, казалось, смеялся.

В страхе взмахнув руками, Грикор попятился и нечаянно упал спиной прямо на постели.

Тюфяки и одеяла, не выдержав тяжести мальчика, не смялись под ним, а вдруг рассыпались в пыль – уцелел лишь один угол «горки».

Увидев это, Камо окаменел от изумления, а учитель сердито взглянул на Грикора.

– Предупреждал же я: будьте осторожны! – с досадой проговорил он. Но, посмотрев по направлению взгляда Грикора, тоже вздрогнул всем телом: таким страшным был этот, века пробывший здесь скелет. У его колен лежал огромный меч.

Побежали по телу мурашки и у Камо. Поднявшись на ноги, Грикор стоял в полном смущении.

– Как это случилось? Почему они рассыпались? – едва мог выговорить он.

– И все это действительно было постелями? – с удивлением спросил Камо.

– Конечно. Настоящими постелями! – сказал сердито Арам Михайлович. – Это одеяло было покрыто шелком, это – шерстью, это – холстом… Посмотри, как прекрасно сохранились краски – их наши предки добывали из растений. Жаль, что они не передали своим потомкам секрет их изготовления!

– Отчего же постели рассыпались?

– Они рассыпались от времени. Пока их никто не трогал, они оставались внешне целыми. Достаточно было только прикоснуться – и видишь, что получилось… Ах, Грикор, я не могу простить тебе! – вздохнул учитель.

«Нет, братцы, мне тут с вами делать нечего. Пойду-ка я в места медовые», – подумал Грикор.

– Я пойду отсюда, – сказал он и, не ожидая позволения, скрылся в уже знакомом нам проходе.

Дойдя до места, где проход в стене пещеры раздваивался, Грикор повернул в тоннель, который, по его предположению, вел на «пчельник».

В этом проходе было мрачно и сыро. Из его глубин несло холодом. Стены были влажны, покрыты фосфорически поблескивающей слизью. Казалось, что в темноте сверкают глаза каких-то таинственных животных, чудовищ, которые вот-вот спросят, зачем сюда пожаловали люди.

Грикору было страшно, но вернуться он не мог: проход был так узок, что мальчик не мог в нем и повернуться. Оставалось только ползком двигаться вперед. И он, раздирая в кровь локти, медленно пробирался в темноте. Наконец вдали блеснул свет, и Грикор увидел широкое отверстие, вокруг которого носилось множество пчел.

– Ура! Вот и дошел до меда! – сказал Грикор громко, быть может для того, чтобы отогнать охвативший его страх.

Большая пещера была полна пчел.

Пчелы, по-видимому, еще никогда не видели людей. Поэтому они сначала не обратили никакого внимания на мальчика и не тронули его.

Грикор прошел внутрь пещеры и осмотрелся. Здесь стояло несколько больших широкогорлых глиняных кувшинов – карасов, кувшины поменьше, с ручками и без ручек, а также глиняный, почерневший от сажи горшок, в котором, вероятно, готовили пищу. И все кувшины – большие и малые – были полны пчел и сотов: и золотистых, сочных, и старых, черных. Это были, в сущности, ульи, жилье целых пчелиных семейств. И, когда Грикор увидел их, бурный восторг охватил его. Мальчик почувствовал потребность сейчас же с кем-нибудь поделиться своими впечатлениями.

Грикор подошел к отверстию пещеры, глянул вниз и обрадовался, увидев Армена и Асмик, стоящих с закинутыми кверху головами. А невдалеке от них синими клубочками поднимался дымок из старенькой трубки деда Асатура.

Наклонившись над пропастью, Грикор крикнул:

– Эгей!.. Пчелы здесь все щели и дырки медом наполнили! – и начал радостно выплясывать на карнизе.

Асмик в ужасе закрыла глаза.

– Войди внутрь, упадешь! – крикнула она.

Грикор вернулся к пчелам. Маленькие птички – пчелояды – носились по пещере и охотились за пчелами, ловя и глотая их на лету.

– Вот так штука! – пробормотал он. – Значит, и здесь у пчел есть враги…

Он снова подошел к краю обрыва и крикнул вниз:

– Армен, где вы видите лопату кума Мукела? Ну-ка, поглядите и скажите мне.

Асмик засмеялась.

– Не кума Мукела, а охотника Каро! – тоненьким голоском отозвалась она. – Вон справа от тебя, совсем близко.

Грикор сделал еще шаг вперед и поглядел направо. Там действительно виднелась какая-то палка, торчавшая из соседней не то пещеры, не то большой расщелины в скале. От выступа, на котором стоял Грикор, к ней вела узенькая, похожая на морщинку тропка. Грикор ступил на эту тропинку и осторожно, придерживаясь за скалу и стараясь не смотреть вниз, дошел по ней до новой пещеры, со входом, похожим на щель. Из нее-то и торчала ручка лопаты, глубоко воткнутой в соты, казалось наполнявшие всю пещеру. Густо была облеплена медом и вся лопата. Вокруг мальчика тучей носились и угрожающе жужжали пчелы. Хорошо, что он захватил с собой сетку и успел надеть ее на голову.